образовывали лабиринт полузасыпанных туннелей и пещер. Судя по запаху, лев
обитал здесь уже давно, и нездоровилось ему часто. Он некоторое время
разглядывал ближайшую пещеру. - Что такого поразительного в львином логове?
- сказал Ом. - По-моему то, что в него ведут ступени, сказал Брута.
***
он. - Сотни, сказал Урн. - Они сидят даже на стропилах! И... учитель?
платформе, сделанной из фиговых бочек. -Они последователи Черепахи, как и
вы. Мы находим друзей в самых неожиданных местах!
не ненавидел Церковь всей душой, сказал Симони. - Но это не.... - Они ждут
того, кто их возглавит!
влезь сюда. Здесь кузнец, с которым я хотел тебя познакомить... Дидактилос
повернулся лицом к толпе. Он чувствовал горячую, напряженную тишину их
взглядов.
***
себя на созерцании каждой развивающейся капли. Было почти невозможно
заметить, как она увеличивается, но они увеличивались и капали
тысячелетиями. - Ну как? - сказал Ом. Вода просачивается вниз после дождей,
сказал Брута. - Она оседает среди камней. Разве боги не знают таких вещей?
место. - Это просто заброшенного святилище. Здесь ничего нет. - Это я и имею
ввиду. Песок и булыжники наполовину засыпали его. Свет просачивался через
разбитую крышу высоко вверху на скат, по которому они сползли вниз. Бруте
было интересно, сколькие из выветренных скал в пустыне некогда были
строениями. Это должно было быть огромным, наверное величественной башней. А
потом пришла пустыня.
***
подальше от заброшенных святилищ, по той же причине, по которой люди
избегают кладбищ. Единственным звуком было случайное бульканье капли. Капли
падали в мелкую лужицу перед тем, что выглядело, как алтарь. На всем пути от
лужицы до круглой дыры в плитах пола, которая казалась бездонной, вода
проточила канавку. Здесь было несколько статуй, все опрокинуты; они были
грубых пропорций, какие-либо детали отсутствовали, каждая напоминала детскую
игрушку из глины, высеченную в граните. Далекие стены некогда были покрыты
каким-то барельефом, но он повсюду искрошился, за исключением нескольких
мест, где остались странные рисунки, большей частью состоящие из щупалец. -
Кто были те люди, что здесь жили? - сказал Брута. - Не знаю. - Какому богу
они поклонялись?
Значит, они были очень набожны. Они тащили его всю дорогу. - И алтарный
камень покрыт канавками. - А, исключительно набожны. Это чтобы могла стечь
кровь. - Ты правда думаешь, что они совершали человеческие жертвоприношения?
Могучий бог. Его почитали тысячи. Я это чувствую. Понимаешь? Это излучают
стены. Великий Бог. Сильна была его власть и величественны его слова. Армии
шли во имя его, и грабили, и убивали. Так то. А теперь никто, ни ты, ни я,
ни один даже не знает, что это был за бог, ни его имени, или на что он был
похож. Львы пьют в святых местах, и те маленькие юркие твари о восьми ногах,
одна около твоей ноги, как их там бишь, та, что с усами, ползают по алтарю.
Теперь ты понимаешь?
лоскуток неба. - Он проснулся. Он просто не разговаривает. - Какая разница?
Я не спрашивал тебя о нем. - Знаешь... иногда... на работах в катакомбах...
это такое место, где не можешь помочь... В смысле, все эти черепа и
прочее... и Книга говорит... - И в этом вы все, сказал Ом с ноткой горького
триумфа в голосе. - Вы не знаете. Неопределенность, вот что не дает всем
посходить с ума. Чувство, что все еще может наладиться, в конце то концов.
Но с богами не так. Мы знаем. Ты знаешь историю о воробье, летящем через
комнату?
комнату? Что снаружи нет ничего, кроме темноты? И что он летит через
комнату, и это всего лишь мгновение тепла и света?
что значить быть этим воробьем, и знать о темноте? Знать, что потом будет
нечего вспомнить, никогда, кроме мгновения света?
богом. А это место... это морг. Брута оглядел это старое, полутемное
святилище. - А... ты знаешь, на что похоже быть человеком?
пожатия плечами, который он мог проделать. - По сравнению с богом? Просто.
