Чтение 38–й страницы книги ~Куявия~

- Но как это возможно?

- К городу Свиденец подкрались ночью. Выбрали место, где на городской стене стражи то ли заснули, то ли ушли греться к бабам, быстро забросили веревки с крючьями, забрались, перебили охрану на воротах и распахнули навстречу своей орде...

Кадом зябко передернул плечами.

- Да уж... Тут и стена высока. Крючья не добросишь, и стражей как муравьев на дохлой жабе... Слышали, что он сказал? Удвоить на остаток ночи, а если артане пойдут на приступ, то стража сама отобьется! Он еще и хладнокровен, отправившись спать в такое время.

Цвигун широко зевнул, посмотрел на небо, в сторону артанского лагеря, снова на небо.

- Не думаю, что артане рискнут снова... Последуем же примеру нашего вождя, а он сейчас в самом деле наш вождь, знатен или нет... Нам надо крепить единство, а не грызться за место ближе к знамени. Оставим это до победы.

- Или до тех пор, - громыхнул Кадом, - пока этот пастух не станет вести себя no-пастушьи. Тогда во имя спасения дела...

Разговаривая, они спускались по ступенькам, Апоница хмуро смотрел в их даже сейчас прямые спины. Пока что неповиновением не пахнет, но и напряжение остается. Эти знатные князья и беры не простят Иггельду ни малейшего промаха.

* * *

Иггельд был разбужен громкими голосами прямо под окнами. Выглянул, снаружи еще темно, только небо окрасилось рассветом, но в Долине еще ночь, люди с факелами в руках галдят вокруг двух десятков огромных мужчин в звериных шкурах, косматых, с неопрятными бородами. Иггельд с первого же взгляда узнал кетичей, горский народ, что ушел от мира, считая его нечистым, и с тех пор считался потерянным. Он, пролетая на Черныше, несколько раз видел их, не успевших укрыться от его взора. Перед глазами на миг стало темно и холодно, словно дохнуло смертью, не летать ему больше на драконах, усилием воли стряхнул оцепенение смерти, грудь поднялась в судорожном вздохе, он перевел дыхание, быстро оделся и выбежал из дома.

Воздух свеж, плечи передернулись, словно в танце, он спустился по ступенькам, люди расступились. Он спросил громко и отчетливо, чтобы слышали даже в задних рядах:

- Что случилось?

Лохматый вожак пришедших злобно усмехнулся.

- Мы прошли у них над самыми головами. Их можно взять голыми руками... если бы у нас было столько рук!

Иггельд спросил:

- Что вы хотите?

Вожак удивился:

- Как что?.. Без нас вам артан не побить, это уж точно!

Он захохотал, с ним захохотали, словно горы затряслись, его лохматые сородичи. Гоготали громко и с удовольствием. В толпе после минуты оцепенения ликующе заорали. Иггельд ощутил стеснение в груди. Ведь не приходили же, когда здесь было мирно и безопасно! Пришли в самое тяжкое время, когда дорог каждый человек, способный бросить камень или взмахнуть дубиной! Пришли, хотя ничем не обязаны ни ему, ни кому-то из этой Долины...

- Спасибо, - проговорил он. Голос дрогнул. - Спасибо, люди. Я - ваш, полностью ваш.

- Это мы - твои, - заверил вожак. - Мы все видим, все... Кто чего стоит.

Иггельд обнял, отстранился и пошел к воротам. За ним сразу же пошли сзади, он напрягся непроизвольно, но напомнил себе, что даже вожаки мальчишечьих стаек не ходят одни, за ними всегда свита, так же князь Брун всегда ходил с сопровождающими, а теперь вот и он, Иггельд, должен привыкнуть, что рядом будут люди, будут бездумно смотреть в его глаза, ждать мудрых и правильных - где их взять - указаний.

На стене и навесе, что над воротами, все еще полыхала смола в двух бочках, но факелы уже загасили, там наверху светает. Он бодро поднимался по каменным ступенькам, искрятся влагой, ночью здесь холодно, вода уходит из воздуха и обильно смачивает каменные стены.

