Клэйн хотел было изложить еще один аргумент в пользу компенсации, но остановился в нерешительности и задумался. Если он скажет все как есть, потом ничего уже нельзя будет изменить. Ему предстояло сделать ход в сложной игре, и не личные желания только руководили им, а прежде всего политический расчет… «Ладно, все выложу», — сказал он себе. Сейчас от него требовалось мужество, а не инстинктивная хитрость, что сродни животной, какую он подметил у лидера варваров. Он не хотел подыгрывать другим, когда мог сам вести игру… Клэйн посмотрел капитану в глаза и негромко сказал:
— Передайте офицерам отряда: придет время — и леди Маделина Коргэй станет известна как леди Маделина Линн. И все будут обращаться с ней соответственно, независимо от их звания и положения.
— Понял. Примите мои поздравления, ваша честь.
— Свадьба состоится сегодня же, — сообщил лорд Клэйн на прощанье.
— Что ты подписал? — бушевала Лилидель. — Что было в том документе?
Она свирепо меряла шагами пол кабинета Кэлэджа. Раздраженный ее несправедливыми, по его мнению, нападками, он сердито следил за ней глазами. Лилидель была единственным человеком, который мог заставить его почувствовать себя несмышленым мальчишкой, недорослем. Она попеняла сыну, что он не прочел документ, под которым поставил свою подпись, и это его взбесило.
Он не задумался над причинами визита Клэйна, и напрасно. Клэйн был во Дворце пять недель назад, а мать его все не могла забыть об этом.
— Но чего ради я стал бы читать эту бумагу? — возмутился Кэлэдж. — Твои люди постоянно приносят мне что-нибудь на подпись, и разве я могу помнить все, что подписал? И потом, почему я должен не доверять своему дяде? В конце концов, он не сделал ничего плохого. Ничего, что могло бы помешать мне стать лордом-советником.
— Мы не можем допустить, чтобы он исчез с этим документом, — сварливо сказала Лилидель, — Этого только не хватало… Еще вообразит, что мы боимся открыто выступить против него. Вот посмеется-то над нами…
Довод был из без конца повторяемых ею. Будучи сам невротиком, Кэлэдж очень бы удивился, если б кто-то стал ему доказывать, что мать не была слегка тронутой.
Лилидель продолжала пилить его.
— Мы направили запросы всем наместникам и предписание внимательно изучить официальные распоряжения и указы, полученные ими в последнее время, особенно те из них, где делается акцент на действиях, влекущих за собой участие в войне. Конечно, обращаться к некоторым из этих людей с предложением о сотрудничестве — все равно что взывать к глухой стене. — В голосе ее звучала обида. — Ведут себя так, словно это они все решают в Линне, а мы — не больше, чем наемные лошадки.
Кэлэдж беспокойно заерзал в кресле. Это чванливо подчеркиваемое матерью «мы» терзало его. Мать не занимала официального государственного поста, а вела себя так, словно она-то и была настоящим лордом-советником, а он — только ее сыном и наследником, не больше. Он припомнил, и уже не в первый раз, что Клэйн что-то такое говорил ему о необходимости отстаивать свои законные права… Но каким образом он может — если может — давать отпор, противостоять натиску матери и всех этих людей, которые ее поддерживают?.. Надо будет что-то предпринять, подумал он. А вслух сказал:
— Наши лазутчики уверяют, что его нет ни в одном из поместий. — И посмотрел на мать с озорной улыбкой, которой обычно прикрывал свое истинное настроение, когда Лилидель слишком уж на него нажимала. — Вы вначале узнайте, где он, а потом уж клеймите его публично, только прежде, советую, поставьте впереди себя Траггена. Как начальник базового легиона он опасную работу должен брать на себя. — Кэлэдж поднялся. — Ладно, я думаю — мне лучше выйти из игры. — И неторопливо вышел.
