нового впечатления. Когда же солнце село и косые лучи озарили буер,
отбрасывая слева исполинскую тень от парусов, когда вслед за тем на землю
пала тьма, мгновенно вытеснив день, люди, повинуясь какому-то безотчетному
стремлению, придвинулись ближе и молча пожали друг, другу руки.
черном небе ослепительно сияли созвездия. Если бы Прокофьев не запасся
компасом, он мог бы держать курс по новой Полярной звезде, стоявшей низко
над горизонтом. Разумеется, на каком бы расстоянии ни находилась Галлия от
Солнца, оно было абсолютно ничтожно по сравнению с бесконечным
пространством, отделявшим ее от звезд.
значительным. Это с полной ясностью устанавливало последнее сообщение
ученого. Вот над чем задумался Прокофьев, пока Сервадак, следуя совершенно
иному течению мыслей, думал только о своем соотечественнике или
соотечественниках, ждавших спасения.
уменьшилась на двадцать миллионов лье согласно второму закону Кеплера. В
то же время расстояние между нею и Солнцем увеличилось на тридцать два
миллиона лье. Таким образом, она находилась почти в центре пояса малых
планет, которые движутся между орбитами Марса и Юпитера. Это
подтверждалось, между прочим, и появлением спутника Галлии: судя по
последнему сообщению ученого, это была Нерина - один из недавно открытых
астероидов. Итак, непрерывно удаляясь от Солнца, Галлия подчинялась точно
определенному закону. А если это верно, то не может ли неизвестный ученый
вычислить орбиту Галлии и установить математически точно время, когда
Галлия достигнет своего афелия, если, конечно, она движется по эллипсу?
Эта точка явится точкой ее наибольшего удаления от Солнца; начиная с этого
момента планета опять начнет приближаться к дневному светилу, и тогда
можно будет вычислить продолжительность ее солнечного года и количество
дней в году.
Сервадаком и подсчитав, что они прошли по прямой линии не менее ста лье,
лейтенант решил замедлить ход буера. Убрав часть парусов и не обращая
внимания на жестокий мороз, путешественники зорко следили за белой
равниной.
внесла бы хоть некоторое разнообразие в ее величаво-унылый простор.
Сервадак, сверившись с картой.
наветренной стороны острова. Но мы можем теперь держать прямо на остров.
леденящему ветру, Гектор Сервадак стоял на носу буера, напряженно
всматриваясь вдаль. Казалось, пристальный взгляд его сосредоточил в себе
все силы его души. Нет, он искал не дымок на горизонте, который помог бы
обнаружить жилище ученого, ведь у бедняги, наверное, топливо кончилось,
так же как и провиант, - Сервадак напрягал зрение, стараясь найти
островок, выступающий над ледяной равниной.
точке вдали:
поднимавшееся над линией горизонта, где небо сливалось с ледяным покровом
моря.
съемок!
километрах в шести от берега, рванулся вперед и полетел с бешеной
скоростью.
росла на глазах, и вскоре они увидели гряду невысоких, окружавших ее скал,
которые выделялись темным пятном на снежном ковре.
Мороз был жестокий, и обольщаться не приходилось, - буер несся на всех
парусах навстречу чьей-то могиле.
километра, Прокофьев спустил грот, так как буер летел к берегу уже по
инерции.
лоскут голубой ткани... И это все, что осталось от французского флага!
полукилометра в окружности, - это был последний уцелевший клочок земли
Форментеры, земли Балеарского архипелага! У подножия геодезической вышки
ютилась жалкая деревянная хижина с плотно закрытыми ставнями. Быстрее
молнии Сервадак и Прокофьев выпрыгнули на скалы, вскарабкались по
скользким уступам, добежали до хижины.
засов.
здесь мертвый.
ведь я его знаю! Где же я встречался с этим ученым?"
отсутствовало все необходимое. Сервадак и Прокофьев быстро приняли
решение. Через несколько минут они перенесли в буер умирающего ученого,
его физические и астрономические приборы, одежду, рукописи, книги и старую
дверь, служившую ему для вычислений вместо грифельной доски.
преминули этим воспользоваться, подняли паруса, и вскоре последний утес,
уцелевший от Балеарских островов, исчез вдали.
беспамятстве, внесли в большой зал Улья Нины, и колонисты приветствовали
криками "ура" своих отважных товарищей, которых они ждали с таким
нетерпением.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ,
Землю. Вот первые, довольно непонятные слова, которые он произнес:
причину катастрофы, не хотел ли сказать, что огромный обломок был
отторгнут от земного шара и брошен в пространство в результате
столкновения с кометой? Не произошла ли в пределах земной орбиты роковая
катастрофа? Которому из двух астероидов дал имя Галлии отшельник с острова
Форментеры - хвостатой комете или осколку Земли, несущемуся по
околосолнечному миру? Все эти вопросы мог разрешить только сам ученый,
который так уверенно заявил права на "свою комету"!
найденных в море во время экспедиции "Добрыни", тем самым астрономом, что
составил документ, занесенный на Теплую Землю почтовым голубем. Только он
один мог бросить в море футляр от подзорной трубы и бочонок из-под
консервов, только он мог выпустить птицу, которую инстинкт направил к
единственно обитаемой и населенной живыми существами области нового
светила. Значит, этому ученому, - а он несомненно был таковым, - были
известны некоторые из элементов Галлии. Он мог определить ее постепенное
удаление от Солнца, мог вычислить уменьшение ее тангенциальной скорости.
Но разрешил ли он самый важный вопрос, определил ли, по какой орбите
следовал астероид, по гиперболе, параболе или эллипсу? Удалось ли ему
вычислить эту кривую путем последовательных наблюдений Галлии в трех
различных положениях? Знал ли он, наконец, встретится ли когда-нибудь
новое светило с Землей и через какой промежуток времени это произойдет?