Чтение 38–й страницы книги ~Выбравший бездну~

- Знаю, - перебил его Маг. - Ну, если должен, то сиди.

- Да не тяни ты, рассказывай. Что ты узнал?

- Видишь ли, погода там засушливая. Если я правильно понял, люди
приносят человеческие жертвы не везде, а только в засушливых районах?

Гелас взглянул вниз:

- Пожалуй, да.

- Дело в том, что таким образом они могут влиять на погоду. Конечно,
они совершенно не понимают, как это происходит. Один человек - пока еще
слишком слабый и неумелый творец, чтобы сознательно вызвать дождь, но
толпа людей может создать условия, при которых он пойдет. Человеческое
горе резко усиливает потребление энергий высших планов этого мира, а
изменения на тонких планах влекут за собой изменения на плотном плане.
Жертва вызывает горе, горе вызывает дождь, но люди ничего не знают о
высших планах, поэтому им кажется, что жертва вызывает дождь. Они
считают - чем ценнее жертва, тем вернее смилостивится бог, но на самом
деле - чем больше горя, тем сильнее их собственное влияние на стихии.

- Но ведь жертва может и не помочь, - задумался Гелас. - Наверняка
это действует не всегда.

- Видимо, достаточно часто, чтобы стоило попробовать, - заметил Маг.
- А неудачу легко свалить на бога: ну, не захотел он сегодня
смилостивиться, ничего не поделаешь.

- Боюсь, что эта практика может распространиться не только на погоду,
- высказал опасение Гелас.

- Наверное, так и будет, - согласился с ним Маг. - Подлинных причин
успеха кровавой жертвы люди не знают, а бога можно попросить о чем
угодно. Видимо, это неизбежный этап их развития.

- Ничего, скоро у них будут настоящие боги, - оптимистично отозвался
Гелас. - Император сделал объявление, и первые из Сил уже прибыли сюда.
Заинтересовались все, хотя он никого не обязывал. Даже те, кто не
вылезал из Тартара, оставили свои состязания, чтобы взглянуть на этот
мир.

Это означало, что в плотный мир людей заявились и Хтон, и Эрида, и
вся остальная тартарская компания.

- Не уверен, что это к лучшему, - качнул головой Маг.

- Я тоже.

Маг с Воином понимающе переглянулись. Однако законы не допускали ни
малейшего неравенства среди Сил. Император мог призвать к сотрудничеству
либо всех, либо никого.

И к людям явились сонмы богов. Они разлетелись по миру, по расам,
выбирая деятельность по вкусу и склонностям. Некоторые так увлеклись
новым делом, что взялись присматривать сразу за несколькими расами.
Кто-то предпочел суровых, воинственных северян, кто-то - хрупких южан.
Нашлись и такие людские сообщества, которые приглянулись даже любителям
тартарских боев, к глубокой досаде Геласа, считающего себя главным
ответственным за судьбу и развитие этого мира. Рыжий был уверен, что
люди, и без того падкие на дурное, не научатся от них ничему хорошему,
но ничего не мог поделать с этим. Он не мог запретить им выполнять
приказ Императора. Он возмущенно жаловался на них Магу, с которым
заметно сблизился в последнее время.

- Ты посмотри, что они делают! - восклицал он. - Мало того, что они
поощряют эти кровавые жертвы, они еще подстрекают людей на войны и
убийства!

- Тартарские замашки, - пожимал плечами Маг. - Эрида вон тоже, можно
сказать, нашла здесь себя. Она обожает ссорить других, а люди - просто
благодатный для этого материал. Давно я не видел ее такой счастливой.

- Голову даю на отсечение, это не доведет до добра.

Маг усмехнулся про себя. Рыжий, конечно, набрался подобных
специфических выражений у людей и употреблял их, как и они, не
вдумываясь в смысл.

- Что ты ухмыляешься? - сердито спросил у него.

Маг понял, что лицо выдало его. С этими людьми он совсем растерял
привычку прятать свои чувства.

- Просто я подумал, каких словечек наберутся у людей наши тартарские
коллеги, - пояснил он. - После того как услышал, что говоришь ты.

- Да? Тьфу! Действительно... голова, отсечение. Мы начинаем
рассуждать, как они.

- Да, еще неизвестно, кто на кого влияет больше, - хмыкнул Маг.

- Но, может быть, мы зря беспокоимся? Большинство наших работает
добросовестно. В хорошем направлении, разумеется.

- Но теперь везде такое разногласие и пестрота духовных убеждений!

Гелас окинул мир мрачным взглядом:

- Как будто раньше там было слишком однообразно.

- Это кажущиеся различия, - успокоил его Маг. - Если взглянуть
глубже, везде одно и то же. Духовные ценности едины.