Над воротами навес втрое шире, чем сама стена, здесь, как на городской площади, народ стоит группками. Апоница поклонился издали, Иггельд отметил с замешательством, что старый учитель не кивнул, как обычно, а поклонился, и это при всем народе. Человек десять из знатных, похоже, так и не ложились, стоят, закутавшись в плащи, озябшие, хмурые, рассматривают артанский стан. Увидев жест Апоницы, обернулись и после небольшого замешательства - Иггельд не поверил глазам - тоже поклонились, впрочем, без подобострастия, а как равные равному, который из их среды ими же избран вождем.

Один из них, кажется, князь Онрад, спросил негромко:

- Какие будут наши действия, князь?

Какой, к черту, князь, хотел сказать Иггельд, подозревая насмешку. Потом сообразил, что его называют всего лишь походным или боевым князем, что совсем не то, что урожденный или потомственный, походным назначают или выбирают только на время похода, а потом он снова то, чем был раньше.

- Выжидать, - ответил он хмуро. - Пусть ломают зубы о наши горы. Сегодня же я подниму всех драконов, начнем бить их сверху.

Онрад сказал с сомнением:

- Но драконы что-то нигде в войнах не блеснули... Могли бы и Куябу попробовать защитить.

- Летать пришлось бы далеко, - сказал Иггельд. - Я уж молчу, что там народ драконов почти так же не любит, как и сами артане. Могли бы питомник драконов устроить под Куябой? Могли бы. А здесь все рядом! Разве артан трудно забросать сверху камнями? Или нам их придется везти издалека?

Артане себе не изменили: выдвигались на конях, хотя неведомо какими титаническими усилиями переправили коней через пропасти, как сумели провести этих степных существ в шаге от края бездны. Они ехали неторопливо, спокойно, а когда выбрались на открытое пространство, начали неспешно накапливаться, поле огромное, поместится все войско.

Иггельд подосадовал, что не велел выстроить стену там, запер бы вообще вход даже сюда. Защищенный такой стеной город взять вообще невозможно. Даже тараном не смогли бы размахнуться, подъем там крут, а узкая дорожка извилиста. Хреновый из него полководец и стратег, тот бы сразу додумался, решение-то очевидное...

Хреновый, поправил себя, что и эту стену едва-едва сумел уговорить поставить. Сколько было возражений! Как переломил всех, даже сейчас дивно. Нет, там бы стену ставить не взялись, там нужно тянуть втрое длиннее, это же сколько камня, труда...

За артанами, к удивлению и отвращению Иггельда, как и других, показались ровные ряды куявских пеших ратников. Все вооружены хорошо, доспехи железные, не голытьба, согнанная насильно. Куявам не дали встать отдельно, два конных артанских полка зажали их, словно невзначай, с двух сторон. Мол, за союзниками тоже должен быть глаз.

Апоница стоял на стене рядом, лицо его было усталым, испещренным глубокими морщинами, но глаза блестели почти весело. И весь подтянулся, словно сбросил десяток-другой лет. Спина почти прямая, плечи раздвинул, посматривал орлиным взором и на разворачивающихся артан, и на долинников, что, как галки, усеяли все стены и навес над воротами.

- Накапливаются, - заметил он.

- Чересчур быстро, - ответил Иггельд. - Ведь там наши люди, должны обрушить каменные лавины...

- Может, успели, - возразил Апоница. - Но артан это не остановит. Гибель на земле врага - почетна!.. Правда, как переправляют своих коней, что ничего окромя степи не видели?

- Завязывают глаза, - предположил Иггельд.

- И все-таки наш народ не трусит, - сказал Апоница с одобрительным удивлением.

- Они еще крови не видали, - ответил Иггельд невесело.

- Не потому...

- Значит, на стену уповают.

