праздника сразу.
праздничным датам страны, а, скорее, другое: до сих пор не удается найти
подлинных документов о первых годах жизни ни Верховного, ни его приятеля из
Аксая.
идет водка, и всю жизнь держался правил хорошего тона, изложенных в
поваренной книге, так и аксайский хая где-то когда-то услышал, что тот, кто
окружен лошадьми, проживет долго. Оттого он постоянно множил свой табун,
строил дворцы-конюшни, и кони у него содержались в десятки раз лучше, чем
люди. Имел он и льва, и павлинов, и пруды с диковинными рыбами, держал и
злобного пса Карахана, перекусавшего в округе не один десяток человек.
Карахан и иноходец Саман волновали его больше всего на свете.
бывший учетчик тракторной бригады петушиные бои, перепелиные, собачьи.
Устраивал редкие по нынешним временам развлечения: грызню между жеребцами.
Любимый Карахан слыл известным бойцом в Узбекистане, загрыз в схватках
несколько десятков соперников. Хозяин настолько уверился в силе своего
волкодава, что объявил односторонний приз в двадцать пять тысяч тому, чья
собака одолеет Карахана. Нашелся человек, принявший вызов, и состоялось
грандиозное шоу на переполненном стадионе, куда согнали народ радоваться
мощи пса великого хозяина. Но Карахан потерпел поражение, и спас его от
смерти только пистолетный выстрел. А обещанный приз хозяину победителя,
лишившемуся редкой бойцовской собаки, Арипов так и не выдал -- не имел
привычки расставаться с награбленным. В хорошем настроении он часто любил
повторять: я жадный, я очень жадный человек, и при этом громко смеялся.
покидала его, оттого он долгие часы проводил во дворцах-конюшнях с
мраморными колоннами, резными дверями. Устраивал в конюшнях совещания,
приемы; повсюду там под рукой оказывались телефоны. Завернувшись в дорогой
долгополый тулуп -- пустой, на редких, ручной работы текинских коврах он
проводил порою целые ночи вместе со своим любимцем Саманом и псом
Караханом. С лошадьми он ладил, и даже с самыми дикими, своенравными, злыми;
был только один случай, когда его укусил молодой жеребец донской породы. Он
тут же вынул пистолет и пристрелил его; оружием он пользовался часто, и в
настроении долгие часы сам чистил его, никому не доверял.
ханскую прихоть мог позволить себе не всякий хан. Страшное, до жути,
зрелище, когда, хрипя, бьются грудью, копытами озверевшие животные, словно
львы выгрызают друг у друга куски живого мяса. И кровь хлещет по молодым
сильным крупам, и ржание поверженных похоже на стон раненых. Побежденного
жеребца тут же прирезают, и к вечеру готовится традиционный бешбармак. Он
вообще обожал конину: из самых лакомых кусков готовили ему специальную
колбасу -- казы.
рассказывать о нем: какой породы, откуда доставлен, какие у него прежде были
победы. Что-то каннибальское чудилось внимательному и тонкому человеку в
этих пиршествах, переходящих в оргии...
Наполеона, аксайского хана, они бумерангом возвращаются к нему. Впрочем, все
те, о ком он думает сегодня ночью, включая каратепинского секретаря обкома,
уже держат ответ перед партией и государством; увильнул из тех, кого он
знает, лишь полковник, но Пулат Муминович твердо убежден -- пока. Он уверен,
что придется расплачиваться всем, и ему самому, и всей халтаевской рати.
Вспоминая поименно дружину начальника милиции, ее предводителя и их делишки,
Пулат Муминович вдруг понимает, что не просто это будет сделать -- вон как
держатся хозяева жизни, попробуй их взять. Успели, наверное, позаметать
следы. И неожиданно уясняет, что все опять упирается в него самого, в его
партийную совесть: никто не предъявит ему счет ни за Нору, ни за учительницу
Даниярову, да и за полковничью рать, наверное, тоже.
арестовали и осудили Тилляходжаева, он не всегда самостоятельно принимал
решения, ему бы никто не поверил. Да, да, не поверил. Если судья в
футбольном матче захочет подыграть какой-нибудь команде, то это едва ли
увидит и поймет весь стадион или об этом сразу догадается проигравшая
команда. Тут способов много, и трудно судью, как карманника, поймать за
руку -- можно ведь что-то не заметить или, наоборот, разглядеть то, чего не
было, да и правила толковать можно по-всякому. Так и с ним.