Лилидель с беспокойством проводила сына взглядом. Оправдает ли он ее надежды? Он не подозревает, чему обязан получением высшего государственного поста, и легкомысленно отталкивает помощь матери. А она мучается… В результате ее участия в отравлении Деррина в ней зародился внутренний конфликт, разрешить который она не могла. И все-таки она ни о чем не жалела. Несмотря на совершенное преступление, каким-то далеким уголком своего сознания она переносила на сына достоинство и влияние умершего мужа. Авторитет власти перешел к Кэлэджу, а каким путем — это другой вопрос… Вот только сын не понимает, что авторитет этот надо беречь. Он шокировал ее своим требованием, чтобы праздник в честь нового лорда-советника длился более принятых трех дней. Народу, правда, праздник ничего не стоил, однако расходы все равно ложились нелегким бременем на правительство. Развлечения уже давно продолжаются, а интерес его к ним не ослабевает. К тому же он позволил себе из ряда вон выходящие поступки.
Вот, например… Однажды Кэлэдж возвращался после игр во Дворец вместе с группой юношей и, будучи в плохом настроении, вдруг ни с того ни с сего закричал: «Я могу убить вас всех! Стража, убейте их!» Никто не спешил выполнить безумный приказ, и тогда он снова прокричал это, глядя в упор на ближайшего охранника, огромного звероподобного мужчину. Тот заметил, что один из приятелей Кэлэджа держит ладонь на рукоятке меча, чуть выдвинутого из ножен, и ударил его тренированным движением, разрубив саблей надвое. Образовалась свалка, в которой девять из одиннадцати молодых дворян были заколоты. Двое оставшихся удрали. Лилидель не оставалось ничего иного, как сообщить, что имела место попытка покушения на нового правителя. По ее настоянию, двоих спасшихся юношей протащили по улицам на концах крюков, а затем посадили на колья.
Если бы на том выходки Кэлэджа кончились… Но нет, она убедилась, что тот случай, к несчастью, был только началом. Дальнейшие события подтвердили это.
Через несколько недель она узнала, что Трагген сколотил несколько новых групп личных телохранителей Кэлэджа. Это были задиристые парни, наглецы, получившие инструкции выполнять любой приказ лорда-советника, даже если он будет отдан не прямо, а лишь легким намеком. Лилидель догадывалась, чем руководствовался Трагген, но не в силах была этому воспрепятствовать, она не могла даже открыто оспорить его распоряжения. Конечно, лорду-советнику должны беспрекословно повиноваться, но противоестественно то, что Трагген, будучи негласным инициатором происходящего, не мог в то же время его контролировать. А Кэлэдж, с его импульсивностью и странными, неуправляемыми желаниями, просто пугал ее. Проходил месяц за месяцем, а неприятных происшествий не становилось меньше. Бесследно исчезали сотни людей, никто о них больше никогда не слышал. На их должности моментально заступали новички, не ведая, что этому предшествовало, а если иногда до них все же доходили какие-то слухи, они считали их чепухой, так как рассказанные им истории казались неправдоподобными.
Во всех концах Линна были такие люди, что шага не делали без расчета добиться приближения к лорду-советнику. Тысячи этих ненасытных честолюбцев, более всего желающих влиться в придворные круги, были для линнского общества мощным прессом, и сильное давление этого пресса никогда не прекращалось. А прикрывались они мнимой заботой о будущем поколении. Путь к власти, к высокому положению в обществе и всегда был полон издержек, а теперь он превратился в сущий кошмар. Часто человека ждала беда в конце этого пути, но он не мог этого предвидеть.
Вся внешняя атрибутика, привлекавшая рвущихся наверх людей, сохранялась. И вот уже человек посещает банкеты, где на столах деликатесы, которых не должно быть в этом сезоне, изысканные и дорогие яства из продуктов с других планет, танцует каждую ночь в бальном зале среди пышно разодетой публики… Все как водится.
Узнав об одном-двух скандальных инцидентах, человек отнюдь не тревожился. Мало ли… Может, просто кто закричал, когда ему случайно причинили боль; очень часто постороннему вообще трудно было разобраться, в чем дело. Да и потом, плохое случилось с кем-то, не с тобой, лично тебя несчастья обходят… Лилидель знала: понять что к чему было подчас невозможно, даже если с кем-то расправлялись совсем рядом. Ей рассказали, что телохранители придумали хитрую технику незаметного удаления мертвого из толпы: вначале его скрывали, плотно сгрудившись вокруг тела, а затем незаметно выносили из зала через ближайшие двери. Человеку было трудно себе представить, что и его могут с легкостью подвергнуть унижению или лишить жизни.