За их спинами потихоньку накапливались военачальники. Князь Онрад кашлянул, сказал почтительно:

- Осмелюсь заметить, что не только на крепость стен. Артане прямо от спеси лопаются, а у нас своя гордость, не такая крикливая. Вы, жители Долины, горды тем, что забрались сюда под облака не ради выгоды, не ради наживы, а ради своих крылатых ящериц. А мы, отступившие, горды тем, что не предали Куявию, как бы ей ни было плохо, в каком бы дерьме ни оказалась, как бы мы сами ни презирали свой народ. Нам самим стыдиться нечего, но за Куявию все равно стыдно. И сейчас, наш дорогой князь, мы готовы драться. И не просто драться, а смывать позор со всей Куявии. Это все равно...

Он запнулся, Иггельд закончил тихо, чтобы показать, что прекрасно его понимает:

- ...все равно это наш позор. Страна ведь наша.

Второй бер, тучный и громоздкий, что занимал место сразу троих, пробурчал:

- Мы на последнем клочке свободной от артан земли. И мы его не отдадим.

Солнце наконец выглянуло из-за гор, заблистали выпуклые щиты, доспехи, шлемы. Даже в воинском стане артан блистало множество искорок: куявский отряд вооружен неплохо, самые бедные и то в кольчугах, а военачальники, пусть самые мелкие, в металлических панцирях поверх кольчуг и с цельными шлемами.

Онрад буркнул с неприязнью:

- Люди князя Бруна. Сволочь! Подумать только, я через жену с ним в дальнем родстве.

Булат хохотнул:

- Приди домой и удави жену.

- Вообще-то повод хороший, - согласился Онрад. - А то все не мог придумать, за что. Соседи начнут спрашивать...

- Пользуйся моментом, - подсказал Булат. - Сейчас можно сослаться на любовь к отечеству, потом уже поздно. Вообще я считаю, что женитьба - это слишком трусливое бегство от холостяцких проблем.

- Что делать, без женщин жить тяжело, а с ними дороговато...

От артанского стана вперед выдвинулась группа военачальников, все на дивных артанских конях: тонконогих, сухих, нервных, с огненными глазами. Внимательно и придирчиво осматривали стену и ворота крепости. Собственно, стена справа тянется аж на длину копья, а стена слева - на полтора. Зато обе поднимаются в синеву, почти исчезая там, благо камня в горах вдосталь, а когда нет необходимости тянуть стену в длину, ее можно погнать ввысь. Так что единственно уязвимым местом остаются врата, сейчас запертые.

Иггельд хмуро улыбнулся. Артан ждет неприятная неожиданность. Апоница хотел навалить с этой стороны тяжелых глыб, но он приволок на Черныше целую скалу, тот с готовностью и послушанием под радостные крики горожан лапами и задом придвинул огромный камень к воротам, подпер так, что теперь даже не вздрогнут под ударами тарана.

Крупный отряд молодых воинов подскакал к самим воротам. Один замахнулся топором и с силой, даже привстал в стременах, ударил лезвием по дереву. Иггельд не успел слова сказать, сверху обрушилась кипящая смола. Тут же с навеса засвистели стрелы.

Снизу раздались душераздирающие крики. Подлубец злобно хохотал, закричал Иггельду:

- Кто сказал, что они поют под пытками?

- Это они удивились, - ответил Иггельд, но сам засмеялся. - А чего они ждали?

- Что ворота откроются сами!

Внизу несколько человек, попавшие под струи смолы, с криком пытались удержать и развернуть обезумевших от боли коней. Те вставали на дыбы, сбрасывали всадников в кипящее месиво. Кто успел стегнуть коня и мчаться прочь, падали с седел, пронзенные стрелами. Иггельд сцепил зубы, но смотрел неотрывно, как артане падали, падали, падали - на воротах собрались лучшие стрелки Долины.

Один только всадник успел доскакать до основного войска. Спина его утыкана стрелами, он уже мертвый лег на конскую шею, и верный конь, на которого попала пара жгучих капель, принес к своим.

