меня хотели выудить кое-что, чтобы узнать, сколько я знаю. Но доктор
Зондерборг мог узнать только из трех источников, что у меня есть, мягко
говоря, приятная для него информация. Ему мог сказать Амтор, либо Лось
Мэллой мог упомянуть, что я навещал Джесси Флориан, либо он мог подумать,
что я - подсадная утка полиции.
нем передали по вашему телетайпу, если вы когда-нибудь его читаете. И,
возможно, вам уже пришло объявление о розыске.
газету, той ночью, когда я смылся.
улыбка.
разыскиваемых ребят, если у тех, конечно, были деньги. Его заведение было
для этого хорошо приспособлено.
Хемингуэй с искренним отвращением, - Но, черт возьми, его занятие не могло
долго продолжаться!
продолжительное время, если посмотреть с одной стороны.
наркоманов. Но сложите все это и позвольте одному парню управлять всем этим,
и окажется, что это вовсе не бессмысленно.
востоку. Тихая улочка, даже в полдень. Чем ближе к 23-й улице, тем шумнее
становилось в кварталах. Вот два человека изучают пальму, как будто
собираются передвинуть ее. Возле дома доктора Зондерборга припаркована
машина, в ней никого. Немного дальше по улице человек считывает показания
водомера.
сплошную светлую массу под окнами, а анютины глазки создали яркую дымку под
зацветающей акацией. Алая вьющаяся роза только раскрыла почки, прикрепившись
в форме веера к крепкой решетке. Бронзово-зеленая птичка деловито клевала
зимний горох. Дом похож на жилище пожилой богатой четы, любителей повозиться
в саду. Солнце светило с каким-то тихим, но тревожным спокойствием.
повернул за угол, посмотрел в зеркало заднего вида и прибавил скорость.
одарив меня суровым взглядом.
Доннелли. Я его знаю. Они присматривают за домом. Так вы ничего не
рассказывали своему другу в Лос-Анджелесе, а?
обнюхивают это заведение и даже не зашли, чтобы поздороваться.
мэра. Я слышал, что он - хозяин клуба Бельведер и обоих игорных кораблей.
припарковались на стоянке у полицейского управления, Я вышел.
буду вычищать плевательницы. Он протянул большую руку.
окликнул меня, когда уже собрался уходить, осторожно огляделся по сторонам и
проговорил мне в самое ухо:
законов штата. Зарегистрированы в Панаме. Если бы я..., - он замолчал, и в
его глазах появилась то ли озабоченность, то ли печаль.
чтобы вам в голову пришла та же самая идея. Но она не сработает для одного
человека. Он кивнул и улыбнулся:
Глава 34
комнатка с жесткой кроватью и матрацем не толще одеяла, накрывавшего его,
успела осточертеть. Сломанная пружина впивалась в левый бок. Я уже
досконально изучил потолок, но продолжал лежать, не шевелясь, позволяя
пружине издеваться надо мной.
машины. Улица тянулась вдали от автотрассы, по почему-то ее называли
Спидвей. К шуму машин привыкаешь быстро, а вот к шарканью ног по тротуару
под самым окном - никогда. Через ржавую сетку в комнату доносился несвежий
запах подгоревшего жира. Далекий голос кричал так, что его могли слышать в
соседнем штате: "Проголодались, люди, проголодались! Горячие сосиски!
Проголодались!"
украдкой, как будто за ними наблюдали злые глаза садиста. Я думал о глазах
мертвецов, глядящих в безлунное небо, о струйках крови, запекшихся на лицах.
Я думал о неряшливых пожилых женщинах убитых ударом о ножку собственной
кровати. Я подумал о блондине, который боялся, но не знал чего, который
чувствовал, что что-то не так, но тщетно пытался выяснить, что же именно. Я
подумал о красивых богатых женщинах, с которыми можно проводить время, и о
симпатичных, стройных любопытных девушках, которые жили совсем одни и с
которыми тоже можно проводить время, но по-другому. Я думал о полицейских,
крутых подкупленных фараонах, но не совсем испорченных. О таких, например,
как Хемингуэй. О жирных процветающих полицейских, как шеф Вокс. О высоких и
элегантных, сообразительных и холодных полицейских, как Рандэлл, которые,
несмотря на сообразительность и хладнокровие, не могли свободно делать
работу чистыми методами. Я думал об индейцах, психиатрах и
наркоманах-врачах. Я думал о старых козлах, вроде Налти, которые быстро
отказались от попыток довести начатое до логического конца.
все глубже и глубже в комнату.
раковине в углу и ополоснул лицо холодной водой. Я почувствовал себя лучше,
но ненамного. Мне надо было выпить, мне надо было застраховать свою жизнь на
большую сумму, мне надо было отдохнуть, мне нужен был дом в деревне. Все,
что у меня было, это плащ, шляпа и пистолет. Я нацепил на себя все это и
вышел из комнаты.
грязных перил, бросил ключ на стол и сказал, что я уезжаю и номер мне больше
не понадобится. Пожилой дежурный с бородавкой на левом веке кивнул, а из-за
каучукового дерева, самого пыльного во всей Калифорнии, внезапно появился
посыльный-мексиканец в потертой униформе, чтобы взять мои чемоданы.
Чемоданов у меня не оказалось, и мексиканец вежливо распахнул дверь, не
переставая улыбаться, Снаружи кипела узкая улица, тротуары просто кишели
жирными животами. В павильоне через дорогу вовсю играли в бинго, а
неподалеку от меня двое моряков с девушками вышли от фотографа, где их,
вероятно, сняли верхом на верблюдах. Голос торговца сосисками расскалывал
сумерки как топором. Голубой автобус, урча мотором, проехал по улице к
маленькой площади, где на поворотном устройстве разворачивался трамвай. Я
пошел в том направлении.
слабый, как бы только для напоминания людям, что когда-то был чистый пляж,
омываемый волнами, что дул ветер и можно было унюхать что-нибудь еще, кроме
запаха пригоревшего жира и холодного пота.
скамейках, где было тихо, холодно и почти у самых ног лежала большая куча
бурых водорослей. Далеко в океане включили свет в игорных кораблях. Я сел на
следующий трамвай и вернулся почти к тому месту, где я вышел из гостиницы.
Если кто-нибудь и следил за мной, то делал он это весьма искусно, ни разу не
обнаружив своего места. Но не думаю, что тогда кто-то следил за мной.