Чтение 38–й страницы книги ~Город~

- Да я вообще не занимаюсь убийством, брат. Ты ведь это знаешь.

- Конечно, - подтвердил волк.

Мишка лениво зажмурил свои маленькие глазки, потом открыл их и
подмигнул.

- Нет, вообще-то случается иногда перевернуть камень и слизнуть
муравьишку-другого.

- Не думаю, чтобы псы посчитали это убийством, - серьезно заметил
Лупус. - Одно дело - зверь или птица, другое дело - насекомое. Никто нам
не говорил, что нельзя убивать насекомых.

- А вот и неверно, - возразил Мишка. - В канонах на этот счет ясно
сказано: "Не губи жизнь. Не лишай другого жизни".

- Вообще-то, кажется, ты прав, брат, - ханжески произнес волк. -
Кажется, там так и сказано. Но ведь и сами псы не больно-то церемонятся с
насекомыми. Слышал небось, они все стараются придумать блохомор посильнее.
А что такое блохомор, спрашивается? Средство морить блох. Убивать их,
понял? А ведь блохи - живность, блохи - живые твари.

Мишка яростно взмахнул передней лапой, отгоняя зеленую мушку, которая
жужжала у него над носом.

- Пойду на пункт кормления, - сказал волк. - Ты не идешь со мной?

- Я еще не хочу есть, - ответил медведь. - И вообще сейчас рано. До
обеда еще далеко.

Лупус облизнулся.

- А я иногда зайду туда как бы невзначай, и дежурный вебстер
обязательно что-нибудь найдет для меня.

- Смотри, - предостерег его Мишка. - Просто так он тебя не станет
подкармливать. Не иначе что-нибудь замыслил. Не верю я этим вебстерам.

- Этому верить можно, - возразил волк. - Он дежурит на пункте
кормления, а ведь совсем не обязан. Любой робот справится с этим делом, а
он попросил ему поручить. Мол, надоело торчать в этих душных домах, где,
кроме игр, никаких занятий. Зайдешь к нему - смеется, разговаривает, все
равно как мы. Славный парень, этот Питер.

- А я вот слышал от одного пса, - пророкотал медведь, - будто
Дженкинс говорил, что на самом деле их вовсе не вебстерами зовут. Мол,
никакие они не вебстеры, а люди...

- А что такое люди? - спросил Лупус.

- Ведь я же тебе толкую: это Дженкинс так говорит...

- Дженкинс, - объявил Лупус, - до того старый стал, что у него ум за
разум заходит. Столько надо всего в голове держать! Ему небось уже тысяча
лет с лишком.

- Семь тысяч, - отозвался медведь. - Псы задумали ему на день
рождения большой праздник устроить. Готовят в подарок новое туловище.
Старое уже совсем износилось, чуть не каждый месяц в починке.

Он глубокомысленно покачал головой.

- Что ни говори, Лупус, а все-таки псы для нас немало сделали. Взять
хотя бы пункты кормления... А медицинские роботы, а всякие прочие вещи. Да
вот в прошлом году у меня зуб зверски разболелся...

- Ну, кормить-то можно было бы получше, - перебил его волк. - Они все
твердят, дескать, дрожжи - все равно что мясо, такие же питательные и так
далее. Но разве вкус с мясом сравнишь...

- А ты-то откуда знаешь? - спросил Мишка.

Волк замялся только на секунду.

- То есть... как откуда? Мне дед говорил. Такой разбойник был -
нет-нет да закусит олениной. Он и рассказал мне, какой вкус у сырого
мясца. Правда, тогда не было столько охранников, сколько их теперь
развелось.

Мишка зажмурился, потом снова открыл глаза.

- Кто бы мне рассказал, какой вкус у рыбки... В Сосновом ручье форель
водится. Я уже приметил. Проще простого: сунул лапу в ручей да выловил
штучку-другую.

Он поспешно добавил:

- Конечно, я себе не позволю.

- Ну, конечно, - подхватил волк.

Один мир, а за ним другой, цепочка миров. Один наступает на пятки
другому, шагающему впереди. Завтрашний день одного мира - сегодняшний день
другого. Вчера - это завтра, и завтра - это тоже прошлое.

С той небольшой поправкой, что прошлого нет. Нет, если не считать
воспоминаний, которые порхают на ночных крыльях в тени сознания. Нет
прошлого, в которое можно проникнуть. Никаких фресок на стене времени.
Никакой киноленты, которую прокрутил назад и увидел былое.

Джошуа встал, встряхнулся, снова сел и почесался задней лапой. Икебод
сидел как вкопанный, постукивая металлическими пальцами по столу.

- Все верно, - сказал робот. - Мы тут бессильны. Все сходится. Мы не
можем отправиться в прошлое.

- Не можем, - подтвердил Джошуа.

