Фастина обняла его, поцеловала в холодные губы и прижалась к
бесчувственному телу. Теперь к ее любви примешивалась жалость.
Машинально он поднял руки и коснулся ее руки, продолжая смотреть в окно и
думать об Орландо Шарвисе. Его по-прежнему мучил вопрос: действовал ли
ученый из побуждений добра или зла, или же не испытывал ни того, ни
другого. Размышляя, он вспоминал себя прежнего и удивлялся, почему его жена
так тихо плачет? Почему он не может и никогда не сможет плакать вместе с
ней? Он ничего не хотел, ни о чем не сожалел и ничего не боялся.