— Как можно в такое время спать?
— Скоро рассвет.
— Ничего нельзя сделать с очагом? — спросил Леклерк. — Он не должен так чадить. — Вдруг он вскинул голову, будто отряхиваясь, и сказал:
— Джон, очень интересное донесение от Филдена. Перемещение войск в Будапеште. Может, когда вы вернетесь в Лондон… — Он остановился, не закончив фразу, и нахмурился.
— Вы говорили об этом, — мягко сказал Эйвери.
— Да, вы должны заняться этим.
— С удовольствием. Похоже, что это очень интересно.
— Вы согласны со мной, верно?
— Очень интересно.
— Знаете, — сказал он: казалось, он что-то вспомнил, — той несчастной женщине по-прежнему не хотят давать пенсию.
* * *
Он сидел на мотоцикле как за обеденным столом — выпрямив спину, поджав локти. Мотоцикл нещадно тарахтев. Грохот двигателя катился по озябшим полям, будил петухов. На проселке сильно трясло. Плащ был с кожаными накладками на плечах, полы бились о спицы заднего колеса. Наступил рассвет.
Скоро надо будет чего-то поесть. Непонятно, почему он так голоден. Может, дело в физической перегрузке. Да, конечно. Он поест, но не в городе, еще не в городе. И не в кафе: чужаки обычно приходят в кафе. Не в кафе, где мог раньше бывать тот юноша.
Он все ехал. Мучил голод. Кроме как о еде, ни о чем не мог думать. Рука сжимала газ, и мотоцикл нес вперед обессиленное тело. Он свернул на дорожку, ведущую к какой-то ферме, и остановился.
Дом был старый, неухоженный — выглядел так, как будто вот-вот развалится. Дорожка с колеей от телеги поросла травой. Ограда была сломана. Когда-то здесь был сад, спускающийся террасами, теперь совершенно одичавший.
В кухонном окне горел свет. Лейзер постучал в дверь. Рука дрожала после мотоцикла. Никто не вышел. Он постучал снова, пугаясь своего же стука. В окне ему померещилось какое-то лицо, мелькнувшая тень мальчика или отражение раскачивающейся ветки.
Он быстро вернулся к мотоциклу, с ужасом ощущая, что его голод — вовсе не голод, а одиночество. Надо где-нибудь прилечь и отдохнуть. Он подумал: я забыл, как это бывает. Он опять сел на мотоцикл и поехал. Доехал до леса и прилег там, спрятав лихорадочно горящее лицо в зарослях папоротника.
* * *
Наступил вечер; в поле было еще светло, но в лесу, где лежал Лейзер, быстро стемнело — красные стволы сосен превратились в черные колонны.
Он отряхнулся от листьев и зашнуровал ботинки. Жесткая кожа болезненно резала ногу. У него ведь не было возможности разносить их. Он поймал себя на мысли, что Леклерку и другим это безразлично, а ему не протянуть руку через пропасть, что легла между ушедшим и оставшимся, между живым и умирающим.
Он натянул рюкзак и снова почувствовал жгучую боль, когда лямки врезались в покрытые синяками плечи. Он взял в руку чемодан и пошел через поле к дороге, туда, где оставил мотоцикл. До Лангдорна было пять километров. Лейзер подумал, что этот, первый из трех городов, должен показаться за холмом. Вот-вот будет полицейский пост, скоро уже можно будет поесть.
Он ехал медленно, с чемоданом на коленях, напряженно вглядываясь в мокрую дорогу, ожидая увидеть вдали красные огоньки или кучку людей с автомашинами. В конце затяжного поворота он увидел слева дом с нарисованной кружкой пива в окне. Он въехал во дворик, на шум двигателя к дверям вышел старик. Лейзер слез с мотоцикла.
— Я хочу пива, — сказал он, — с сосисками. У вас есть?
Они прошли в пивную, и старик усадил его за стол, в окно Лейзер мог видеть свой мотоцикл во дворике. Он принес Лейзеру бутылку пива, сосиски, нарезанные кусочками, и черный хлеб, а сам остался стоять у стола, наблюдая, как Лейзер ест.
