Чернокожие бросились навстречу скачущему во весь опор всаднику, но Абдул
Камак раздавал удары направо и налево прикладом своего длинного ружья, и
черные воины не могли подойти к нему. Он быстро приближался к воротам. Тут
неизбежно должны были его остановить! Часовые торопливо запирали широкие
двери. Беглец взвел курок. Лошадь мчалась бешеным галопом. Два раза
выстрелил сын пустыни, и часовые упали. С торжествующим громким криком,
высоко над головой размахивая винтовкой, Абдул Камак проскакал через ворота,
и джунгли поглотили его.
во что бы то ни стало изловить беглеца. Воины бросились исполнять
приказание, а шейх быстрыми шагами подошел к Мериэм.
Где она? Дай ее сюда!
волосы, поставил на ноги и стал дико трясти. -- Кто изображен на карточке?
Говори!
шести. Я украла карточку у шведа, у Мальбина. А на другой стороне наклеена
вырезка из старой газеты.
голосом, так что Мериэм с трудом поняла вопрос.
подействовали на шейха. Он даже улыбнулся и перестал трясти Мериэм. Шейх
приказал Мериэм никому не говорить о фотографической карточке. Чтобы никто
не слышал о ней, кроме шейха и Мабуну.
вспененном коне Абдул Камак.
настигнуть пуля, и он устало растянулся на дне лодки. Много часов пролежал
он в полном оцепенении.
понять, где он находится. Почему качается его жесткая кровать? Почему так
часто меняются очертания звезд? Сначала ему пришло в голову, что он грезит
во сне, но когда он пошевельнулся, чтобы стряхнуть с себя сон, острая боль
заставила его вспомнить все. Он плывет по великой африканской реке, в
туземной пироге, раненый, одинокий и беспомощный.
остановилась, и ему было почти не больно. Может быть, рана легкая, может
быть, задеты только мускулы? Но что, если рана будет заживать медленно?
Тогда он умрет с голоду. Разве может он, раненый, добывать себе пищу?
но какая судьба постигла ее потом? Если даже Гансон и умер, разве это спасет
Мериэм? Она во власти негодяев, жестоких дикарей, и ей не будет пощады.
Бэйнс закрыл лицо руками, а совесть говорила ему, что он один виноват в ее
несчастной судьбе. Его необузданная страсть отдала невинную чистую девушку в
лапы развратного шведа и его воинов. Он слишком поздно понял, что всего
дороже для него в жизни первая любовь, загоревшаяся у него в груди, любовь к
девушке, которую он погубил.
нужно, пожертвовать для нее своей жизнью! Морисон стал искать в лодке весла:
его решение придало ему сил, и он забыл о своей ране. Но весла не было. Он
взглянул на берег. Во мраке безлунной ночи он смутно различал очертания
леса. Джунгли больше не пугали его. Но он даже не удивился своему
бесстрашию, потому что не думал о себе и был всецело поглощен мыслями о том,
как спасти Мериэм.
раскрытой ладонью. Боль мучила его, он слабел с каждой минутой, но все-таки
с невероятной настойчивостью греб несколько часов. Ближе и ближе подплывала
пирога к берегу. Морисон услышал рычанье льва. Он положил рядом с собой
винтовку и продолжал безбоязненно грести.
наконец, нос пироги не уткнулся в кусты у берега. Морисон схватился за
гибкую длинную ветку. Опять раздалось рычанье льва. Лев подполз ближе; что,
если грозный хищник бросится на Морисона, чуть только нога англичанина
вступит на землю?
как он! Англичанин спустил ветку, наклонился, нашел на дне пироги винтовку и
вскинул ее на плечо. Потом схватился за сук и стал медленно, испытывая
мучительную боль, подниматься на мускулах. Он висел над пирогой. Пирога
выскользнула у него из-под ноги, и, тихо покачиваясь, поплыла вниз по
течению. Скоро ночная тьма покрыла пирогу своей непроницаемой пеленой.
рухнуть в воду -- другого выбора нет. Он сделал попытку перекинуть ногу
через сук, за который держался, но последние силы оставили его, и нога не
слушалась. Он не мог шевельнуться. Несколько минут он висел неподвижно. Он
ясно сознавал, что если он не вскарабкается выше, гибель для него неизбежна.
увидел две сверкающие фосфорические точки. Лев стоял у воды, глядя на
Морисона и ожидая его. -- Что же, -- подумал англичанин, -- пускай подождет.
Львы не умеют лазить по деревьям, и если я взберусь на дерево, он не
достанет меня.
потому что густая тьма скрывала от него поверхность реки. Внезапно раздался
плеск воды, и около ног Морисон услышал страшное лязганье зубов крокодила.
тщетно. Его ноги не повиновались ему. Надежды не было. Он чувствовал, что
его усталые, затекшие пальцы скользят и готовы разжаться. Он падает в воду,
в черную пасть смерти, которая уже раскрыта, чтобы поглотить его.
вцепились пальцы Морисона, опустилась под удвоенной тяжестью. Морисон еще
держался: смерть наверху и смерть внизу, но добровольно он ей не отдастся.
рукой поднял его слабеющее тело в черную чащу ветвей.
джунглям, Корак медленно продвигался к юго-западу. Он делал одну -- две мили
в день, потому что времени у него было достаточно. Куда ему было торопиться?
Быть может, он двигался бы более поспешно, если бы его не удерживало
сознание, что с каждой милей он дальше и дальше уходит от Мериэм -- от
чужой, но милой Мериэм.
течению реки, вез в свою деревню пленную Мериэм. Корак отлично знал, кого он
встретил, потому что ему были известны все обитатели обширных джунглей. Но
ему не было никакого дела до старого шейха, и он не стал преследовать араба.
Чем дальше от людей, тем лучше. Корак был бы рад никогда в жизни не видеть
людей. Люди всегда приносили ему скорбь и страдание.
ее сырою. Когда наступила ночь, он взобрался повыше на дерево и скоро
заснул. Нума своим ревом разбудил его. Корак собирался прикрикнуть на
беспокойного соседа, когда новый шум привлек его внимание. Он прислушался.
Кто шуршит листьями и трясет ветку? Вдруг Корак услышал лязг челюстей
крокодила, а потом тихие, но отчетливые слова: "Боже! Эта гадина хватает
меня!". Это был знакомый голос.
ухватившегося за ветку. Корак проворно и неслышно спустился, и его нога
коснулась руки человека. Он наклонился, схватил висящее тело и втащил его на
верхние ветки. Человек слабо барахтался, стараясь сопротивляться, но Корак
обращал на него меньше внимания, чем Тантор на муравья. Он посадил
англичанина на толстую ветку и прислонил его спиной к широкому стволу.
Взбешенный Нума, у которого перехватили добычу, ревел внизу. Корак весело
издевался над ним, называя его на языке больших обезьян "Зеленоглазым
пожирателем падали" и "Братом Данго", т. е. гиены. Это были самые
оскорбительные прозвища для гордого льва!
попал в лапы гориллы. Он нащупал револьвер и старался незаметно вытащить его
из кобуры, когда внезапно у него над ухом раздался голос:
я имею дело? -- спросил Морисон.
которое дал ему Акут.
необыкновенного человека, но тьма мешала ему. Наконец Корак тихо произнес:
востоке?.. я видел... лев едва не растерзал вас тогда...