носителями сурово, он изнашивает их, выбрасывает, меняет на новую модель.
Для Таквер замены Шевеку не существовало, и когда она видела, как тяжело
ему приходится, она протестовала. Она могла бы воскликнуть, как воскликнул
однажды Асиэо, муж Одо: "Ради Бога, женщина, неужели ты не можешь служить
истине понемножку?" - но только женщиной была она, и о Боге не имела
представления.
баню, потом - обедать в институтскую столовую. После обеда они
отправлялись на собрание, или на концерт, или к друзьям: к Бедапу и Саласу
и их компании, к Десару и другим институтским приятелям, к коллегам и
друзьям Таквер. Но собрания и друзья были для них периферийны. Им не было
необходимо ни участие в общественной жизни, ни общение для развлечения; им
было достаточно их партнерства, и они не могли этого скрыть. Других это,
очевидно, не обижало. Скорее наоборот. Бедап, Салас, Десар и остальные шли
к ним, как в жажду идут к роднику. Другие были для них периферийны, но они
были центральны для других. Они ничего особенного не делали; они не были
ни более доброжелательны, чем другие люди, ни более интересными
собеседниками, и все же их друзья любили их, полагались на них и все время
приносили им подарки - мелочи, которые у этих людей, не владевших ничем и
владевших всем, переходили от одного к другому: шарф собственной вязки,
осколок гранита, усаженный темно-алыми гранатами, ваза, вылепленная своими
руками в мастерской федерации гончаров, стихотворение о любви, набор
резных деревянных пуговиц, спиральная ракушка из Соррубского моря. Они
отдавали подарки Таквер и говорили: "Держи. Может, Шеву пригодится вместо
пресс-папье"; или Шевеку и говорили: "Держи. Может, Так понравится этот
цвет". Отдавая, они стремились разделить с Шевеком и Таквер то, что Шевек
и Таквер разделяли друг с другом, и почтить, и восхвалить.
светлым. От обильных весенних дождей Аббенайская равнина зазеленела и пыль
прибилась, так что воздух был необычно прозрачен; днем грело солнце, а по
ночам небо было густо усыпано сияющими звездами. Когда в небе была Луна,
можно было отчетливо различить за ослепительно-белыми завитками ее облаков
очертания ее континентов.
темноте рядом с Шевеком под оранжевым одеялом. Над ними висели смутно
различимые "Занятия Необитаемого Пространства"; за окном висела
ослепительно сверкавшая полная Луна.
только климат там лучше, а люди хуже... Ведь мы же знаем, что они все
собственники, и устраивают войны, и воюют, и придумывают законы, и едят,
когда другие голодают, и вообще все они так же стареют, и им так же не
везет, и у них делаются такие же мозоли на ногах и ревматизм в коленках,
как у нас здесь... Ведь мы же знаем все это, так почему же она все равно
кажется такой счастливой - как будто жизнь там такая уж счастливая? Я не
могу смотреть на это сияние и думать, что там живет противный человечек с
засаленными рукавами и атрофированными мозгами, такой, как Сабул; вот не
могу, и все...
заметный пушок, покрывавший лицо Таквер, слабо отсвечивал, и его черты
казались смутными, словно смазанными; ее волосы были черными, черными были
и тени. Рукой, серебряной от лунного света, Шевек коснулся ее серебряного
плеча, дивясь теплу прикосновения в этом прохладном сиянии.
будет красивым. Планеты, живые существа... Но когда смотришь с близкого
расстояния, видишь, что планета состоит из грязи и камней. И день за днем,
изо дня в день - жизнь ведь штука тяжелая - устаешь, перестаешь видеть всю
картину полностью. Нужна дистанция, промежуток. Чтобы увидеть, как
прекрасна земля, надо видеть ее, как луну. Чтобы увидеть, как прекрасна
жизнь, надо смотреть с позиции смерти.
он мне не нужен! Но я не собираюсь стоять на могильном камне и смотреть с
него на жизнь сверху вниз и восклицать: "Ах, какая прелесть!" Я хочу быть
в самой ее гуще и видеть ее всю целиком, здесь, сейчас. Плевать я хотела
на вечность.
из серебра и тени. - Все, что нужно, чтобы увидеть жизнь, - это увидеть ее
с точки зрения смертного. Я умру, ты умрешь, а иначе как бы мы могли
любить друг друга? Солнце однажды догорит до конца, что же еще заставляет
его светить?
прикосновение рукой. Я касаюсь целого. Я держу его. Что здесь лунный свет,
что - Таквер? Как мне бояться смерти, когда я держу его, когда я держу в
руках свет...
заказал к зиме в магазине на кошмарной улице, он нашел письмо. Он не
представлял себе, как оно туда попало. Его совершенно точно не было в
почте, которую ему доставляли дважды в день, состоявшей исключительно из
рукописей и оттисков от физиков со всего Урраса, приглашений на приемы и
бесхитростных посланий от школьников. Это был кусок тонкой бумаги,
сложенный текстом внутрь, без конверта; на нем не было ни марки, ни штампа
какой-либо из трех конкурирующих почтовых компаний.
архист, то почему ты сотрудничаешь с системой власти, предавая свою
планету и Одонианскую Надежду, тогда как должен нести нам эту Надежду.
Страдая от несправедливости и угнетения, мы следим за Планетой-Сестрой,
светом свободы в темной ночи. Присоединяйся к нам твоим братьям!" Ни
подписи, ни адреса не было.
почувствовал не удивление, а что-то вроде паники. Теперь он знал, что они
здесь есть - но где? Он до сих пор не встречал ни одного, он вообще до сих
пор не сталкивался ни с одним бедняком... Он допустил, чтобы вокруг него
возвели стену, и даже не заметил этого. Он принял предоставленное убежище,
как собственник. Его кооптировали - в точности, как сказал тогда
Чифойлиск.
идти? Паника охватила его еще сильнее. К кому он мог бы обратиться за
помощью? Со всех сторон он окружен улыбками богачей.
блюд, налил горький шоколад так, что пена поднялась до края чашки, и ни
капли не брызнуло, не пролилось. Ему явно доставляли удовольствие и сам
ритуал завтрака, и то, как он умело его выполняет, и столь же явно он не
желал, чтобы ему в этом мешали. Он часто говорил по-иотийски совершенно
грамотно, но сейчас, стоило Шевеку сказать, что он хочет поговорить с ним,
как Эфор перешел на отрывистый городской диалект. Шевек научился немного
понимать его; в замене звуков можно было разобраться, уловив ее принципы,
но усеченные фразы он почти не понимал. Половина слов пропускалась. "Это,
как код", - думал он: словно "ниоти", как они себя называли, не хотели,
чтобы их понимали посторонние.
и запомнил все идиосинкразии Шевека - что Шевек не хочет, чтобы он
отодвигал для него стул или прислуживал ему за едой. Он стоял очень прямо,
в позе, которая выражала внимание и убивала всякую надежду на
неофициальный разговор.
не сел.
вам.
не приказывает.
Вы единственный из всех, кого я здесь знаю, не богатый... не владелец. Я
очень хочу разговаривать с вами, хочу узнать, как вы живете...
Он сделал все возможные ошибки, Эфор считает его дураком, который смотрит
на него свысока и сует нос не в свои дела.
сказать. Пожалуйста, не обращайте внимания.
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Корнев Павел
Андреев Николай
Никитин Юрий