Квартира 2-А. Она поколебалась прежде, чем двинуться дальше, в ужасе,
что в любой момент могут появиться лесбиянки. Но с ней был Майкл. Сейчас
ничего случиться не может, независимо от того, замешан он во всем этом
или нет. Так что колебания ее длились мгновения, и она продолжала
спускаться по лестнице. Перед тем как ступить на кафельный пол
вестибюля, Элисон остановилась и по привычке проверила крепость перил.
высморкался.
это. - Он помахал в воздухе листочком, на который она переписала буквы
из книги. - Затем постараюсь разыскать мисс Логан и домовладельца.
машину. Майкл поцеловал Элисон в щеку и распахнул дверцу.
задрала голову, глядя на окна пятого этажа. Без сомнения, там что-то
было. Силуэт. Старый священник. Он сидел точно так же, как и... Элисон
не знала, как долго он так сидел. Отец Мэтью Галлиран. Какое-то
отношение к происходящим в доме событиям он, без сомнения, имеет. Но вот
какое? Элисон продолжала смотреть в окно, и вдруг что-то сверкнуло в
лучах солнца, какой-то металлический предмет. Но лишь на одно мгновение.
Глава 20
водителем и прошел через главные ворота в университетский городок.
Сверившись с листочком бумаги, он повернул налево, к той стороне
прямоугольного двора, которая не прилегала к Бродвею, и двинулся по
направлению к большому зданию, выходившему на Амстердам-Авеню. Он вошел
внутрь и остановился перед застекленным списком, над которым было
начертано название факультета: "Литература и иностранные языки". Майкл
вновь заглянул в свой листочек и отыскал в списке преподавателей имя:
Грегор Рудзински. Оно было почти в самом конце. Скорее всего поляк.
Адъюнкт-профессор.
дверь и очутился в небольшой полутемной комнате.
виду - типичный профессор, какими их изображают в кинофильмах.
каким я вас себе представлял, просто удивительно, даже одеты так, как я
думал. Но... - он замолчал.
терпит отлагательств. По телефону я этого не услышал. Вот что странно.
потрясенный проницательностью Рудзински.
потянулся за чайником.
попробовать. Это очень редкий сорт, с юга Китая. Исключительный вкус и
аромат. Точно не хотите попробовать?
разрешения попить чаю в собственном кабинете. Хотя эти европейцы
помешаны на правила хорошего тона. Интересно, что бы он стал делать,
если бы Майкл возражал?
дымящуюся чашку. - Восхитительно. Что-то есть в этом чае, что
успокаивает нервы и проясняет ум. - Он поставил чашку на стол, достал
пачку "Пэлл-Мэлла" и предложил Майклу. - Курите.
отшвырнул ее в сторону. Раскрыл ящик стола, вытащил оттуда ручной работы
трубку, набив ее, поджег и откинулся в кресле.
переводе.
который Элисон переписала буквы. Положил его на стол, разгладил ладонью
и передал сгоравшему от любопытства профессору. Тот подвинул поближе
лампу и пробежал текст глазами.
лет до правления Цезарей. Ее можно обнаружить лишь в очень древних
рукописях.
спросил:
ответил:
это довольно просто. На самом деле, если у вас найдется несколько
свободных минут, я могу сделать это прямо сейчас. Это недолго.
энтузиазмом принялся за работу. Внимание его было абсолютным, он
склонялся над столом, словно близорукий монах над священными текстами,
глаза его находились в шести-семи дюймах от бумаги, рука с карандашом
зависла наготове. Эта скрупулезность вселила в Майкла уверенность, что
профессор сделает все возможное, чтобы перевод был как можно более
точным. Несколько раз ученый вычеркивал какое-то слово или фразу, вновь
перечитывал написанное и подбирал более подходящий английский
эквивалент. Каждый раз он бормотал: "Нет, нет, неверно", - а после
раздумий восклицал: "Вот так лучше! Гораздо лучше!" Вся работа заняла у
него около десяти минут, в течение которых Майкл неспокойно ерзал на
стуле, разглядывая корешки книг, которых не то что не читал, но Даже и
не знал об их существовании, чиркая что-то на листке бумаги, который
выдал ему Рудзински, заметив, что он рисует на столе.
повторением первого куска.
он.
не оставляет ощущение, что это мне знакомо.
крайней мере так говорит мой внутренний голос.
литературовед.
тени улыбки на лице. - По правде говоря, я читаю крайне мало из того,
что написано не на латыни, древнегреческом, древнееврейском или
китайском. А этот отрывок явно взят не из произведения, с которым я
хорошо знаком.