значит, они есть! И в самом деле, проще всего поехать и выяснить раз и
навсегда!
Однако на что рассчитывает Кантор? Ведь он же знает, он там был... Или не
был? Может, Ежики привиделась эта белая комната, где сидели Кантор, доктор
и незнакомец? Может, он просто потерял сознание от страха и отчаяния, когда
заблудился в кронверке?.. А потом сам не помнил, как добрался до станции,
сел в поезд...
Или так! Люди в комнате были, но другие, незнакомые, а Ежики показалось,
что ректор и доктор Клан... И возможно, эти люди отвели (или отнесли)
мальчишку в вагон...
Но зачем?
И почему такой обман? Почему не пустили туда, куда он рвался всей душой?
Фальшивый номер засветили над дверью...
А может быть, и телефон приснился? И Голос?
Нет!..
"Ежики... Беги, малыш, беги, пока светит луна..."
Он не добежал... Но луна-то светит и сейчас. По крайней мере, там светит!
Сегодня - даже ярче вчерашнего: стала еще круглее...
- Едем, - сказал Ежики, будто камень уронил.
- Сейчас? - начал Кантор. Обжегся мальчишкиным взглядом. - Ну... конечно,
такой час, это не в правилах лицея, но... раз такая ситуация... Но у меня
одна просьба!
Ежики смотрел сумрачно и нетерпеливо.
- ...Даже не просьба, условие: возьмем с собой воспитателя Янца. Клянусь, я
ничего не замышляю! Но посудите сами: нам нужен свидетель. Третий человек!
Беспристрастный. А господин Янц как раз отличается... гм... бесхитростным
нравом и прямотой суждений.
- Как хотите...
С этой минуты в Ежики стало расти горькое понимание, что ничего не
выйдет... В машине он скорчился между Кантором и почтительно-безмолвным
исполнительным Янцем. За прозрачным колпаком разворачивался, катился назад
громадный город - разноцветная карусель огней, струящихся реклам,
светящихся стеклянных стен, иллюминаций. Тысячи людей спешили веселиться,
смотрели на площади кино, толпились в открытых кафе, шли куда-то
карнавальной толпой... Праздничный беззаботный вихрь.
И если в этом вихре плохо и одиноко одной какой-то затерянной песчинке, что
с того? А если даже и не одной... Сколько таких песчинок? Мчится в машине
сгорбленный тоскливым предчувствием Ежики. Летит где-то в черном
пространстве без воздуха и тепла не нашедший себя на Земле Яшка... А может,
и не летит. Может, ничего не вышло, и он свалился назад, в травяную гущу
лицейского парка... А в траве, у игрушечного домика, один на один со своей
печалью съежился маленький Гусенок...
"Так и не узнал, как его зовут... Теперь, наверно, и не узнаю. Потому что
не вернусь..."
Откуда это странное чувство, что он не вернется в лицей? Была бы надежда,
что все-таки попадет на заставу, - тогда еще понятно. Однако надежды этой
все меньше и меньшее. А вместо нее ощущение, что увозят его в какой-то
пасмурный, совсем безрадостный край.
...Сели в поезд у Южного вокзала. Как полагается, в хвостовой вагон. Но все
было не так. И Ежики даже не удивился, когда следующую станцию объявил
чужой, незнакомый голос.
- Голос другой... - сказал Ежики, глядя за черное стекло.
Кантор, кажется, пожал круглыми плечами. Тогда Ежики сказал злее:
- Это вы подстроили.
Кантор вздохнул: мол, стерплю и это.
- Я не занимаюсь проблемами Службы движения... Голос, возможно, решили
сменить после того случая в диспетчерской. Специально, чтобы не
травмировать вас...
Почти без волнения, без ожидания слушал Ежики названия станций. И не
удивился, только совсем поник, услыхав после Солнечных часов: "Следующая
станция - Площадь Карнавалов"...
...Там, на Площади, они вышли из вагона. Ежики встал у края платформы. Свет
плафонов казался серым... Кантор нерешительно, виновато даже переступил
рядом своими мягкими башмаками.
- Ну... что? Поедем домой?
Ежики молча помотал головой.
- Ну... а что вы предлагаете, Матиуш?
Ежики молчал. Ничего он не предлагал. Ничего не хотел... Улететь бы, как
Яшка, в черноту, чтобы не видеть, не слышать. Никого, ничего...
Воспитатель Янц молчал рядом почтительно и с готовностью делать, что скажет
ректор. Судя по всему, он не очень понимал, что происходит.
Кантор сказал опять:
- Матиуш, мальчик мой, я же не виноват...
- Виноваты.
Ежики бросил это просто так, последним толчком упрямства. Но следом за
словом толкнулась и догадка - слабенько так, намеком...
- Да в чем же опять вы меня обвиняете? - Это у Кантора получилось
театрально. Даже люди на платформе заоглядывались.
- Потому что я ехал с вами... Вот если бы один...
Кантор не стал обвинять его ни в глупости, ни в упрямстве, ни в нелепой
вере в потусторонние чудеса. Он сказал кротко и утомленно:
- Господин Янц. Вы с мальчиком вернетесь на станцию Солнечные часы. Там
Радомир сядет на встречный поезд и приедет сюда один. Я встречу... Или нет,
встретите вы. А отвезу его туда я...
Надежда затеплела в душе у Ежики. Но лишь на полминуты. Когда он услышал
опять чужой голос, понял, что все зря. И на перроне Солнечных часов,
оставленный Кантором, сел в хвостовой вагон безнадежно, как арестант.
- Осторожно, двери закрываются. Следующая станция - Площадь Карнавалов...
Там он покорно сошел, сразу увидел Янца с вопросительно-заботливым лицом.
Длиняого, доброго, ничего не понимающего человека. И от этой беспонятливой
тупой доброты, оттого, что сейчас надо ехать в лицей, оттого, что на Кольце
он никогда уже не услышит маминого голоса, и оттого, что не будет в жизни
Якорного поля, Ежики проткнула беспощадная тоскливая боль... раньше он
только в книжках читал, что от горя может болеть сердце. Даже тогда, при
страшном известии о маме, оно замирало, колотилось неровно, однако без
боли. А теперь у него, у мальчишки, не ведавшего раньше ни одной серьезной
хвори, в сердце словно вошла стальная спица.
Ежики согнулся, хватанул губами воздух, понял, что сейчас умрет, и не
испугался. Даже наоборот. Только не надо, чтобы так больно. Он прижал к
ребрам растопыренную ладонь. Стало легче. Сквозь материю нагрудного кармана
в ладонь ласково ткнулось круглое пятнышко теплоты. В ладонь - и обратно в
грудь... Возможно, это в ладони пульсировала жилка, но казалось, что
монетка в кармане бьется - с колоском и профилем Хранителя-мальчишки. Живет
под рукою. И посылает сердцу мягкие толчки спасительной теплоты... И
колючая спица тает, и можно вздохнуть...
Спасибо, Хранитель Итан, спасибо, колосок... Спасибо, йхоло...