-- никогда. Кто, кроме него самого, докажет, что кругом, на всех ключевых,
денежных постах в районе сидят люди Халтаева -- Тилляходжаева? Люди
Яздона-ака и дружки Халтаева оседлали не только доходные места, но и стали
депутатами разного ранга, от районного до республиканского.
говорил за пловом начальник милиции и всячески старался обезопасить своих
людей депутатским мандатом.
этот мрачный юмор тоже принадлежал полковнику, а любимая и часто
употребляемая его фраза: "Посажу!" В его произношении она имела десятки
оттенков: от нее покатывались со смеху, и от нее бледнели лица. Он так
сжился с нею, что и расшалившейся любимой внучке говорил по привычке:
"Посажу!"
задумывался, почему из прежних секретарей райкомов он один уцелел на своем
посту. Много думал, анализировал и пришел к бесспорному выводу, что его
район и оказался единственным непотопляемым кораблем, потому что так задумал
злой талант Тилляходжаева, -- нет, ему нельзя было отказать ни в уме, ни в
хватке.
своего вертикального взлета Наполеон думал о тылах, чувствовал, что годы
вседозволенности когда-нибудь кончатся. Вот тогда-то он и присмотрелся к
его району, благополучному из благополучных, да и к нему самому, кого меньше
всего можно было обвинить в некомпетентности, беспринципности, алчности. Все
правильно рассчитал, и район не стал отбирать ради своих прихлебателей или
родственников, и на сто тысяч от Раимбаева не позарился, ибо знал --
разворуют, растащат новые хозяева за год-два все подчистую, а ему
требовалась курочка, долго несущая золотые яйца. Секретарь обкома нуждался в
яркой, богатой витрине, благополучном, без приписок, районе и во главе его
человеке, широко мыслящем, хорошо образованном, самостоятельном, но в чем-то
обязанном ему лично или, если сказать грубее, сидящем у него на крючке. И
удался же замысел! Если не ползал, как другие, на красном ковре, то на
поводке все равно оказался.
Всех задушили хлопком, а ему позволили взамен убыточного хозяйства завести
конезавод, ориентирующийся на элитных скакунов. Он вообще постепенно и
незаметно почти освободился от хлопка в районе, взяв на себя обязательства
обеспечивать Заркент овощами и фруктами.
за приписки и полетят в будущем головы. Ни в одной своей затее, с которой
приходил в обком, Махмудов не получал отказа. Может, оттого его выслушивали
внимательно, что приходил он не с голой идеей и прожектами, в которых хозяин
области был большой мастак и сам, а с расчетами. Инженерная подготовка
мостостроителя, где постоянно имелось несколько вариантов проекта, чтобы
делать сравнительный анализ, очень нравилась первому секретарю, и он ставил
его в пример другим. Что-что, а варианты тот сравнивал быстро и
безошибочно.
председателя райпотребсоюза или главу районного общепита? Никто. Хозяйства и
того и другого -- лучшие в области, не раз отмечались на республиканском
уровне. Повара Яздона-ака дважды представляли узбекскую кухню в Москве, на
ВДНХ в дни республиканской декады, а план, рентабельность, себестоимость,
выработка у них поистине на высоте -- передовики из передовиков, все углы
знаменами заставлены, да и жалоб ни из коллективов, ни на коллективы в
райком не поступало. Кто же это поймет? Да, не простые люди обложили его
со всех сторон -- ловкие, умные, голыми руками и без крепкой поддержки их не
взять.
человек Тилляходжаева, оттого он уже в первый же день знакомства в чайхане
махалли Сары-Таш пикировался с Халтаевым, стараясь сразу поставить того на
место, ибо знал, что деньги будет ковать все-таки он. Вот его хватке,
энергии, коммерческому нюху, такту, умению властвовать, не бросаясь в глаза
окружающим, следовало поучиться.
столом сказал завистливо:
знает -- три, пять? Он на своих деньгах и дал подняться Тилляходжаеву. Все
три года, пока он учился в академии, мы вдвоем с Яздоном-ака регулярно
посещали его, и не с пустыми руками, конечно.
претензиями, и друзей, как мы поняли, он заводил на будущее. На тридцать
персон и на пятьдесят накрывали мы столы в "Пекине" или напротив, через
дорогу, в "Софии" -- любил он эти два ресторана.
афишировал -- дела решал через Халтаева, соблюдая негласно принятую
субординацию.
Яздона-ака Пулат Муминович узнал поздно.
украсил бы любой столичный город. И подрядчик тут же нашелся, и проект
Шилова Юлия
Василенко Иван
Акунин Борис
Сапковский Анджей
Бажанов Олег
Андреев Николай