вы разорились, примите это с душевной твердостью. Вы тоже, черт возьми,
принадлежите потомству и не имеете права себя умалять. Посмотрите-ка на
меня. От судьбы, распределяющей роли среди комедиантов нашего мира, я
получил менее красивую и приятную роль, чем ваша. Вы купались в золоте,
вы властвовали, вы наслаждались. Я тянул лямку, я повиновался, я стра-
дал. И все же, как бы ничтожен я ни был по сравнению с вами, монсеньер,
я объявляю вам: воспоминание о том, что я сделал, заменяет мне хлыст, не
дающий мне слишком рано опускать свою старую голову. Я до конца буду хо-
рошей полковой лошадью и паду сразу, выбрав предварительно, куда мне
упасть. Сделайте так же, как я, господин Фуке, и от этого вам будет не
хуже. С такими людьми, как вы, это случается один-единственный раз. Все
дело в том, чтобы действовать, когда это придет, подобающим образом.
Есть латинская поговорка, которую я часто повторяю себе: "Конец венчает
дело".
степени неосторожно. Об этом узнали бы, и Арамис, который ни в чем по
замешан, был бы скомпрометирован, вследствие чего король распространил
бы свою немилость и на него.
ведь?
гой.
Фуке - суперинтендант финансов, и поговорим о моем положении.
казываясь мне ответить на сущие пустяки?
кто-либо иной: я подошел бы к вашим дверям, едва только от вас вышли бы
слуги, или, если они еще не ушли, я бы переловил их, как зайцев, тихо-
нечко запер бы их, а сам растянулся бы на ковре в вашей прихожей. Взяв
вас под наблюдение без вашего ведома, я сторожил бы вас до утра для сво-
его господина. Таким образом, не было бы ни скандала, ни шума, никакого
сопротивления; но вместе с тем не было бы никаких предупреждений госпо-
дину Фуке, ни сдержанности, ни тех деликатных уступок, которые делаются
между вежливыми людьми в решительные моменты их жизни. Нравился бы вам
такой план?
пред вами и потребовать у вас шпагу?
много сделал, поверьте мне.
слов.
равились уже от удара, который я постарался смягчить, как мог, предоста-
вим времени лететь возможно быстрее. Вы устали, вам надо подумать, -
умоляю вас, спите или делайте вид, что спите, - на вашей постели или в
вашей постели. Что до меня, то я буду спать в этом кресле, а когда я
сплю, сон у меня такой крепкий, что меня не разбудит и пушка.
рывается дверь - потайная и обыкновенная, для входа и для выхода. О, в
том случае мой слух необычайно чувствителен! Ходите взад и вперед по
комнате, пишите, стирайте написанное, рвите, жгите, но не трогайте двер-
ного замка, не трогайте ручку дверей, так как я внезапно проснусь и это
расстроит мне нервы.
ловек, какого я только знаю, и от нашей встречи у меня останется лишь
одно сожаление - что мы с вами познакомились слишком поздно.
и опершись на руку, размышлял о случившемся. И оба, так и не погасив
свечей, стали дожидаться зари, и когда Фуке слишком громко вздыхал,
д'Артаньян храпел сильнее, чем прежде.
не было слышно ни малейшего шума.
песок; и это, в свою очередь, способствовало тому, чтобы сон спящих был
крепче. Добавим к этим звукам еще шорохи ветра и плеск фонтанов, которые
были заняты своей извечной работой, не заботясь о малых делах и ничтож-
ных волнениях, из которых складываются жизнь и смерть человека.
на замки и решетки, старинные летописцы со свойственной им риторикой не
преминули бы противопоставить судьбу Филиппа, покоящегося на королевском
ложе под балдахином. Отнюдь не считая риторику чем-то неизменно дурным и
не принадлежа к числу тех, кто высказывает убеждение, будто она понап-
расну рассыпает цветы, желая приукрасить историю, мы тем не менее тща-
тельно сгладим контраст, за что просим прощения у читателя, и нарисуем
вторую картину, которая представляется нам весьма интересной и предназ-
начена служить дополнением к первой.
мощи того же самого механизма, посредством которого король был удален из
них. Арамис нажал какое-то приспособление, купол начал медленно опус-
каться, и Филипп оказался перед королевской кроватью, которая, оставив
своего пленника в глубине подземелий, вновь поднялась на прежнее место.
облечен, наедине с ролью, взятой им на себя, Филипп впервые ощутил в се-
бе тысячи душевных движений, заставляющих биться королевское сердце.
тельная бледность покрыла его лицо,
то: она стояла, храня на себе следы преступления; она говорила с винов-
ником этого преступления языком откровенным и грубым, которым сообщники
не стесняются пользоваться между собой. Она говорила правду.
тил платок, еще влажный от холодного пота, струившегося со лба Людовика
XIV. Этот пот ужаснул Филиппа, как кровь Авеля ужаснула Каина.
глаза пылали. - Будет ли она более страшной, чем мое заключение? Отдан-
ный своим мыслям, буду ли я вечно прислушиваться к угрызениям моей со-
вести?.. Ну да, король спал на этой кровати: это его голова смяла подуш-
ку, это его слезы смочили платок. И я не смею лечь на эту кровать, не
смею коснуться платка, на котором вышит вензель и герб Людовика!.. Нужно
решиться, будем подражать господину д'Эрбле, который хочет, чтобы
действие было всегда на одну ступень выше мысли; возьмем за образец гос-
подина д'Эрбле, который думает лишь о себе самом и слывет порядочным че-
ловеком, потому что не сделал зла никому, кроме своих врагов, и не пре-
дал никого, кроме них. Эта кровать была бы моей, если бы Людовик Четыр-
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Акунин Борис
Орлов Алекс
Афанасьев Роман