Рождаешься. Подчиняешься нескольким правилам. Делаешь то, что велят.
Умираешь. Тебя забывают. Брута взглянул на него. - Что-нибудь не так?
из чашки ладоней Бруты. Но что-то в нем оставалось выключенным. Он ходил, он
пил, он дышал. Или что-то ходило, пило, дышало. Его тело. Его темные глаза
открылись, но казалось, он смотрит на что-то, чего Брута не видел. Не было
ощущения, что кто-то смотрит сквозь эти глаза. Брута был уверен, что если бы
он ушел, Ворбис сидел бы на расколотых плитах до тех пор, пока мягко-мягко
не повалился бы на них. Тело Ворбиса присутствовало, но местоположение его
мыслей было бы, пожалуй, невозможно отметить ни на одном нормальном атласе.
Только это и было, здесь и сейчас, и вдруг Брута почувствовал себя таким
одиноким, что даже Ворбис был хорошей компанией. - Почему ты с ним возишься?
Он убил тысячи людей!
говорил, что этого хочу. - Тебе нет дела, сказал Брута. - Но Я... -
Заткнись!
ты только и делал, что топотал по окрестностям, ревел и пытался их запугать.
Как... как человек, ударяющий мула палкой. Но люди вроде Ворбиса сделали
палку такой хорошей, что мул и умирает, веря в нее. - Это иносказание трудно
понять сразу, кисло сказал Ом. - Я говорю о реальной жизни!
уж ты загадил людские мысли потому, что хотел, что бы они в тебя верили,
все, что они совершают, все - твоя вина!
возвышавшейся в одном конце разрушенного святилища. Он принялся в ней
рыться. - Чего ты ищешь?
Люди просто ушли. Земля ушла, и люди тоже. Они все забрали с собой. Зачем
утруждаться смотреть?
Ворбиса? - хныкал Ом. - Он все равно умрет в ближайшие сто лет. Мы все
умрем. Брута вытащил кусок разрисованной керамики. Она вышла на свет и
оказалась двумя третьими широкой вазы, разбитой точно вдоль. Она была почти
такой же широкой, как раскинутые руки Бруты, но слишком разбитой, что бы
кто-нибудь на нее позарился. Она была совершенно бесполезна. Но некогда она
для чего-то использовалась. По горлышку шли лепные фигуры. Брут вгляделся в
них, желая чем-нибудь отвлечься, пока голос Ома гудел в его голове. Фигурки
выглядели более-менее человеческими. Они проводили религиозную церемонию.
Можно судить по ножам (это не убийство, если совершается во имя бога). В
центре чаши была большая фигура, очевидно важная, какое-то божество, в честь
которого это совершалось... - Что? сказал он. - Я сказал, через сто лет мы
все будем мертвы. Брута смотрел на фигуры вокруг чаши. Никто не знал, кто
был их богом, и сами они исчезли. Львы спят в святынях и.... - Chilopoda
aridius, обычная пустынная многоножка, подсказала резидентная библиотека его
памяти...мчалась под алтарем. - Да, сказал Брута. - Будем. -Он поднял чашу
над головой и повернулся. Ом нырнул под панцирь. - Но здесь...-Брута сжал
зубы, зашатавшись под весом. - И сейчас.... Он швырнул чашу. Она
приземлилась около алтаря. Фрагменты древней керамики взвились и снова
зазвенели вниз. Эхо гулко заухало по святилищу. - мы живы!
это домом. Для нас всех, сказал он. - Я это знаю. - Так написано, да? -
приглушенным голосом сказал Ом. - Так сказано. И если ты против - черепаший
панцирь, по моему, отличное вместилище воды. - Ты этого не сделаешь. - Кто
знает? Я могу. Ты же сказал, что через сто лет мы все будем мертвы. - Да!
Да! в отчаянии сказал Ом. -Но здесь и сейчас... - Так-то.
***
был мрачным человеком, но он не видел улыбок остальных. Чтобы улыбнуться,
нужно было приложить усилия нескольких десятков мускулов, и не было никакого
воздаяния за эту трату усилий. Он часто говорил перед толпами в Эфебе, но
они неизменно состояли из других философов, восклицания которых, вроде
"Дубина проклятая!", "Да ты это все выдумываешь по ходу дела!" и прочие