— Куда вы едете? — Его худощавое лицо оттеняла борода.
— На север. — Лейзер знал свою роль.
— А откуда вы?
— Какой дальше будет город?
— Лангдорн.
— Далеко до него?
— Пять километров.
— Есть где остановиться?
Старик пожал плечами. Его жест выражал не равнодушие, не отрицательный ответ, а полное отрицание, словно он ни во что не верил и никто не верил ему.
— А дорога как?
— Нормальная.
— Говорят, была диверсия.
— Не было диверсии, — сказал старик, будто диверсия могла быть надеждой, утешением или чем-то, что их объединяло: чем-то, что наполнило бы теплом или осветило сырое сумрачное помещение.
— Вы с востока, — объявил старик. — У вас восточный выговор.
— Это родители, — сказал Лейзер. — Кофе есть?
Старик принес кофе, очень черный и кислый, совершенно безвкусный.
— Вы из Вильмсдорфа, — сказал старик. — На мотоцикле вильмсдорфский номер.
— У вас много посетителей? — спросил Лейзер. бросив взгляд на дверь.
Старик покачал головой.
— Дорога не загружена? — Снова старик ничего не ответил. — У меня друг под Калькштадтом. Это далеко?
— Нет. Сорок километров. Под Вильмсдорфом убили одного парня.
— Он держит кафе. В северной части города. Под названием «Кот». Знаете?
— Нет.
Лейзер понизил голос:
— Там кое-что было. Драка. Несколько солдат из города. Русские.
— Уходите, — сказал старик.
Лейзер хотел заплатить, но нашел купюру только в пятьдесят марок.
— Уходите, — повторил старик.
Лейзер взял чемодан и рюкзак.
— Старый дурак, — резко сказал он. — За кого ты меня принимаешь?
— Вы или хороший человек, или плохой, опасно и то и другое. Уходите.
Полицейский пост так и не встретился. Лейзер вдруг оказался в центра Лангдорна; на главной улице было уже совершенно темно, только свет, выбивающийся из щелей закрытых ставен, отплескивал кое-где на булыжниках мокрой мостовой. Мимо не проехала ни одна машина. Мотоцикл ужасно тарахтел, Лейзер чувствовал себя так, будто выехал на рыночную площадь, чтобы трубным гласом оповестить город о своем прибытии. Во время войны, подумал он, немцы ложились рано, чтобы в постели было теплее, — так же, может, и теперь.
Настало время избавляться от мотоцикла. Он выехал из города, нашел заброшенную церковь и оставил мотоцикл у входа в ризницу. Потом вернулся в город и пошел на станцию. Кассир был в форме.
— До Калькштадта. Один.
Кассир протянул руку. Лейзер вынул купюру из бумажника. Тот взял ее и с нетерпением встряхнул. На секунду Лейзер смутился и, не понимая жеста, смотрел на его руку и злое подозрительное лицо за решеткой кассы.
Вдруг кассир рявкнул:
— Удостоверение личности!
Лейзер улыбнулся с извиняющимся видом:
— Совсем забыл, — сказал он и открыл бумажник, чтобы показать карточку в целлофановом отделении.
— Выньте из бумажника, — сказал кассир.
Лейзер наблюдал, как тот разглядывал карточку под лампой.
— Разрешение на передвижение?
— Вот, пожалуйста. — Лейзер дал ему документ.
— Зачем вам в Калькштадт, если вы едете в Росток?
— Наш кооператив отправил поездом кое-какое оборудование из Магдебурга в Калькштадт. Тяжелые турбины и специальный инструмент. Их нужно установить.
— А как вы сюда попали?
— Меня подвезли.
— Подвозить запрещено.
— В наше время все должны стараться делать, что от нас зависит.
— В наше время?
Кассир прижал лоб к стеклу и посмотрел вниз на руки Лейзера.