ринулись в страну, обходя пограничные посты, Веезенмайер не доверял
никому, ибо сам взвешивал и соизмерял силы, которые представляли легальный
Мачек и нелегальные усташи. Путь к его, Веезенмайера, победе был именно в
этих двух силах: бескровной - мачековской и кровавой - усташеской. Выдавая
авансы на будущее тем и другим, Веезенмайер поступал как политик "нового
типа" - сначала привязать к себе людей, а уж потом выдвигать того или
иного; причем тот, кого он выдвинет на авансцену, уничтожит своего
политического соперника, а он, Веезенмайер, останется в стороне.
австро-венгерской армии, Веезенмайер виделся почти ежедневно на двух
конспиративных квартирах в пригороде Загреба Тушканце.
толком поговорить не смог: тот лежал в больнице. Он вернулся в Югославию
открыто, сразу после амнистии тридцать восьмого года, и власти не
арестовали его, ибо книги его читались нарасхват и умные люди в
министерстве внутренних дел справедливо решили, что суд привлечет к
Будаку, а следовательно, и ко всему усташескому движению чрезмерное
внимание. Его связи тщательно контролировались, но жил он на свободе, и
постепенно интерес к нему пошел на убыль не только в Белграде, но даже и в
Загребе.
Мачека. К нему приходит все наши связные от Павелича.
стола.
первооснова анатомии. Талантливый врачеватель должен уметь рисовать. Но в
таком случае истинный художник обязан снимать боль, не так ли?
страх "перед болью породил практику межгосударственных отношений, ибо
война - это собранная воедино боль миллионов. Боль надо уметь отвлечь,
притупить, но ликвидировать боль преступно по отношению к прогрессу.
Он полон страха. Мой голос действует на него вне зависимости от того, что
я ему говорю. Торжество технического гения - скорость, сообщенная
электричеством сверлу бормашины, - пугает его куда как больше, чем мои
теории.
потом увлечь ею своих соратников, а уже потом идея может стать силой,
которая перекорежит мир.
заметнее человечество помешает самое себя в вакуум блаженства. К добру это
не приведет...
ее.
рейха не только оборудование для своего кабинета, но и идеи.
эмигранта Николаенко, тестя адьютанта здешнего главнокомандующего, -
многозначительно добавил Нусич. - Николаенко меня понимает... А нашим
невдомек, что, лишь исследуя степень боли, можно понять течение болезни и
научиться управлять ею. Вкатывая раковому больному морфий, мы думаем, что
оказываем ему услугу. Ерунда! Больной обречен на смерть с того мгновенья,
как в нем родился микроэмбрион опухоли. С этого мгновенья человек должен
принадлежать не себе, а медицине. Я должен иметь право заглядывать в его
глаза, мять его живот, слушать его вопли и спрашивать: "Куда отдает?
Степень отдачи? Где и как болит?" Тогда я спасу - бог даст, в будущем -
тысячи и тысячи жизней другим людям.
грань. Тогда вы почувствуете в себе "откровение", ощутите свою высоту и
свое право.
страшен тем, кто должен вымаливать цианистый калий или тащиться к окну,
чтобы прыгнуть на асфальт. А еще страшнее он для жизнелюбов: те готовы на
любое предательство, лишь бы спасти жизнь.
жирные красные полосы.
вас ни к черту.
глаза. Лицо его приняло обычный цвет, чуть желтоватый, нездоровый, но не
мраморный, как минуту назад. - Требует точного ответа: провозгласит Мачек
независимую Хорватию или нет?
осторожно глянув на немца, сказал Нусич. - Он всю ночь беседовал с нашими
боевиками. Он вам ответит точно. Лично мне кажется, что Мачек на такой шаг
не решится... Трус! Мы все, правда, трусы, но хоть скрывать умеем.
времени нет, доктор.
Дидо Кватерника, помощника Павелича, организатора убийства Барту. Евген
Грац лежал, разметавшись на широкой тахте, и улыбался во сне, как
младенец.
"вальтер" и, легко вскинувшись с тахты, открыл большие круглые глаза. Лицо
его еще какой-то миг хранило улыбку, потом губы сжались в серую резкую
линию, и, лишь узнав Веезенмайера, Грац потянулся, заломив жилистые руки
за шею.
наконец-то пришли, я тут без вас тоскую.
Кватерника, которого - по всем нормам партийной этики - он обязан был
ненавидеть из-за его происхождения. Хотя, согласно выводам института
"чистоты расы", еврейская кровь деда оставалась в крови внука в
незначительной пропорции, врачи СС считали тем не менее, что и такие люди
являются носителями вредного духа и подлежат "безболезненной ликвидации".
Придумывая легенду для Иосипа Франка, согласно которой он был всего лишь
пасынком еврея, Веезенмайер тем не менее знал, что это то желаемое,
которое лишь на какое-то время может быть выдано за сущее. Однако,
несмотря на то, что он знал правду о Дидо Кватернике, несмотря на то, что
он вынес несколько крутых выволочек от Розенберга: "Неужели среди
миллионов хорватов надо обязательно выискивать какого-то еврея?! Неужели
нельзя было создать другого человека, не испачканного грязью?!" -
Веезенмайер тем не менее испытывал к шефу Граца странное чувство, похожее
на постоянно удивленное обожание. Чувство это было противоестественным в
своей первооснове, ибо к нему примешивались брезгливость,
снисходительность, жалость, но никогда в его отношении к Дидо Кватернику
не было недоверия. Он верил этому человеку, как себе. Даже больше, чем
себе. Он помнил, как Евген Дидо Кватерник, отвечавший за группу боевиков,
привезенных во Францию для ликвидации Барту, охранял своих питомцев, как
заботливо покупал им дорогие костюмы и полотняные голландские рубахи, как
экономил на себе, но для боевиков заказывал самые вкусные блюда в
ресторанчиках, куда они изредка заходили. Он делал все это с любовью, как
настоящий друг, зная, что эти люди должны быть выданы им властям и кончат
свою жизнь на гильотине. Веезенмайер помнил, как Кватерник бился в
истерике, когда пришло сообщение о гибели Владо - шофера в Марселе,
растоптанного толпой, и об аресте остальных трех участников покушения.
Павелич успокаивал его, гладил по спине, говорил о том, сколь труден и
горек путь политической борьбы, а Дидо Кватерник повторял все время: "Они
молочка просили, парного деревенского молочка, а я им - кофе, кофе,
кофе... Надо было им из-под земли парного молочка достать - когда человек
идет последней дорогой, трава на обочинах должна быть мягкой..."
кофеина, Грац?
естества, и это сразу же пугает - а вдруг болен?
сказал Веезенмайер.
Акунин Борис
Шилова Юлия
Емилина Ника
Суворов Виктор
Березин Федор
Суворов Виктор