Чтение 38–й страницы книги ~Маг-целитель~

чувствую, как было больно тем, кого я пытал! Как ты только мог со мной вот
так поступить! Как ты мог это сделать?!

- Как, как... Стихами, вот как, - огрызнулся я. - Я, собственно, этого
как раз и добивался - чтобы ты почувствовал то, что чувствуют другие.

- Мне больно! Я весь горю! О, как я мог вершить такие гадкие дела! Будь
же ты проклят за то, что наделил меня совестью! Отныне я никогда не сумею
обидеть невинного! - В уголке глаза у шерифа набухла одна, но здоровенная
слезища. - И как мне теперь оправдаться перед теми, кого я обидел?

- Ну... - негромко проговорил я. - Начать можно с покаяния.

- Каюсь! Каюсь! - поспешно подхватил шериф. - Каюсь в прегрешениях своих!
Будь проклят тот день, когда я поклялся на верность Дьяволу и потерял
совесть! О, я уж и не знаю теперь, кого мне сильнее ненавидеть - его за то,
что он отнял у меня совесть, или тебя - за то, что ты мне ее вернул! - Шериф
застонал. - О, где мне найти священника? Я должен исповедоваться! Я хочу,
чтобы мне отпустили грехи!

Я смотрел на него с минуту, но она показалась мне необычайно долгой.

- Ты лучше меня знаешь, как тебе быть, - ведь только тебе ведомо, где в
вашем графстве прячутся священники. Наверное, ты догадываешься где. Просто
ты пока не начал их вешать, других дел было по горло - к примеру, сечь
крестьян, вынуждая уплатить новые и новые подати.

- Верно, все верно, - всхлипнул шериф, нащупал ногами землю и встал,
придерживаясь за седло. - Я отыщу священника и исповедуюсь. Я знаю, я должен
верить, что Б... что Бо... что Всевышний простит меня! - Стоило ему сказать
это, как он дернулся так, словно его хлестнули кнутом. Похоже, всякая
попытка заговорить о чем-либо священном отзывалась в теле шерифа жесточайшей
болью. Но он сжал зубы и проговорил, стараясь не думать о боли: - Отрекаюсь
от своего договора с Сатаной! Я обернусь к Б... к Бо...

- Ну, договаривай! - подбодрил я шерифа. - У тебя в конце концов
получится.

Тут один из воинов что-то крикнул и, пришпорив коня, бросился к шерифу с
обнаженным мечом.

Унылик в два шага заступил дорогу вояке, схватил и его, и лошадь,
встряхнул хорошенько и отшвырнул в сторону. Воин ударился затылком о камень
и затих. Лошадь встала на ноги и ускакала.

- Я так понимаю, что он твой заместитель, или как это тут у вас
называется? Шериф кивнул.

- Я предал Сатану и королеву. Убей он меня - он бы стал шерифом.

Я взглянул на блестящие черные волосы несчастного и обратил внимание, что
не такие уж они и блестящие. Вот сединка, вот еще одна.

- Гм... не сочти мой вопрос невежливым, шериф, но сколько тебе лет?

- Девяносто семь. Жизнь и молодость я сохранил благодаря черной магии
и... айййй! - Он весь скорчился от боли. - И чего я только не натворил ради
этого заклятия, скольких же я погубил! О нет, только справедливо будет, если
все мои годы теперь навалятся на меня!

А они навалились - он старился прямо на глазах. Черная магия,
поддерживавшая его молодость и силу, исчезла в тот миг, когда шериф отрекся
от сделки с Дьяволом. И теперь ему приходилось расплачиваться с жизнью
числом прожитых лет.

- Найди священника, - посоветовал я, - как можно быстрее, пока ты еще на
это способен.

- Найду! - воскликнул шериф, вскочил в седло и решительно сжал поводья.
Своим людям он крикнул: - А вы возвращайтесь в мой замок да скажите там, что
я не вернусь! И еще скажите, что все мое колдовство рассыпалось в прах перед
чародейством этого чужеземца! Советую и вам покаяться, ибо власти Зла скоро
придет конец!

Бледный как смерть Фриссон вложил мне в руку новый обрывок пергамента. Я
удивился, но, быстро пробежав глазами стихи, одобрительно кивнул и негромко
прочитал:

A том, что он грешен, - ни капли сомненья,

Но уходить в мир иной ему рано.

Прежде свершить от грехов очищенье

Должен. Тогда и затянется рана.

?изнь быстротечна и летуча - это так!

Но ход ее замедлить все же можно,

Коль различить, что истинно, что ложно.

Спроси у праведника - скажет: "Это так!"

Aторое четверостишие было написано явно в манере "рубай", но критиковать
Фриссона я не собирался. Шериф взволнованно оглянулся.

- Что вы сказали?

- Ничего особенного, - заверил я его. - Тебе лучше поторопиться. Кто
знает? Сюэтэ запросто может назначить нового шерифа еще до захода солнца.

Несчастный грешник поежился и развернул коня.