Однако напряжение среди людей росло. В их сознании в конце концов поселилась тревога. Правда, те, кто вращался в высших кругах общества, не отказались от активного образа жизни, это было выше их сил. И все же Лилидель замечала, что ей уже не верят так безоговорочно, как раньше, когда она в очередной раз намекала на угрозу покушения, пытаясь оправдать сына, слишком много линнских семей пребывало в трауре — их сыновья и дочери были жестоко убиты «мясниками» Кэлэджа.
Так прошел год и три недели…
Лилидель не переставая искала ключ к разгадке документа, который был подсунут Клэйном на подпись Кэлэджу, и наконец-то эти поиски увенчались успехом. А ключом таким был абзац из показанного ей послания из провинции от одного из управляющих. Управляющий писал:
«Не будете ли Вы так любезны довести до сведения его высочества, лорда-советника, как мы оцениваем принятые нашим руководством меры для обеспечения безопасности населения на случай, если наши города подвергнутся нападению чужеродных захватчиков и бомбардировкам. Живя в Риане, мы имеем перед глазами ужасающий пример бесчинств — в соседнем городе Мюрэ. Находясь в лучшем положении, чем жители Мюрэ, мы понимаем, что нам есть что терять, а именно — благосостояние, к которому мы шли так долго. На мой взгляд, сегодняшнее благополучие и подняло так высоко рейтинг лорда-советника, даже среди тех людей, которые раньше считали его слишком юным для столь высокого поста. Мы узнали лорда-советника как зрелого государственного мужа, твердого в решениях. Отмежевавшись от ряда скандальных инцидентов, он окончательно завоевал наши симпатии. Мы поверили в него (а вы знаете, что сельские жители — это наиболее консервативная и наименее патриотичная часть населения). И мы теперь знаем: когда горе постучится к нам в дом — с нами будет такой замечательный правитель».
Вот что говорилось в послании. Немного, но для Лилидель вполне достаточно, чтобы понять, чего хотел мутант. Через неделю осторожных запросов она имела полную картину того, как выполнялось задуманное им.
Повсюду, за исключением окрестностей столицы, организованы группы городских жителей и распределены по ближайшим фермам. Им предписано осваивать десять процентов городских доходов на строительстве жилых домов, а также особо крупных морозильных сооружений для хранения продуктовых запасов во всех этих сельских комплексах, куда предполагалось переселить горожан, если будет объявлено чрезвычайное положение. За отказ от этих работ грозило тяжелое наказание.
Жилые дома строили таким образом, чтобы они могли быть переоборудованы под зернохранилища. Пока эти дома еще никем не заселялись. Раз в месяц комплексы в обязательном порядке посещались горожанами, приезжавшими сюда группами для ознакомления с местностью. По истечении трехлетнего периода крестьяне могли выкупить постройки, заплатив половину стоимости использованных материалов (стоимость затраченного труда в расчет не бралась), однако они не имели права сносить строения в течение последующих десяти лет. Продукты питания в морозильных камерах оставались собственностью горожан, однако они не могли храниться более пяти лет; после этого их либо продавали, либо отдавали бесплатно нуждающимся.
Обо всем этом и радел Клэйн, подсовывая Кэлэджу на подпись подготовленный им лично текст. Что ж, он своего добился. А Лилидель испытывала удовлетворение от того, что способствовала реализации умного замысла. Это она, узнав о содержании указа, проконсультировалась со специалистами сельского хозяйства и дала исполнителям несколько дельных советов.
Специалисты вначале возражали против проекта. Один из них высказался откровенно:
— Вам не следует так поступать с фермерами. Они не пойдут на это — им невыгодно. Разве что позволить им безвозмездно использовать постройки не через три года, а раньше.
Лилидель чуть было не согласилась тогда с этим приговором проекту, однако вовремя вспомнила, что проект завизирован ее сыном и все думали, что он-то и есть его автор. Вот что заставило ее быть настойчивой.
— Чепуха! — заявила она специалистам, пекущимся лишь о фермерах. — Надо смотреть вглубь, думать о завтрашнем дне… Короче, будем выполнять все по проекту. — И добавила: — Более того, мы расширим проект — включим в число объектов обеспечения и город Линн.
Прошло время, и она сказала Кэлэджу:
— Парадокс в том, что лорд Клэйн создал тебе репутацию мудрого деятеля и укрепил твое положение.