- Зато мы знаем, где находятся гоблины, - продолжал Икебод.

- Да, мы знаем, где находятся гоблины, - сказал Джошуа. - И может
быть, сумеем к ним проникнуть. Теперь мы знаем путь.

Один путь открыт, а другой закрыт. Нет, не закрыт, конечно, ведь его
и не было. Потому что прошлого нет, прошлого никогда не было, ему негде
быть. На месте прошлого оказался другой мир.

Словно два пса, которые идут след в след. Один вышел, другой вошел.
Словно длинный, бесконечный ряд шариковых подшипников, которые катятся по
желобу, почти соприкасаясь, почти, но не совсем. Словно звенья бесконечной
цепи на вращающейся шестеренке с миллиардами зубцов.

- Опаздываем, - сказал Икебод, глянув на часы. - Нам надо еще
приготовиться, чтобы пойти на день рождения Дженкинса.

Джошуа опять встряхнулся.

- Да, не мешает. Сегодня у Дженкинса такой день! Ты только подумай,
Икебод, семь тысяч лет!

- Я уже готов, - гордо сообщил Икебод. - Еще утром отполировал себя,
а тебе надо бы причесаться. Вон какой лохматый.

- Семь тысяч лет, - повторил Джошуа. - Не хотел бы я столько жить.

Семь тысяч лет - семь тысяч миров, ступающих след в след. Да нет,
куда больше. Каждый день - мир. Семь тысяч на триста шестьдесят пять. А
может быть, каждый час или каждая минута - мир. Или даже что ни секунда,
то мир. Секунда - вещь плотная, достаточно плотная, чтобы разделить два
мира, достаточно емкая, чтобы вместить два мира. Семь тысяч на триста
шестьдесят пять, на двадцать четыре, на шестьдесят раз шестьдесят...

Вещь плотная и окончательная. Ибо прошлого нет. Назад пути нет.
Нельзя вернуться и проверить рассказы Дженкинса: то ли это правда, то ли
покоробившиеся за семь тысяч лет воспоминания. Нельзя вернуться и
проверить туманные предания, повествующие о какой-то усадьбе, каком-то
роде вебстеров, каком-то непроницаемом куполе небытия в горах далеко за
морями.

Икебод подошел со щеткой и гребешком, и Джошуа отскочил в сторону.

- Не дури, - сказал Икебод. - Я не сделаю тебе больно.

- В прошлый раз чуть всю шкуру с меня не содрал, - пожаловался
Джошуа. - Поосторожней там, где шерсть запуталась.

Волк пришел, надеясь подкрепиться, но ему ничего не предложили, а
просить учтивость не позволяла, и теперь он сидел, аккуратно обвив лапы
косматым хвостом, и смотрел, как Питер скоблит ножом прут.

Белка Поня прыгнула с развесистого дерева прямо на плечо Питера.

- Что это у тебя? - опросила она.

- Метательная палка, - ответил Питер.

- Метать любую палку можно, - заметил волк. - Зачем тебе такая
отделка? Бери какую попало и бросай.

- Это совсем новая штука, - объяснил Питер. - Я придумал и сделал.
Только еще не знаю, что это такое.

- У нее нет названия? - спросила Поня.

- Пока нет, - сказал Питер. - Надо будет придумать.

- Но ведь любую палку можно бросить, - твердил волк. - Какую
захотелось, ту и бросил.

- Не так далеко, - ответил Питер. - И не так сильно.

Он покрутил прут между пальцами - гладкий, круглый, потом поднес к
глазу, проверяя, не криво ли получилось.

- Я его не рукой метаю, - объяснил он, - а другой палкой и веревкой.

Он взял вторую палку, прислоненную к дереву.

- А мне вот еще что непонятно, - сказала Поня. - Зачем тебе вообще
понадобилось метать палки?

- Сам не знаю, - ответил Питер. - Интересно, вот и бросаю.

- Вы, вебстеры, странные твари, - строго произнес волк. - Иногда мне
кажется, что вы не в своем уме.

- Можно в любую цель попасть, - сказал Питер. - Только надо, чтобы
метательная палка была прямая и веревка хорошая. Первая попавшаяся
деревяшка тут не годится. Пока подберешь...

- Покажи мне, - попросила Поня.

- Гляди. - Питер поднял повыше ореховое древко. - Видишь, крепкая,
упругая. Согни ее - тут же опять выпрямляется. Я связываю оба конца
веревкой, кладу вот так метательную палку, упираю ее одним концом в
веревку и оттягиваю...

- Вот ты говоришь, можно в любую цель попасть, - сказал волк. -
Попробуй попади.

- А во что? Выбирайте, а я...

Поня взволнованно показала:

- Вон, вон на дереве малиновка сидит.

Питер быстро прицелился, оттянул веревку, и древко изогнулось дугой.