В артанском войске раздался крик ярости. Над головами заблистали топоры, конница понеслась с грохотом копыт, всадники орали и свистели, блеск от лезвий острых топоров слепил глаза и бросал в дрожь. Натиск оказался таким стремительным, что на стенах упустили момент, град стрел обрушился с запозданием, уже когда молниеносные всадники доскакали до ворот. Иггельд видел, как топоры вонзились в толстые доски, стрелы ударили дождем, визг, крики, ругань, кто-то разворачивал коня, но навстречу неслись новые смельчаки, стрелы свистели жутко и холодно, чем-то напоминая смертоносных змей, кричали раненые кони, а всадники вскрикивали и хватались за пораженные места.

Добронег орал и подбадривал лучников, те хватали стрелы и быстро-быстро накладывали на тетиву. Потомственные охотники, они привыкли на лету бить птицу, доставать стрелой в прыжке горного зайца, а горному козлу попадали точно в сердце даже при его бешеном беге. Иггельд страшился лишь, смогут ли стрелять так же хладнокровно и по людям, но когда увидел горящие холодной яростью глаза, вздохнул с облегчением: никакой жалости, никакой дрожи - по артанам стреляли, как по диким и опасным зверям, что пытаются ворваться в их жилища.

Второй отряд артан, по-прежнему конных, выехал вперед и начал осыпать защитников стрелами. Потом, когда это не дало результата, появились лучники с длинными стрелами, наконечник каждой обмотан паклей. Рядом с такими лучниками находились люди с факелами, что подносили их к стреле в тот момент, когда стрелок натягивал тетиву.

Такие стрелки вынуждены подъехать совсем близко, почти вплотную, зажженная стрела летит плохо. Долинники расстреливали их быстро и без промаха. Все пространство перед стеной покрылось телами. На некоторых тлела, а то и горела одежда. Кони носились с диким ржанием, обезумевшие, лягались и озверело хватали зубами всякого, кто пытался ухватить повод.

Ральсвик ругался, его схватили за плечи и удержали, когда он с громадным топором сам хотел броситься к воротам и сокрушить, как стену из камыша. Выслали еще отряд, что метал зажженные стрелы через головы защитников. Их выкосили начисто, снова смельчаки ловили коней и тоже падали сраженные.

Ральсвик заорал яростно:

- Оставьте коней!.. Им некуда деваться, сами придут!

Рагинец сказал быстро:

- Отозвать людей?

- Только этих дурней! - огрызнулся Ральсвик. - А горящие стрелы - метать!.. У них должны начаться пожары!

- Должны, - пробормотал Рагинец, - да что-то не начинаются...

Снова и снова целыми отрядами выезжали под стену и метали стрелы, в небе постоянно висела широкая огненная дуга, один конец начинался над артанами, другой опускался за высокую стену. Всего один раз успевали выстрелить отважные всадники, да и то не все, многих пронзали стрелами еще по дороге к крепости, но артан много, а огненный мост страшен, настолько страшен, что даже драконы в глубине долины устрашились, перестали реветь и пугливо смотрели на этот ужас.

Ральсвик в бешенстве стучал кулаком по луке седла. Широкое каменное лицо сперва дергалось, когда артанские всадники падали с седел, сраженные с небывалой легкостью, потом застыло, стало привычно каменным. Он смотрел холодно, оценивал, взвешивал. Хрущ посматривал с испугом, таким Ральсвик бывал особенно страшен, вздрогнул, когда грозный полководец крикнул хриплым голосом:

- Прекратить штурм!..

Тут же несколько голосов закричали торопливо:

- Все назад!

- Прекратить!

- Передышка!

- Всем вернуться!

Протрубил рог, всадники помчались обратно, но лишь троим удалось достичь своего войска. У двоих лица бледные, одного стрела ударила в спину с такой силой, что острие высунулось из груди. Рагинец вскрикнул:

- Зачем?.. Теперь уже надо было... Начались бы пожары, а куявы народ такой - бросились бы спасать свое добро. На стене не осталось бы ни одного человека!