- И то правда! - крикнул он. - Прощай, чужеземец! Я зря проклинал тебя.
Теперь я тебя благословляю. Мучения очистили мою душу. Но берегись королевы:
никакое заклинание не наделит ее совестью!

- Спасибо за предупреждение, - поблагодарил я бывшего шерифа и обменялся
обеспокоенным взглядом с Фриссоном. - Счастливого пути.

- Пусть мне придется пережить мучительнейший из путей, но я не стану
роптать. Прощайте!

Он ускакал в лес. Я успел заметить, что по кругу он проехал по часовой
стрелке!

А его люди, поворчав, поворотили коней и ускакали обратно в ту сторону,
откуда появились.

Я обернулся к друзьям.

- А давайте срежем путь - пересечем круг, - что скажете? Да побыстрее
скроемся в лесу. Нечего нам под открытым небом шататься.

***

Aлиже к вечеру деревья расступились, и мы вышли на открытую ровную
местность, где росли лишь чахлые кустики. Они тянулись полосами, указывая,
что около них когда-то текла река. Около одного из таких кустов мы и
остановились на ночевку. Перекусили по походному: запили кипятком какую-то
еду картонного вида и вкуса - и растянулись. Ну, то есть это Жильбер с
Фриссоном растянулись. Унылик-то свернулся в громадный клубок. Я взял себе
первую стражу - спать мне чтото не хотелось.

Не спалось и Анжелике с Фриссоном. Они целый час шептались о чем-то.
Жильбер спал без задних ног, как полагается воину на привале. Его я разбудил
на вторую стражу, перед рассветом.

Я лег, но уснуть все равно не смог. Угрозы Сюэтэ не шли у меня из головы.

Жильбер изумленно воззрился на меня - я сидел у догорающего костра,
завернувшись в плащ, и смотрел на тлеющие угли. Он подошел и негромко, чтобы
не разбудить Фриссона, проговорил:

- Неужели ты не ляжешь спать, господин Савл? Надо бы тебе набраться сил
на завтрашний день.

- Я в этом не сомневаюсь, Жильбер. Вот только надо многое обдумать.
Пытаюсь медитировать. Он нахмурился.

- Это значит молиться?

- Да, это похоже на молитву, - ответил я, немного покривив душой. -
Точнее, молитва может привести к медитации, и наоборот. В любом случае с
помощью медитации можно отдохнуть и перестать думать о пережитых за день
заботах.

- А-а-а, - понимающе кивнул Жильбер. - Тогда я оставлю тебя наедине с
твоими благочестивыми помыслами, господин Савл. Доброй ночи.

- Доброй ночи, - ответил я и снова стал смотреть на угли, читая про себя
мантру.

Поначалу мне показалось, что толку от моей медитации никакого: угли
только напоминали мне о Преисподней, а из-за этого я вспоминал о Сюэтэ и о
тех тучах, что сгустились над нами. Я отвел взгляд от костра и вместо углей
стал смотреть на свои руки, сложив ладони "ковшиком". Я изо всех пытался
представить, какой получается звук, когда хлопаешь в ладоши, и уже почти
представил, как вдруг услыхал у себя за спиной едва различимый шепот.
Склонившись к моему уху, Анжелика произнесла:

- Почему ты так грустен, господин Савл? Не могу ли я чем-то помочь тебе?

Помочь? Какая тут помощь! Да, у нее не было тела, но казалось, что оно
есть - особенно по ночам, когда вся она так ярко светилась, когда были видны
все изгибы ее дивной фигуры. Разве тут сосредоточишься? А уж о благочестии,
про которое говорил Жильбер, и вообще речи быть не могло.

- Я не грущу, - чуть хрипловато отозвался я. Она испуганно вздрогнула и
отстранилась. Я мысленно выругал себя и сказал более мягко: - Я обеспокоен.
Я волнуюсь, не гонится ли за нами королева.

- Может быть, я все же сумею помочь... Она дотронулась рукой до моего
лба, и, несмотря на всю бестелесность Анжелики, я ощутил прикосновение
приятной прохлады. Я поежился, но не от холода, взял руку девушки и нежно
(надеюсь - нежно) отвел.

- Твое прикосновение меня никак не успокоит. Оно может отвлечь меня от
мыслей о королеве - это да, но тогда я уж точно не усну.

Девушка нахмурилась.

- Я не понимаю...

А я смотрел и смотрел на нее... Потом кивнул и сказал:

- Спасибо. Мне стало намного лучше. - Я заставил себя подняться на ноги.
- Ты уж меня извини. От сидения никакого проку. Я лучше пройдусь немного!

- О, берегись! - воскликнула Анжелика, и выражение легкой обиды на ее
лице сменилось искренней тревогой. - Добрым людям тут по ночам разгуливать
опасно.

- Ну, тогда мне нечего бояться, - отшутился я, развернулся и быстро
зашагал прочь от костра, опасаясь, что еще немного, и уходить мне не