Наоборот - призраки словно бы разорвали некую древнюю грамоту и тем
утвердили свое новое решение. Эгин оторопело перевел взгляд на
Дотанаге-лу, ожидая слов пар-арценца, как несчастный колдун в Северной
Лезе безнадежно заклинает зимой Солнце Предвечное ниспослать его народу
хоть один погожий летний денек.
требовательного наставника, и продолжал уже более окрепшим голосом: - Я
хотел бы знать, какая необходимость существует для вас в удержании трех
жалких смертных, которые не связаны с нами ничем, кроме варанского языка?
многословно высказался Дотанагела, слишком медленно он говорил, слишком
выразительно скосил под конец глаза на Знахаря.
подмостки лжи, пар-арценц. Трое жалких смертных, которых просим мы,
связаны с вами многим. Я вижу, что Вербелина - единственный светоч в твоей
выжженной и темной душе, пар-арценц. Пока она в наших руках, ты будешь
нашим другом. Большим другом, чем молодой рах-саванн Дотанагела, который
рвал сердца нашим соплеменникам в подвалах Урталаргиса. Большим другом,
чем опытный аррум Дотанагела, который пять лет положил на поиски ключа к
Танцу Садовника и нашел бы его, не будь прошлый гнорр столь падок до чужих
заслуг и открытий. Это цена Вербелины. Цена Авор и Эгина ниже и выше
вместе с тем. Говорящие Хоц-Дзанга нуждаются в пище, пар-арценц. Мы вкусим
от их плоти так, как вкушают друг друга мужчины и женщины Аюта.
мужчина!!!" - мысленно возопил Эгин и не смог удержаться:
так, будто на нем сейчас сосредоточились взоры всего мироздания, - ...но я
затрудняюсь понимать, как вы собираетесь вкушать меня?
уже разливалась заразительным женским смехом.
же, как до этого Дотанагела, - и тогда пар-арценц наконец-то поднялся с
колен. Его лицо посерело, как сама земля-животворительница. В его губах не
осталось ни кровинки.
Дотанагела, и раньше, многим раньше, чем Эгин успел что-либо понять, в
руках До-танагелы сверкнул ослепительно голубой молнией клинок,
непостижимым образом расслаиваясь в огромный веер, раскрывающийся перед
оглушительно заржавшими конями, а Знахарь уже подкатился своим немыслимым
подкатом под брюхо центральному четвероногому монстру, и каменный нож,
заходясь в серии молниеносных ударов, искал встречи с плотью животного -
чем бы эта плоть ни являлась в действительности - и никак не мог найти
беззащитное брюхо, - и вот тогда Эгин почел за лучшее упасть и закрыть
голову руками.
пору звезды на небе, они бы все без исключения посыпались ему на голову.
распространялся о любви к Внутренним Секирам, задорно прокричал:
некогда обитал в ножнах Шета оке Лагина, истребителя смегов, мертв уже
шестьсот лет, мертв, как и его двуликий хозяин! И каждое полнолуние я пою
славу Шилолу...
конском хохоте - именно хохоте, Эган не смог подобрать лучшего слова.
Потом что-то прозвенело надтреснутым печальным звоном, кто-то истошно
вскрикнул, и на уши Эгина навалилась совершенная, войлочная тишина.
Оторваться от земли ему уже не хватало духу. "Мать-животворительница,
прими меня, спрячь меня, а весь внешний мир пусть хоть рассыплется прахом,
но уже без меня".
ноги. К огромному удивлению Эгина, это был Дотанагела, а отнюдь не
бесплотный и кровожадный Говорящий Хоц-Дзанга.
бывало сидел на корточках, скрестив ноги, и досадливо покусывал нижнюю
губу. Под глазом у-него добавился огромный синяк, а из губы сочилась
кровь. Кони призраков стояли приблизительно там же, где и стояли раньше. С
той лишь разницей, что рядом с ними, совершенно одинаково понурившись, как
две сестры-одногодки перед сватами от грютского вельможи, скучали
Вербелина и Авор. Где-то за спиной цедил сквозь зубы проклятия Самеллан.
