глубину тихрианского корабля. Она услышала, как сзади туда запрыгнул Оцмар и
уселся на пол, на какую-то хрустящую подстилку, даже не коснувшись края
одежд своей деллы-уэллы. Коротко кинул:
тыльной стороной ладони утирая кровь, липкой струйкой бежавшую из носа.
взгляда. Таира обернулась, чтобы удостовериться в невредимости принцессы, -
да, у той закалка была покрепче. А следом за ней на шероховатый плитняковый
пол спрыгнул невысокий горбун с каким-то необычным лицом. Горб у него тоже
был необыкновенный - не сзади, а спереди. И руки ниже колен.
лице. Не говоря ни слова, он шагнул к горбуну и изо всей силы ударил его
ногой.
поступать при мне!
был бы отрезать ему уши, - заметил Оцмар.
мокрое полотенце принесли?
тут же примчалась какая-то серебристая гурия с влажным полотенцем. Таира
одним концом вытерла кровь с лица, другим, присев над горбуном, смочила ему
лоб. Теперь ей стало ясно, что ей показалось таким чудным - его прическа.
Брови, зачесанные книзу, были подстрижены на уровне середины глаз, а волосы,
спускавшиеся на лоб, - до бровей. Так же, с квадратной выемкой посередине,
были выстрижены усы.
хреновый.
тебя, госпожа, немилостивое слово. - Голос у горбуна был приятный,
бархатистый.
повелитель дозволяет? - Надо было не перегнуть палку, распоряжаясь в чужих
апартаментах.
узнать, распустился ли пуховый цветок?
для его фигуры гибкостью.
царапучая парча, - осторожно напомнила Таира.
спускают его с рук - но еще не расцвел нагорный цветок и не прибыла твоя
волшебная птица, чтобы осенить его тенью своих крыльев. Ты получишь белого
ребенка так, как я видел это в своих вещих снах.
сдерживается принцесса, чтобы не ринуться на поиски по всем покоям
необозримого города-дворца.
чтобы подарить тебе эту сказку. А пока позволь мне проводить тебя в твои
покои.
ней была буквально пропасть, этажей десять, не меньше. Прямо от перил
начиналась узенькая полоска виадука с весьма ненадежным на вид ограждением;
поддерживаемый изящной аркой, он упирался в совершенно глухую стену
ступенчатой башни. Еще несколько таких же висячих мостков виднелось ниже -
некоторые из них обрывались прямо над зеленеющем глубиной двора. Террасные
сады на самой различной высоте дотягивали свои душистые ветки до балюстрады,
на которую не без некоторого страха опиралась сейчас девушка. Это даже не
была инстинктивная боязнь высоты - просто во всем этом изящном переплетении
хрупких конструкций было что-то аномальное, словно создавались они не для
этого мира, а для какого-то другого, с меньшей силой тяжести и большим
бесстрашием его обитателей.
Оцмару.
жизнь: одни заканчиваются глухой стеной, другие - обрывом в пропасть, а
одна-единственная дорога ведет к сказке, предназначенной только мне. Сейчас
ты увидишь ее. Но прежде... Идем.
последовала за ним. Миновав анфиладу янтарных покоев, они спустились по
пологой лестнице, огражденной черными свечами кипарисов, и по висячему
мостку пошли над поросшим диковинными цветами, более похожими на водоросли,
ущельем, сохранившимся в своем первозданном виде. Подкрашенный кармином дым
подымался откуда-то снизу, и солнечные лучи, проходя сквозь него, тоже
приобретали чуточку зловещий пурпурный оттенок. Несмотря на сквозное
пространство, здесь не чувствовалось ни ветерка, и пухлые ватные облачка
флегматично замерли под стрельчатыми арками и над ними, не закрывая,
впрочем, гряды белых меловых холмов, ограждавших ущелье с севера. Таира
глянула вверх - чуть выше тянулся еще один воздушный мост, по которому
бесшумно двигались люди в красном и черном, а правее, на вершине скалистого
утеса, неподвижно застыла величественная крылатая фигура, в скорбной
задумчивости взирающая прямо на солнце.
приказал изваять из разного камня, соединив потом воедино. Говорят, у
настоящих анделисов два рукава - черный и красный, но этот дух явился мне в
белых одеждах. Однако поторопись, делла-уэлла, горный цветок распускается не
надолго, а потом его разносит ветер.
один терем и начинается другой, еще более причудливый, - иногда они
располагались просто друг на друге, и обитатели этого, наверное, отличали их
только по разноцветным изразцам, которыми были облицованы стены, башни,
купола. Здесь смешались византийские базилики и минареты, античные храмы и
вавилонские зиккураты, и во всем этом не чувствовалось безвкусицы, потому
что это была сказка.
темноте по тесному коридору, где даже двоим было бы не разойтись. Деревянная
обшивка стен и пола делала их движение почти бесшумным, и если бы не
громадные жуки-светляки, то здесь царила бы непроглядная тьма. По всему
чувствовалось, что этот проход не предназначался для посторонних. Наконец
коридор круто свернул вправо, и перед ними затеплилась ровным светом щель, в
которую можно было протиснуться только боком. Оцмар привычным движением
скользнул в нее и тут же отступил влево, освобождая проход для девушки. Она
последовала за князем, протиснувшись через столь необычную дверь, и застыла
на месте: дальше идти было некуда.
освещена серебристым мерцанием дымчатых шаров, лежащих, как апельсины, в
громоздкой хрустальной вазе, стоящей прямо на полу в самом центре ротонды. И
ничего другого здесь не было, если не считать женского портрета, висящего
прямо напротив входа.
потому, что больше смотреть было не на что, но потом от него уже нельзя было
отвести глаз. Тонкие черты нежного и в то же время в чем-то непреклонного
лица были полускрыты едва угадываемой вуалью, уложенной поверх волос
причудливыми складками. Диковинный нимб из отчетливых белых цветков осенял
это лицо, ни в коей мере не делая его святым. Но - священным.
то, чего не сохранила моя память, я счел святотатством. Поэтому она под
вуалью. Но я все время жду, что в каком-нибудь из моих снов она сбросит этот
покров...
тем больше понимаю, какая разница между красивым - и Прекрасным... Она
умерла молодой?
проглядывал краешек.
любознательности.
каким-то неестественно ровным, словно обесцвеченным голосом проговорил
Оцмар.
его утешить. - Видно, тебе передалось все лучшее, что было в ней.
Строфионов. Аннихитре не хватало жемчуга на свои безумства, и он уступил
рабыню моему отцу.
- да, действительно, ни о чем постороннем здесь говорить не следовало. Тем
более о торговле