Однако, несмотря на успех, Лилидель не была спокойна. Клэйн не показывался уже больше года. Что с ним? Ведь не умер же… Интересно получается: проект с успехом реализован, а мутант и не знает, что выиграл, собственно, Кэлэдж, а он проиграл. Так что зря Кэлэдж противился осуществлению проекта.
— Ну к чему все придумано? — ворчал он. — Что дадут эти меры? Не вижу в них никакого резона.
Лилидель терпеливо объясняла:
— Они нужны. Ты не должен забывать о наших врагах. Вспомни хотя бы о космолете, который явился с одной из малоизвестных внешних планет. Ох и поволновался твой отец, когда он вторгся… Наш флот провел атаку, но это врагов мало обеспокоило, и космолет все торчал в Линне. Мне казалось, что надо объявить им войну и преследовать, пока не уберутся, но ими занялся Клэйн. Кто знает, что нас ждет. Но важно не только то, что принимаются все необходимые меры, чтобы спасти людей, а и то, что люди одобряют эти меры. Они полагают, что ты взял ответственность на себя, это вызывает у них уважение.
Кэлэдж как-то раздраженно бросил:
— Но я всего лишь подписал какую-то бумагу! — Ему осточертел весь этот шум вокруг программы предупредительных мер, и он устал от материнских назиданий.
Мать пристально посмотрела на него, думая о том, сколько же хлопот он ей доставляет. Ей было трудно понять странные ассоциации, которые порождал его разум в связи с тем или иным событием.
— Что ты хочешь сказать?
Кэлэдж пожал плечами.
— Мне докладывают, что официальный указ с моей подписью, скрепленный печатью, получил каждый из районов. А я подписал — всего один!
У Лилидель кровь отлила от щек.
— Фальшивки! — прошептала она. — Вот на что они способны… В каком же свете нас это выставляет… Необходимо все обдумать. — Ее била дрожь.
Она велела принести документ, и они принялись изучать его.
— Здесь подпись моя, настоящая, — сказал Кэлэдж. — И печать та самая…
— И таких сотни! — подавленно воскликнула Лилидель.
Она не знала о существовании фотостата.
Прошла неделя, а она все еще не решалась что-либо предпринять, потому что не знала — на руку им эта история или надо ждать беды, и чем все это закончится. А между тем сотни гигантских космических кораблей начали парить над горными районами Земли. Из каждого корабля высаживались тысячи ужасных монстров. Это прибыли Риссы… То, чего все так боялись, свершилось.
Лилидель сразу позабыла о злосчастном указе. До него ли, когда жизнь грозила превратиться в ад. Такое не могло и во сне присниться.
Никто в Линне не знал, что лорд Клэйн был жив и здоров. Год с лишним тому назад снабдив все секции «Солнечной Звезды» необходимыми для полета инструкциями, он занял свое место перед пультом управления, и космолет стартовал.
Первые несколько минут полет проходил нормально, как всегда, но потом откуда ни возьмись стала наплывать темнота. Она сгущалась очень быстро, и у людей, находящихся в рубке управления, лица исказились страхом.
Клэйн это заметил, но не покинул пульта, хотя он чувствовал, что сердце его куда-то проваливается — ведь судьба их была в его руках.
Через три часа, когда ускорение стало так велико, что казалось — все внутренние органы сжимаются, он снизил его до одного G, чтобы дать возможность приготовить еду для тысяч людей на нижних палубах. Пообедав наверху в своих апартаментах, он через полтора часа, довел ускорение до прежнего предельного показателя.
Прошло целых пять часов, прежде чем он снова уменьшил ускорение до одного G, чтобы в течение полутора часов можно было опять что-то приготовить и перекусить. Затем еще четыре часа было максимальное ускорение. В этот период он на короткое время снизил давление, которое было невероятно высоко, — чтобы по секциям раздали новые инструкции.
Командир космолета распорядился о семичасовой продолжительности сна и дал разъяснения относительно ускорения: оно будет несколько выше нормы, но не столь высоким, как в первые часы полета. Он хотел, чтобы люди воспользовались этим и рациональнее вели свою жизнь на корабле, чтобы обрели уверенность в себе и в нем.
Затем он позволил своим офицерам ознакомить наконец всех членов экспедиции с распорядком дня. Сутки делились так: два часа — завтрак, три — ускорение, полтора — обед, пять — ускорение, полтора — ужин, четыре — ускорение, семь — сон. На завтрак отводилось времени больше, чем на обед и ужин, с учетом одевания и гигиенических процедур.