Левая рука Дотанагелы совершенно безжизненно свисала вдоль тела. Кисть
была синей, словно бы залитой пресловутой Синевой Алустрала.
по должности прошу тебя присоединиться к Вербелине и Авор, - голос
Дотанагелы звучал безжизненно и глухо, как редкая капель в пыточном
подвале.
любезность, как обычно.
Самеллана. Особого облегчения ему это не принесло. Там, впереди плотной
группы перепуганных "лососей", попирающих отброшенное от греха подальше
оружие, сидел на корточках Самеллан. А перед ним лежало тело палубного
исчислителя. Голова у тела отсутствовала. Похоже, Говорящие Хоц-Дзанга
изыскали более чем убедительные доводы в споре со строптивым пар-арценцем.
И, как всегда, основная тяжесть доводов пришлась на самого безвинного.
Князья дерутся - шкура трещит на галерных рабах и барабанах.
сотнях смегов, погибших под губительными снарядами "молний Аюта". А даже
если бы и вспомнил, то по-своему резонно отписал бы основную вину на
Самеллана. Тогда Эгин не знал, что случись варанцам и Говорящим
передраться по-настоящему, Самеллан был бы единственным, кому суждено было
бы обрести спасение.
стихотворения наизусть. А также и в том, что вообще никогда его не слышал.
расцветало сорной травой на задворках сознания, стучалось во все двери
рассудка и отдавало эхом в ушах. Энно! Энно! Энно!
та обжигающая, сладчайшая жидкость, которую он пригубил из любезно
предложенного кубка, была тем самым ненавистным и вожделенным "медом
поэзии", о повсеместном уничтожении которого так пекся Свод Равновесия. О
да, Эгин помнил, в какой из туннелей повели коренастого приземистого
карлика, о котором ему, Эгину, стало известно, что тому удалось изготовить
мед по древнему рецепту, провезенному контрабандой из Синего Алустрала. И
даже помнил, как истошно вопил несчастный, когда палач продел конский
волос через свежую рану в его языке - его проткнули тонким и чистым
серебряным стилом. (В Своде Равновесия не в почете грязь и гноящиеся раны.
Даже если всем известно, что эти раны не успеют начать гноиться. Дурной
тон есть дурной тон. Инструмент должен быть чистым.)
тогда казалось Эгину, на полтуннеля, что не будет, как есть не будет,
никогда не будет и клянется, клянется, клянется больше не варить, не
приготовлять, не злоумьшлять, не нарушать законы и забудет рецепт...
Только кто же верил этим клятвам!
коллегам по Своду приходится заниматься такой грязной и неблагодарной
работой и пачкать серебряное стило. А теперь, теперь он сам полон "медом
поэзии" до краев. И что же?
закрыты повязкой. Его мысли не желают собираться в стройные цепи, и
единственное, в чем он полностью уверен сейчас, так это в том, что "не в
добрый час Герсар повел на грютов войско!". Зачем они дали ему меду? Зачем
его вообще дают и варят? Но память отказывала ему теперь когда хотела и в
чем хотела.
воины древности прихлебывали "мед поэзии" перед битвой, чтобы сделать бой
громокипящим, смерть - легкой, а посмертие - сладким. Что мастера
знаменитых мечей прикладывались к чаше с медом перед тем, как взяться за
молот. Чтобы сделать песню меча звонкой, его плач - суровым, а его
молчание - оглушительным. Он помнил, что ведьмаки и ведьмы пьют мед перед
тем, как заговаривать и наводить порчу. А женщины подливают его в кубки
охладевших к ним любовников. Что если за ухом у пса помазать медом, он
перестанет выть на луну. Но зачем ему, Эгину, мед?
Березин Федор
Орловский Гай Юлий
Круз Андрей
Посняков Андрей
Каргалов Вадим
Белогорский Евгений