Ральсвик бросил зло:

- За стеной, похоже, нет деревянных пристроек.

- Так не бывает, - возразил Рагинец.

- Не бывает, - согласился Ральсвик. - Но эти... похоже, их сами сожгли раньше. Чтобы мы не сумели...

Челюсти его сомкнулись, под кожей вздулись рельефные желваки. Глаза смотрели на стену и ворота с немой яростью. Артане - прекрасные стрелки, но вынуждены стрелять с седла, потому у них луки небольшие, а стрелы летят не так далеко, как куявские. Но куявы стрелять почти не умеют, а вот артане уже рождаются с луками в руках, с детства привыкают охотиться на зверя и птицу... Но, похоже, здесь тоже охотники, а не те разряженные ничтожества, которых так хорошо грабить в больших городах, а их пышных жен и дочерей насиловать в присутствии трепещущих и лебезящих мужей.

Подскакал Меривой, щит продырявлен стрелами насквозь. По лбу красная струйка, он потряхивал головой, чтобы не заливала глазную впадину.

- Что будем делать? - прокричал он. - Воины...

Он замялся.

- Что? - прорычал Ральсвик.

- Воины волнуются, - вымолвил Меривой. - Плохое начало. Здесь, говорят, колдовство.

- Какое колдовство? - проревел Ральсвик. - Колдунов мы истребили!.. Впервые встретили настоящего противника, только и всего. Радоваться надо, будут победы над воинами, а не только над ничтожествами, что всего лишь носят штаны. Ладно, вели протрубить приглашение на переговоры.

Меривой поклонился.

- Я это сделаю сам, - ответил он, - но только теперь они уж точно не пойдут на сдачу.

Ральсвик скривился.

- Если протрубишь ты, то уж точно не сдадутся. Вытри кровь, пусть тебя перевяжут. Я вновь подъеду к их воротам.

Глава 22

Артане, судя по всему, наконец выдохлись, налетающие конники повернули лошадей, промчались по дуге к своему стану и больше оттуда не показывались. На поле выехал одинокий всадник на огромном коне. Иггельд узнал Ральсвика. Военачальник артан ехал медленно, конь неохотно переступал через трупы, останавливался, выбирал, куда поставить ногу, трупами завалено все поле до самых ворот.

Ральсвик помахал рукой. На стенах опустили луки, прислушались. Он подъехал еще чуть, кто-то начал поднимать лук, Ральсвик остановил коня.

- Куявы! - грянул страшный могучий голос. - Вы показали себя умелыми воинами! Тем почетнее одолеть вас. Бой еще не окончен. Но сейчас близится вечер, я предлагаю всем дать передышку, чтобы собрать раненых и убитых.

Со стены кто-то крикнул издевательски:

- Нам-то что подбирать?

Еще голоса прокричали:

- Нам даже палец не поцарапало!

- И кур не напугало!

Ральсвик брезгливо выслушал крики, а когда надоело - галдят, как галки, никакого достоинства, - рыкнул:

- У вас что, старшого нет?

Все умолкли, с уступа справа от ворот донесся ясный мужественный голос:

- Просто я еще не решил. Было бы жаркое лето да еще внизу на равнине, я бы согласился, чтобы вонь от трупов заразу не занесла. Но сейчас... гм... может быть, пусть себе лежат? Наши сердца взвеселятся, и вы будете видеть, что вас ждет!

Ральсвик прогремел:

- Наши сердца не дрогнут!

- Вы враги, - продолжал Иггельд, - так почему же я должен позволить подбирать ваших раненых?

