положение примерно у всех одинаковое.
зарабатывали меньше других, но не хотели оставаться в долгу. Стали
повышать свою квалификацию, надо учиться. Организовали курсы, где
преподавали наиболее знающие члены бригады. Девушки овладевали новыми
профессиями, и заработки у них повысились, получают теперь не меньше самых
квалифицированных членов бригады. Здорово! Ноя забежал вперед. Очень мне
понравилось, как у них поставлено дело. Братухин-то начинал разговор не с
этого. Он наконец оставил в покое свою кепку, которую мял в руках, пока
здоровался и извинялся за поздний визит, сунул ее в карман и с
достоинством продолжал:
Электрифицировать все можем, а ютимся пока у колхозников или живем в
вагончиках. Конечно, мы бы и сами срубили домишки не хуже, чем в деревне,
но, если существует такая "домостроительная машина", считаем, что
возвращаться к старому просто нельзя. Оторвись моя башка, нельзя. Зачем
лес губить на жилье?
его могу понять. Ясно, что у богатого совхоза найдутся деньги для
строительства поселка. Есть, конечно, типовые проекты, созданные опытными
архитекторами.
людей.
прав.
строительстве. А перспективы этого края тоже такие, что дух захватывает.
угольные месторождения. Предполагается строительство современного города.
это был бы город! И не зря Литовцев так борется за свой лидарит, хотя
должен понимать, что на лидарит рассчитывать нечего. Слишком дорого
обойдется само строительство. А кроме этого, еще надо построить мощный
химический завод для производства полимера столь высокой стоимости.
Пройдут годы, пока закончится строительство завода, пока освоят выпуск
лидарита. Потом еще проверка, как он поведет себя в эксплуатации.
Экспериментальный поселок необходим. И Литовцев будет стоять на своем.
был построен пластмассовый домик. Об этом даже газеты писали. А где эти
домики?
Прочно, надежно и дешево. Опять экономика! А что поделаешь? Ведь и
Братухин ссылался, по существу, на материально-техническую базу. Так
неужели же группа научных работников не может определить, почему
разрушаются стены столь необходимых всем домиков? Трудно поверить. Боюсь,
что комсомольцам, которые пришли к нам с конкретной мечтой о будущем, еще
труднее поверить в нашу беспомощность.
заговорил:
мы вам помочь. Но самое трудное у нас впереди. Вон там, - указал он на
темное окно, - стоит наша машина. Отказалась работать. А почему? Она же не
говорит.
надежды и думаем, что в ближайший месяц все разрешится к нашему общему
удовольствию.
нас радостные, окрыленные. Но мне стало боязно за него. При создавшихся
обстоятельствах можно и обмануть доверие ребят. А это никак нельзя. Это
преступление перед своей совестью.
дневник".
будто комсомольцы из совхоза принесли с особой "чертеж мечты".
в бессоннице. Поволновался он за сегодняшний вечер достаточно. А как он
глядел на Братухина - этого парня из совхоза! Не мог сдержать восторга
Алешка - парень, как любит подчеркивать Литовцев, воспитанный в
капиталистическом мире...
комсомольцев, ни их мечте о новом поселке, новом городе, ни свершению
"планов наших громадья", что так любил Маяковский. Держался Валентин
Игнатьевич индифферентно, будто ни в чем не заинтересован.
Из туманной пелены над горизонтом поднималось солнце, хмурое,
недовольное, точно его потревожили слишком рано. Кутаясь в дырявые облака,
оно скупо осветило размокшую глинистую дорогу, посеревший забор
стройплощадки и человека в ватнике с красным шарфом. Шарф подчеркивал
скудость красок и как бы звенел на сером фоне неба, земли и всего
окружающего. Алексей мыл в луже свои резиновые сапоги, низко склонившись,
черпал воду пригоршней, тонкой струйкой лил на блестящий черный носок,
повторял это много раз, видимо не замечая, что к каблукам прилипли тяжелые
комья жирной глины. Все это делалось машинально и совершенно напрасно,
потому что на стройплощадке, куда намеревался сейчас идти Алексей, тоже
глины достаточно, - сапоги опять станут грязными. Впрочем, не все ли равно.
ступенькам к проходной, нерешительно взялся за ручку двери. Было еще
темно, когда, измученный бессонницей, он вышел в степь. Казалось, что
когда остаешься один на один с бескрайними просторами родной, лишь недавно
обретенной земли, с пашнями и осенними туманами, что так заботливо
прикрывают всходы, с безветренной тишиной, когда слышишь лишь плеск воды
под ногами, именно сейчас, в эти минуты, и прояснится твоя дорога в жизнь.
Ведь у него она совсем иная и только начинается.
еще до звонка, призывающего к началу работы, придет к нему ясная в своей
живительной свежести мысль, которую он все утро искал на пустынных дорогах.
со ступенек.
Агаевне, она беспокоится.
нездорова. Побыл бы с ней. Ей воды подать некому.
Вадима.
молчаливую женщину, которая, не навязывая своей дружбы, очень тепло и
заботливо к нему относилась. Вначале он испытывал к Мариам простое
уважение, главным образом из-за отца, - отец с ней счастлив, а это уже
многое значит, сыну тоже надо быть благодарным за любовь этой-женщины к
отцу. Но сейчас, когда Алексей полюбил сам и понял всю глубину этого
великого чувства, в сердце его потеплело. Оно наполнилось нежностью и к
Мариам. Любовь к Наде безгранично расширила мир. Надо только найти самого
себя и не потерять Надю. Вечером, после разговора с ней, Алешка не спал
всю ночь, а к утру ушел бродить по степи.
на кровати Алексея, а самого Алексея не было. Вадим отдернул занавеску и в
неверном свете начинающегося утра увидел Надю. Закутавшись в одеяло, он
приблизил лицо к стеклу и, указывая на Алешину кровать, отрицательно
помотал головой.
оделся и распахнул дверь. Надя вошла молча и тяжело опустилась на стул.
раскачивалась.
смеющиеся хитрые глаза, но рука ее была мокра от слез.
хороший, честный, добрый. Ты поймешь меня. Другому бы никогда не сказала...
было пусто и холодно. Он давно уже примирился с чужой любовью - пусть они
будут счастливы, - но тонкий лучик надежды все еще где-то мерцал. Теперь
же он исчез навсегда.
который любит ее ничуть не меньше, чем она его. Но гордость, мужская
гордость виновата. Алексей считает, что пока он еще ничего не добился в
жизни, ему нужно остаться здесь, получить настоящую профессию.
согласен - жертвы ему не нужны. Нельзя, говорит, бросать научную работу.
Конечно, и в Москве он мог бы и учиться и работать где-нибудь на заводе. А
деваться нам некуда. Ужасно! Ты же знаешь, я живу с мамой в одной
небольшой комнате, а Алешка тоже на птичьих правах.