- Это ты людям скажи, - недовольно проворчал Гелас. - Для их убогих
головенок форма куда важнее духовного содержания. Я бы даже сказал, что
они не видят ничего, кроме формы, обрядов, ритуалов, молитвенных текстов
и тому подобного. При малейших религиозных разногласиях они глотки друг
другу перервать готовы. Мало им было других причин!

- Ты путаешь причины и следствия, приятель, - заметил Маг. - Если они
хотят скандалов, ссор, войн, убийств, для этого не нужно иметь причину.
Достаточно найти повод, который может быть любым, в том числе и
религиозным. Такие раздоры - следствие их агрессивного нрава, но сами
духовные убеждения тут ни при чем.

- Причины, следствия - какая разница, если итог один? Люди воюют.

- Может быть, это временное явление? - Маг придерживался этого
мнения, потому что считал, что все временно, но это не утешало. Не все
изменения происходили в лучшую сторону.

- Посмотрим, - буркнул Гелас.

- А чем ты сейчас занимаешься? - Маг, надеясь улучшить настроение
напарника, решил проявить вежливый интерес к его делам.

- Да все тем же - своими подопечными, - ответил тот. - Помогаю
понемножку, наставляю.

- А они как?

- Да как тебе сказать... - По лицу Геласа прошла неопределенная
гримаса. - Ничего, слушаются.

- Ты чем-то недоволен? - догадался Маг. - Неужели тем, что они
слушаются? Ну, тогда на тебя не угодишь.

- Понимаешь, - вздохнул Воин, - мне казалось, что наши отношения
четко определены. Я говорил им, что я - их отец, они - мои дети. Вроде
бы все понятно. Но в последнее время они упорно называют себя моими
рабами. "Рабы божьи" - как тебе это понравится?

- Ну... и в чем дело? - Маг не вполне понимал, почему это так
огорчает рыжего.

- Сразу видно, что тебе никогда не хотелось детей. - Это было
довольно-таки проницательным замечанием со стороны недалекого Воина. -
Как по-твоему, какими хочет отец видеть своих детей?

- Трудно сказать... - уклончиво ответил Маг.

- Он хочет, чтобы они выросли добрыми, мудрыми и духовно зрелыми. Он
хочет, чтобы они стали такими же творцами, как он сам, и даже превзошли
его. Он хочет, чтобы они были самостоятельными и независимыми. Он
никогда, слышишь ты, никогда не хочет, чтобы они были рабами! Даже его
рабами!

С самого начала их совместной работы Маг впервые видел Воина вне
себя. Тот яростно сверкнул глазами и хлестнул вожжами ни в чем не
повинных грифонов. Ксантогриффа и Меланогриффа оскалились и взвились на
дыбы.

- Да не кричи ты! - Он сам был вынужден повысить голос, чтобы рыжий
прислушался к нему. - Неужели ты не понимаешь, что они - пока еще
маленькие дети!

- Маленькие? - переспросил Воин. - Я сам себя утешаю этим. Но иногда
мне кажется, что и по маленьким детям видно, какими они вырастут.

- Ну, хочешь, я слетаю вниз, попытаюсь разобраться, почему так
происходит, - предложил Маг, тронутый искренним огорчением своего
напарника. - Если мы выясним причины, то сумеем повлиять на следствия.

- Это было бы просто здорово, - обрадовался Воин.

***

Полуденное солнце заливало пестрый, грязный портовый город - столицу
какой-то из южных стран. По гавани сновали тучи рыбацких лодок, на
якорях стояли парусники и весельные галеры с прикованными на цепях
гребцами. Восточный базар, изобилующий людьми и товарами, раскинулся
прямо на портовой площади. Здесь продавали и покупали все - от добычи
рыбацких промыслов до верблюдов, коней и рабов. Неровные ряды лавчонок и
торговцев с мешками и корзинами, рассевшихся на утоптанной тысячами ног
земле, кишели толпами покупателей. Горожане были преимущественно
смуглыми и черноволосыми, но среди них встречались и приезжие с севера -
моряки и купцы с загорелой дочерна кожей и выгоревшими добела волосами,
давно примелькавшиеся местным жителям. Люди десятков национальностей
съезжались сюда торговать.

Сквозь базарную толпу пробирался высокий белокурый парень. Внешность
выдавала в нем чужестранца, но он не был похож ни на моряка, ни тем
более на купца. Стоптанные сандалии, рубаха из грубого некрашеного
холста, подпоясанная куском веревки, поношенный плащ неопределенного
цвета заставляли думать, что это обыкновенный бродяга. Судя по тому, как
парень осматривался по сторонам, как разглядывал привычные глазу местных
обитателей вещи, он оказался в этом городе впервые.

Он шел по рядам, то и дело останавливаясь, чтобы поглядеть на товары
или послушать торг продавцов и покупателей. Иногда ему пытались навязать