трепетали на легком ветерке. Ковры и драпировки превратились в тонкие
паутинки; прикоснешься или встанешь на них, и их больше нет. В остальном
обстановка сохранилась: любовные ложа в виде спаривающихся лебедей из
слоновой кости и эбонитовых кошек, вазы из халцедона. Я наткнулся на
огромное серебряное блюдо с фруктами, чистыми, как будто их только что
сорвали. Запустив в них руку, я вытащил яблоко из прохладного хрусталя
цвета красного вина, янтарный персик и виноград, ягоды были из черного
турмалина, а листья - из нефрита: игрушки мужчин и женщин, считавших
фрукты украшениями, так как им незачем было заполнять свои животы.
дверь вела в просторную ванную комнату. Я нашел ее неожиданно и вошел
посмотреть. Вделанная в пол ванна была заполнена мхом, а золотые
краны-дельфины не брызгали больше водой. Не хватало еще одного предмета.
Привыкнув к нему в Эшкореке, я стал искать. Я глупо ухмыльнулся и
испугался - рассказа, реальности этого совершенно другого мира. Унитаза не
было.
дерьмо, как крыса. Но позднее я обнаружил узкие пропыленные уборные,
которые они построили для смертных рабов, чтобы они не пачкали магистраль.
Испытываешь какой-то черный позор, когда чувствуешь такую безнадежность.
Я лег спать. Не на одно из любовных лож, откровенных и бесстыдных, а на
покрытый паутиной пол, завернувшись в свой плащ.
приходом сна картины на стенах ожили...
одета в свет; лицо ее было подобно звезде. Она коснулась меня ногой. Я не
мог ни подняться, ни пошевелить конечностями.
Повелитель войны, король, глупец, мертвец, производитель сына. Вазкор, сын
Вазкора. Кто твоя мать?
как будто там ползали муравьи.
добраться до тарелки с фруктами, поставленной для меня в центре.
Божественная раса заперла меня в лабиринте для развлечения, чтобы
посмотреть, насколько сообразительным может быть низшее человеческое
существо. Я слышал их смех и как они заключают пари на мой счет. Когда я
выбирал неправильный поворот, женский голос резко кричал: "Нет, Вазкор, не
туда". (В Эшкореке я видел подобное времяпрепровождение золотых и
серебряных масок. Они помещали мышь в миниатюрный лабиринт и наблюдали,
как она мечется туда-сюда в поисках пищи. Если она находила блюдо, они ее
награждали и превращали в любимчика. Некоторые создания погибали от
голода, не решив задачу.)
и я отбрасывал черную тень на равнину, лежавшую внизу. Впереди меня белым
голубем порхала женщина. Я поймал ее за волосы, и это оказалась Демиздор,
в руке у нее был кинжал. Я сказал ей: "Мы солнце наших достижений, не
больше и не меньше". - А она сказала мне: "Вазкор, ты смертный человек". -
И она вонзила кинжал в мой мозг по рукоятку.
ледяной воды, а в воде - миллионы ножей.
отца и моей матери? Он сделал ей меня, и она наслала на него какое-то
проклятье, и он умер, и они будут разыгрывать эту пьесу вечно?
продолжать путь. Когда я снопа заснул, пришли другие сны. Мне предстояло
привыкнуть к ним в этом путешествии.
отдыха, чтобы поспать. Каждый раз мне приходилось собираться с мужеством,
чтобы встретить сны. Духи как будто слетались поиздеваться надо мной. Но в
конце концов даже этот мелкий кошмар потерял остроту. Я проснулся
невредимым и совершенно очнулся; никакие фантомы не преследовали меня.
Моим врагом был мой собственный мозг и темное происхождение, ничего
больше.
была отделана всеми оттенками красного цвета: потолок из земляничного
стекла, мебель раскрашена лампами красной меди, и даже блюдо полированных
гранатов, вырезанных так, что они напоминали сливы, но почему-то я никогда
не пытался унести их. Были другие комнаты, подобные этой, все в зеленых
или черных тонах, - все были просто кладами для воров, но их никогда не
грабили.
оставленная лежать на ложе, как будто ее положили мгновение назад, и еще
через мгновение хозяйка - это была женская арфа - вернется и возьмет ее
снова. Или игровая доска, как для "Замков", только фигуры были из золота и
эмали и стояли на своих клетках; игра останется навеки незаконченной.
пробуждения, который относился к моей прежней жизни и людям, которые
населяли ее.
был один, и у меня было время вспоминать. Действия человека, кажется,
всегда преследует чувства вины, разочарования и меланхолии. Всегда есть
что то, вспомнив о чем, говоришь: если бы не... я бы... или если бы... я
бы не...
придерживаясь первоначальной оценки прошедших часов. Племена считают по
солнцу и луне, положению звезд и теням; в городах есть другие способы,
большие железные механизмы, часы с маятниками и водяные часы. Таким
образом я научился двум способам: старому инстинкту, полученному мной в
крарле, и средствам измерения в Эшкореке. В тоннеле все, что находилось
под рукой, становилось средством измерения времени: продолжительность
горения свечи или факела; часы желудка, голода и жажды, сон. Когда я выйду
на поверхность, я ненамного ошибусь, по моим расчетам...
сосуда, который дала Демиздор, я услышал позади себя звук где-то в дальнем
конце магистрали. Это было едва различимое постукивание, чуть больше, чем
вибрация, беспрепятственно передаваемое через каменную дорогу, стены и
полированный свод: копыта несущихся галопом лошадей.
Я дал ему напиться, потом вскочил в седло и пустил его шагом. Вскоре,
когда он размял ноги, я слегка хлопнул его по боку, в более сильном
поторапливании эшкирского зверя не было нужды, и он рванулся вперед, как
будто был рад движению.
произойдет внезапного проседания дороги и не встретится никакого другого
препятствия. До сих пор дорога шла в основном прямо и всегда была чистой,
факт, который люди позади меня, казалось, сочли как само собой
разумеющееся, судя по скорости их движения. В любом случае, мне нужны были
крылья, потому что они отставали всего на один день пути или даже меньше.
границы, и у меня, во всяком случае, не было запаса времени на сон в
следующую "ночь" - это было очевидно.
скоростью копья; на десятый день после того, как я дал ему и себе
отдохнуть пару часов, он снова пустился в полет, как будто для него было
делом чести, чтобы я ушел от погони. И в самом деле, на одиннадцатую ночь,
последнюю в тоннеле, когда глаза у меня слипались, а голова кружилась от
недостатка сна, я начал думать, что моя городская жена, дитя волшебного
рода, наложила на коня волшебное заклинание, чтобы он мог лететь без
устали.
лампу из одной комнаты отдыха и зажег ее. Мне не хотелось использовать их
оснащение, но у меня не было выхода.
колени и приложил ухо к мостовой. Вибрации от копыт не было; без сомнения,
охотники отдыхали ночью. Я поспал три часа, соблюдая обычную
предосторожность и положив сбоку железную фляжку с водой; нужно быть при
смерти, чтобы не поворачиваться во сне примерно через час, и твердый
предмет будил меня каждый раз, и каждый раз получал крепкое ругательство,
но без него я не проснулся бы, пока собаки не схватили бы меня за горло.
не садясь на него, чтобы сохранить его силы. Я не собирался расставаться с
ним даже в конце тоннеля.
конца?