Чтение 38–й страницы книги ~Планета Шекспира~

теперешнем состоянии только тысячелетие. Дай нам еще тысячу лет, дай нам
еще десять тысячелетий..."

"Но это будет нам чего-то стоить, - сказала гранд-дама. - Это не
придет задаром. Какую цену бы, предложили вы, сэр Монах, за это?"

"Мой страх, - ответил монах, - Я отдаю свой страх и буду рад этому.
Это не цена. Но это все, что у меня есть. Все что я могу предложить."

"А я - свою стервозную гордыню, а наш мастер Ученый - свой эгоизм.
Ученый, отдадите свой эгоизм?"

"Это придет трудно, - сказал ученый. - Может быть, наступит время,
когда я не буду нуждаться в своем эгоизме."

"Ну, - сказал монах, - у нас есть еще Пруд и божий час. Может быть
они дадут нам моральную поддержку, а может быть, и какой-нибудь стимул -
даже если это будет стимул убраться от них подальше."

"Я думаю, - сказала гранд-дама, - что мы в конце концов так и
сделаем. Не уберемся, как вы говорите, от кого-то подальше. Я думаю, что в
конце концов, то, чего мы хотим - убраться от себя. Мы скоро так устанем
от собственных крошечных "я", что будем рады слиться с двумя другими. И
может быть, мы в конце концов достигнем того благословенного состояния,
когда у нас вовсе не будет "я"."

Никодимус ждал возле угасшего костра, когда Хортон вернулся от Пруда.
Робот упаковал тюки и сверху на них лежал томик Шекспира. Хортон заботливо
опустил кувшин, оперев его на тюки.

- Хотите взять еще чего-нибудь? - спросил Никодимус.

Хортон покачал головой.

- Книга и кувшин, - ответил он. - По-моему, это все. Керамика,
которую собирал Шекспир, ничего не стоит в создавшемся положении. Не
больше, чем сувениры. Когда-нибудь сюда явиться кто-то еще, люди или же
нет, и они предпримут изучение города. Люди более, чем вероятно. По
временам кажется, что наш вид почти фатальную привязанность к прошлому.

- Я могу нести оба тюка, - сказал Никодимус, - и книгу тоже. Несите
этот кувшин, вам нельзя себя обременять.

Хортон ухмыльнулся.

- Я страшно боюсь где-нибудь по дороге за что нибудь зацепиться. Я не
могу этого позволить. Я взял Пруд под опеку и не могу допустить, чтобы с
ним что-нибудь случилось.

Никодимус сощурился на кувшин.

- У вас там его немного.

- Достаточно, вероятно, пузырька, пригоршни его было бы вполне
достаточно.

- Я не совсем понимаю, зачем все это, - заметил Никодимус.

- Я тоже, - ответил Хортон, - кроме того у меня чувство, будто я несу
кувшин друга, я там, в завывающей дикости космоса, человек не может
просить ничего большего.

Никодимус встал с кучи хвороста, на которой сидел.

- Берите кувшин, - сказал он, - а я взвалю на себя остальное. Больше
нас здесь ничего не держит.

Хортон даже не двинулся, чтобы взять кувшин. Он стоял там, где и был
и не спеша оглядывался.

- Я чувствую, что мне этого не хочется, - сказал он. - Словно
осталось еще, что-то сделать.

- Вам не недостает Элейны, - сказал Никодимус. - Славно было бы, будь
она с вами.

- И это тоже, - согласился Хортон. - Да, мне ее не достает. Трудно
было стоять и смотреть, как она уходит в тоннель. И кроме того, есть он, -
Хортон указал на череп, висящий над дверью.

- Мы не можем его забрать, - сказал Никодимус. - Этот череп
рассыплется от прикосновения. Он и там-то провисит не долго. Когда-нибудь
подует ветер...

- Я не это имел в виду, - сказал Хортон. - Он был здесь один так
долго. А теперь мы снова оставляем его в одиночестве.

- Плотоядец остался здесь, - сказал Никодимус.

Хортон с облегчением согласился:

- Верно. Об этом я не подумал.

Он нагнулся и поднял кувшин, заботливо прижав его к груди. Никодимус
взвалил на спину тюки и сунул под мышку книгу. Повернувшись, он направился
вниз по тропе; Хортон последовал за ним.

У поворота Хортон повернулся и посмотрел назад, на греческий домик.
Хорошенько ухвативши кувшин рукой, он поднял другую прощальным жестом.

Прощай, сказал он без слов, мысленно. Прощай, старый штормовой
альбатрос - храбрец, безумец, затерянный.

Быть может, то была игра бликов света. А может что-то еще.

Не в любом случае, как бы то ни было - Шекспир подмигнул ему со своей
позиции над дверью.