— Это глупо! — заявила Маделина, когда они завтракали, сидя за столом друг против друга.
Клэйн изучающе посмотрел на нее. Это был их четвертый день на «Солнечной Звезде». Вначале ему было интересно, как подействует на жену ускорение и утомительное однообразие повседневного существования в полете. Периодически беседуя с нею за обеденным столом, он уже составил себе представление об ее самочувствии, привычках и отношении к полету. Искренность, проявляемая ею, когда она была пленницей, не оставляла ее и сейчас. Она была пряма в своих суждениях и не утруждала себя притворством. Живые темные глаза ее блесны, когда она смотрела на него.
— Я не вижу причины, почему мы должны были скрыться из Линна, — продолжала Маделина. — Ты нужен там, Клэйн, и должен был там остаться. Быть может, тебя потянуло в путешествие потому, что не летал на дальние расстояния?
Она ни словом не упомянула о его заслугах, и это его удивило. Однако, возможно, говоря о его расставании с Линном, она имела в виду совсем другое? Что именно? Так и бывает… Тридцать лет прожил в одиночестве, а теперь будь любезен считаться с другим человеком, близким тебе, и если он говорит с тобой в такой вот критичной, но не унижающей тебя манере, отвечай в тон ему. Клэйн чувствовал, что еще не готов к семейной жизни, и часто не знал, как вести себя с женой.
Был ли он ей благодарен? Представительница линнской аристократии, выйдя за него замуж, добилась чего хотела. Совсем юная, она была непосредственна, как ребенок, импульсивна, нетерпелива, недисциплинированна, неопытна. Но при этом мысли ее были зрелыми. Да, зная все ее недостатки, он все же был ей благодарен. Он не хотел бы расстаться с ней, хотя временами ему казалось, что она может в один прекрасный день покинуть его, найдя себе, к примеру, нового покровителя среди экипажа. Кого же бы она выбрала?.. Может, Чиннара? Нет, уж этот человек не мог быть его соперником…
Он счел нужным объяснить ей, что вовсе не спасался бегством от Лилидель и затеял полет по другой причине. Потом перевел разговор на другое:
— Почему бы тебе после завтрака не подняться в рубку управления вместе со мной? Там рядом есть помещение с прозрачными стенами, из него прекрасно видны звезды.
Маделина пожала плечами:
— Я уже видела Солнце в космосе.
Это прозвучало как отказ смотреть на звезды, и Клэйн не знал, какой реакции она от него ждет, что он должен изобразить — испытываемое облегчение или неудовольствие.
Однако когда через час после этого он менял ускорение, она зашла к нему в рубку.
— Так где обзорный зал, о котором ты говорил? — задорно спросила она.
Клэйн заметил, что несколько офицеров в рубке многозначительно переглянулись. Сдерживая раздражение, он повел жену в «стекляшку». Ее поступок был непростителен — зайти в такой момент! Ведь она знала режим полета, а значит, сознательно нарушала его.
Она, конечно, поняла, что муж сердит — по его голосу, но вида не подала, очаровательно улыбнулась и направилась к двери «стекляшки». Зайдя в обзорное помещение, она остановилась. Клэйн услышал, как она с шумом втянула в себя воздух, после чего шагнула вперед, за пределы его поля зрения. Клэйн вошел вслед за нею и увидел, что она стоит, прижавшись лицом к прозрачной стене, за которой — казалось, всего лишь в дюйме от этой «перегородки» — царила ее величество космическая бездна.
Клэйн тихо встал позади жены, ожидая, когда она поделится с ним впечатлениями. Он все еще дулся на нее из-за этого ее прихода в неподходящее время. Решение ее побывать в «стекляшке» именно сейчас, очевидно, возникло спонтанно. Он подумал, что так же спонтанно совершаются на Земле все глупости, даже сейчас, накануне почти неизбежной, как он считал, катастрофы. С каждым днем все яснее становилось, что угроза нашествия Риссов сказывается и на человеческих отношениях, порождает множество взаимопроникающих проблем. Эта навязываемая людям война дорого обходится человечеству.
Адамов Григорий
Громыко Ольга
Круз Андрей
Василенко Иван
Махров Алексей
Шилова Юлия