Они встретились взглядами. Ральсвик впервые в жизни ощутил, что сердце дрогнуло, в животе появилась неприятная тяжесть. Иггельд смотрит спокойно, бесстрашно, но это не спокойствие и бесстрашие юнца. Это в самом деле вождь, подумал Ральсвик и ощутил непреодолимое желание опустить взор. Так бы и прожил всю жизнь смотрителем драконов, нянчился бы с их детенышами, но грянул грозный час, и вот этот парнишка открыл в себе то, о чем никогда бы не узнал в мирное время. Права Блестка, это герой, которых рождает горнило войны...

- Не знаю, - пробормотал он. Отвел взгляд, добавил после паузы: - Даже не знаю... Ладно, твоя взяла. Как скажешь.

Иггельд смотрел сверху вниз, отметил и мощь полководца, и его поникшие под тяжестью прожитых лет плечи, и заметную усталость, ответил неожиданно даже для себя:

- Впрочем, ладно. Подбирайте. Но знаешь, почему я согласился?

Ральсвик уже повернул коня, тяжело развернулся в седле, спросил с подозрением:

- Почему?

- Из жалости, - ответил Иггельд громко.

На другой день с утра морозно, солнце еще не поднялось, изо рта валит пар, но артане пошли на приступ. Иггельд сперва был в плотно подогнанном полушубке, но для стрельбы сбросил, а потом, после часа непрерывной стрельбы, разогрелся так, что капли пота исходили паром на щеках, как на раскаленной сковороде, но те, что падали на землю, разбивались мелкими ледяными шариками.

Рядом так же сухо щелкали тетивы по кожаным рукавицам Ворскла и Анапра, уже излохмаченным. А под ногами лежали разбитые, изорванные ударами тетивы. Оба поглядывали на Иггельда с удивлением и растущим уважением. Лучшие из лучших, состязались только между собой, другие не годятся и в подметки, но князь им не уступает ни в силе, ни в меткости. Разве что в скорострельности превосходят, но они с детства бьют птицу на лету, надо успеть достать в стае как можно больше...

- Дурачье, - крикнул за спиной Онрад. Он стоял в полном доспехе, меч на поясе, на лице нетерпение, словно жаждал, когда артане пробьют ворота, и можно грудь в грудь, как принято у мужчин, а не издали стрелами, так настоящие воины не поступают. ..

- Почему? - ответил Иггельд, не оборачиваясь.

- Бессмыслица!.. Ворота все равно не пробить, а чтобы стену перелезть, нужны лестницы. Но я их не вижу...

- Из чего делать? - сказал рядом бер Булат. - Везде голый камень.

- Снизу пусть везут! - сказал Онрад бодро и захохотал.

- Две недели вниз, - сказал Булат серьезно, - неделю там, потом две недели сюда... С ума сойдут от таких сроков! Всю Куявию захватили быстрее.

- Но так расшибут лбы.

- А тебе их жалко?

Онрад подумал, сказал великодушно:

- Ладно, пусть расшибают.

* * *

А в артанском лагере в это время группа военачальников во главе с Ральсвиком всматривалась в приступ. Собственно, еще не приступ, пусть куявы так считают, а только еще одна разведка боем. А что артане все же иногда попадают под стрелы со стены, хоть уже теперь совсем редко, так это счастье войны, оно переменчиво.

За спиной Ральсвика с сомнением посматривал на высокую стену Меривой, она как клин перекрыла узкий проход между высокими отвесными горами. Ральсвик рядом похохатывал жизнерадостно, его грохочущий голос звучал неестественно громко в торжественной тиши гор.

- Мы красиво и молниеносно захватили всю Куявию, - сказал поблизости Хрущ, могучий немолодой сотник, он задумчиво рассматривал высоченную стену. - Не испортить бы этот блеск...

- Чем? - спросил Ральсвик. - Этой крепостишкой?

- Ею, - ответил Хрущ невесело. - Мы разгромили Куявию потому, что народ - сплошная гниль. Ведь если бы дрались хоть как-то... Не знаю, не знаю. Все-таки в Куявии народу впятеро больше. Но эта гниль разбегалась при одном нашем появлении! Здесь, Ральсвик, те, кто в самом деле готов биться с оружием в руках до последнего.