профессору Челленджеру, сидящему в самом дурном расположении духа с
вышеупомянутым номером Таймс. в руках и хмурым выражением на лице. И
угораздило же Мелоуна выбрать именно этот момент для того, чтобы задать
профессору весьма деликатный вопрос.
момента не выбирал, - просто зашел удостовериться, что человек, к
которому, несмотря на все его причуды, он питал глубокое уважение и даже
любовь, в результате событий предыдущего вечера не пострадал. Но ему вряд
ли стоило беспокоиться на этот счет.
показаться, будто он кричал одно и то же всю ночь. - Мелоун, вы тоже были
там и, несмотря на ваше необъяснимое и ничем не оправданное сочувствие к
бессмысленным идеям этих людей, должны признать, что собрание велось из
рук вон плохо и мой праведный гнев был вполне оправдан. Возможно, когда я
швырнул стол председателя в президента Духовного колледжа, я несколько
переусердствовал, но они меня довели. Вы же помните, как этот Смит или
Браун, как его там, - впрочем, это неважно, - осмелился обвинить меня в
невежестве и в том, что я пускаю пыль в глаза.
вы ведь тоже в долгу не остались.
полагаю, они не скоро забудутся. Эти людишки просто содрогнулись, когда я
сказал, что по ним желтый дом плачет. Так и завизжали, помню, ну прямо как
щенки. Хотя, признаюсь, безумная идея, будто я обязан читать их идиотские
книжонки, немного вывела меня из себя. И все-таки, надеюсь, мой мальчик,
что сегодняшним вашим появлением я обязан тому, что моя вчерашняя речь
повлияла на вас и вы пересмотрели те взгляды, которые, должен признаться,
подвергают серьезному испытанию нашу дружбу.
быть, заметили, что ваша дочь Энид и я последнее врямя тесно общались, и
для меня, сэр, она стала единственной избранницей, поэтому я уже никогда
не буду счастлив, если не смогу назвать ее своей женой. Я не богат, но мне
недавно предложили в одном издании место заместителя главного редактора,
так что я вполне могу позволить себе обзавестись семьей. Мы с вами знакомы
довольно давно, и, я надеюсь, вы ничего против меня не имеете. Позвольте
же рассчитывать на ваше согласие!
заметил, какие отношения установились между вами и моей дочерью. Но этот
вопрос в значительной степени связан с проблемой, которую мы еще не
закончили обсуждать. Боюсь, оба вы впитали яд тех опасных заблуждений,
искоренению которых я готов посвятить жизнь. Хотя бы ради потомков я не
могу дать согласие на союз, строящийся на подобном основании, поэтому мне
нужны веские доказательства того, что ваши взгляды стали более
взвешенными. Я буду просить о том и свою дочь.
Предстояло сделать трудный выбор, но Мелоун и тут не растерялся.
менять свои взгляды - не важно, верны они или нет, - под влиянием
меркантильных соображений. И я не стану поступаться убеждениями, даже если
без этого не смогу получить руки Энид. Уверен, что она разделяет мою точку
зрения.
при помощи моих собственных чувств.
Мелоуна неожиданно враждебный взгляд. - А теперь вы покинете этот дом и
вернетесь только тогда, когда вновь обретете рассудок.
скоропалительных решений. Я слишком дорожу вашей дружбой, чтобы рисковать
ею. Возможно, под вашим руководством я бы скорее разобрался в вопросах,
которые ставят меня в тупик. Если мне удастся все устроить, не согласитесь
ли вы лично присутствовать на одном из сеансов, чтобы благодаря вашей
невиданной наблюдательности пролить свет на вещи, которые я сам не могу
понять?
важной птицей, распустил перья и захорохорился.
- назовем ее, скажем, microbus spiritualensis1, - то я весь к вашим
услугам. С радостью уделю часть своего свободного времени, чтобы
разоблачить эти пагубные заблуждения. Не стану утверждать, что вам не
хватает мозгов, но вы слишком добродушны, поэтому легко подпадаете под
чужое влияние. Только предупреждаю, что я буду въедливым и дотошным
инспектором и полностью использую возможности лабораторных методов, в
которых я, по общему признанию, так преуспел.
ждать. Пока же я вынужден настаивать на том чтобы вы на время оставили в
покое мою дочь.
выйдя из довольно сложной ситуации.
Энид, которая возвращалась из магазина. Со свойственным ирландцам
нахальством Мелоун рассудил, что отсчет обещанных шести месяцев можно
начать в любой момент, но не обязательно прямо сейчас, поэтому он уговорил
Энид спуститься с ним в лифте. Лифт был из тех, что управляются изнутри, и
одному лишь Мелоуну известно, каким образом он застрял между этажами, но
факт тот, что, несмотря на стук и нетерпеливые звонки, он тронулся с места
не раньше чем через пятнадцать минут. Когда же агрегат вновь заработал и
Энид вернулась домой, а Мелоун оказался на улице, оба уже были морально
готовы к шестимесячному ожиданию и надеялись, что им удастся благополучно
пережить этот эксперимент.
одновременно означало и быть его вассалом. Он не терпел равных себе, но в
роли покровителя был непревзойден. Тогда - при всей своей царственной
осанке, гипертрофированном чувстве собственного достоинства, самодовольной
улыбке и облике снизошедшего до простых смертных божества, - он мог
держаться в высшей степени дружелюбно. Но много и требовал в благодарность
за свое расположение: глупость внушала ему отвращение, физическое уродство
отталкивало, независимость вызывала протест. Ему нужен был друг, которым
бы восторгался весь мир, но тот должен был, в свою очередь, восторгаться
одним-единственным сверхчеловеком, верховным существом. И такого друга
Челленджер обрел в лице доктора Росса Скоттона, который одновременно стал
и любимым его учеником.
Аткинсон из клиники Святой Марии, который уже появлялся на страницах нашей
повести, и его сообщения о состоянии больного были весьма удручающими.
Болезнь называлась рассеянный склероз, и Челленджер знал, что Аткинсон не
преувеличивает, говоря, что выздоровление почти невероятно. Как все-таки
несправедлива судьба: молодой блестящий ученый, еще не достигший своего
апогея, но уже написавший такие основополагающие труды, как Эмбриология
симпатической нервной системы. и Ошибки справочника Обсоник, должен
буквально превратиться в ничто, распавшись на отдельные химические
элементы и не оставив следов своего существования. Что оставалось
профессору: лишь пожимать своими широкими плечами, трясти своей огромной
головой и готовиться к неизбежному. День ото дня вести, доходившие от ложа
умирающего, становились все более печальными, а потом и вовсе наступила
зловещая тишина. Однажды Челленджер навестил своего юного друга в его
квартире на Гауэр-стрит, но то, что он увидел, так его потрясло, что он
больше своих визитов не возобновлял. Судороги скручивали страдальца в
бараний рог, и ему приходилось закусывать губы, чтобы подавить стон, -
возможно, стоны и облегчили бы его мучения, но Россу Скоттону это казалось
недостойным мужчины. Он ухватился за руку учителя, как утопающий хватается
за соломинку.
ничего, кроме отпущенных мне шести месяцев пытки? И ни единого проблеска
жизни в беспросветном мраке вечной смерти?
смотреть правде в глаза, чем искать утешение в бессмысленных фантазиях.
стенание. Челленджер вскочил и опрометью кинулся прочь.
мисс Делисии Фримен.