смогла бы в полной мере оценить степень его деградации. Сознательно не
снимая его, он надеялся, что в момент, когда воля его ослабеет и
похотливое желание затмит сознание, этот шарфик напомнит ему, что эту
женщину он не смеет оскорбить насилием.
устроилась на одеяле.
вздохнула она, затем взяла и приняла наркотик.
оставаться в долгу.
меда. И он с тоской подумал о том, что она здесь лишь потому, что он сам
заставил ее появиться - в счет долга.
деревянном подголовнике.
уверен, например, в том, что руки твои говорят именно о том, что должно
быть сказано.
все его попытки уклониться от ее губ, - оставаться... у тебя... в долгу.
объятий. - Я действительно не в настроении.
свои волосы.
проблемы. Ничего ты мне не должна. Мы квиты. Я все еще помню твою щедрость
в далеком прошлом, когда ты знала еще, что такое дар бездумный и
бескорыстный.
свою перед ней он тоже не собирался. Не видя иного выхода из этого
сложного положения, он выпроводил ее отсюда. Он обошелся с ней со всей
жестокостью, на которую был способен, но сделал это ради общего их блага.
заметил какое-то движение рядом с его серым скакуном.
неодобрительно фыркнула.
ночных облаков и теней. Ганс не смог бы, наверное, толком объяснить, что
его поразило, но этот Темпус проделал это мастерски. Он вздрогнул. Да,
давно уже нет никаких Повелителей Теней...
какие-то лихие люди, подъехавшие на лошадях. Похоже, они приняли меня за
хозяина, да и конь твой к себе не подпускал. Они и ускакали прочь. А я
подумал, что нужно дождаться тебя и сказать об этом.
его, видимо, услышав цоканье подкованных железом копыт, навострил уши.
направлялся, - нарочито спокойно сказал Темпус.
нему, за ним последовали другие, появившиеся следом. Двое. Трое. Четверо.
Еще двое.
сообразивший, что не он один подстерегал тут Темпуса.
лошадиных копыт, стремительно приближающихся, а затем обрушивающихся еще
на одну; яростное всхрапывание; смешанный отсвет от вспенившихся лошадиных
морд, оскаленных зубов и сверкающих обнаженных клинков; устрашающее
лязганье металла над сбившимися в кучу, дрожащими от напряжения и испуга
животными. Отчаянный вызов на смертный бой, брошенный его серым другому
жеребцу; молотящие по живому телу копыта и огромные, норовящие укусить
лошадиные морды с разинутой пастью; пронзительный предсмертный рев лошади
с жестоко располосованной шеей. И все это время не сводя глаз с вора,
оказавшегося втянутым в эту резню, следя за тем, чтобы его серый жеребец
постоянно находился между озверевшими голубыми лошадьми и парнишкой,
которому удалось-таки прикончить двоих, одному из которых он, швырнув нож,
попал прямо в глаз, а другому - зверски перерезал глотку тесаком, хорошо
запомнившимся Темпусу, который сам вытащил страшное оружие из ужасающей
раны. И долго еще будет вспоминать он почти сладострастные вопли,
причудливо соединявшие в себе такие несовместимые чувства, как восторг и
ужас, наслаждение и отвращение. Времени у него было достаточно для того,
чтобы разобраться во всем и решиться на что-то.
почувствовать, как бешено пульсирует кровь и постепенно согревается клинок
в его руке. Хотя ему не очень-то нравилось использовать свое преимущество
в делах такого рода. Цвет занимавшейся утренней зари или, может быть,
нежно-розовый цвет кожи ребенка напомнил ему жарко заалевший в его руке
клинок. И вдруг он почувствовал, что клинок задергался и обмотавшиеся
вокруг клинка поводья его серебристого скакуна сразу ослабли и беспомощно
повисли. Когда-нибудь потом он будет рассказывать об этом, если только
захочет, прерывающимся от волнения голосом, напрягшись всем телом и ощущая
слабость в коленях.
Одним мощным ударом, с плеча, разрубал он, словно масло, прекрасные тела,
а грозное оружие разрезал, как легкий шелк. Над головой у него просвистел
голубой бумеранг, брошенный в него в отместку за сраженного его могучим
ударом всадника, чьи внутренности прямо у него на глазах черной липкой
массой вывалились из распоротого живота на седло под ним. Использовав
момент, когда конь напавшего на него голубого дьявола после мощного прыжка
еще летел в воздухе, Темпус нанес сильный удар мечом по мстительному
бумерангу, и - цвет его сразу поменялся с голубого на алый. Темпус был
доволен, что заставил смертоносное оружие вернуться к тому, кто метнул его
в него. Теперь их осталось двое.
ибарский нож, слишком короткий, однако, для того, чтобы долго
противостоять мечу противника, и слишком широкий, чтобы его можно было
метнуть. В этот момент Темпус, которому удалось отогнать своего коня под
прикрытие Сада Лилий, сильнейшим ударом снес голову врага с плеч, так что
мозги брызнули во все стороны. Оставался последний, против которого
Шедоуспан отчаянным жестом выставил свой не очень длинный, с кривым
лезвием нож, крепко сжимая его рукоять обеими руками.
всерьез рассчитывать не приходилось. Цербер принял решение. Пригнувшись и
изо всех сил дернув поводья вниз, он резким движением отбросил свое тело в
сторону. В тот же момент прямо у него над головой, так низко, что волосы
зашевелились, с мелодичным пением пронесся смертоносный меч. Потеряв
равновесие, его конь, громко всхрапывая, начал тяжело оседать на землю,
неумолимо наваливаясь на левую ногу хозяина. На мгновение пригвожденный к
земле, Темпус испытал дикую боль, а этот дьявол уже бросился к нему,
надеясь покончить с ним, но коню все же удалось подняться на ноги.
валялось в пыли. Нога снова дала о себе знать, но боль быстро утихала.
Сделав попытку подняться, он встал на колени, весь в грязи, с засыпанными
пылью глазами. Конь пятился и рвался в сторону. Занеся меч над головой,
ослепленный яростью, злой дух нанес сокрушительный удар по мягкому и
нежному брюху его серого. Темпус пытался предотвратить это. Он пытался
прикончить злого духа его же собственным поющим мечом. Но было поздно:
кровь хлынула из тела животного и оросила его хозяина. Все трое лежали
рядом: Темпус, его конь и его смертельный враг.
его конь убил духа в тот самый момент, когда тому удалось вспороть его
брюхо.
стонами. В полной растерянности постояв над ним, Темпус опустился на
колени и ласково потрепал морду. Серый пытался цапнуть его за руку, но
глаза у него уже почти закрылись, и дело явно подходило к концу. Темпус
прекрасно понимал это, и у него так невыносимо засвербило глаза, что слезы
потекли ручьями.
Контровский Владимир
Корнев Павел
Орлов Алекс
Русанов Владислав
Володихин Дмитрий
Пехов Алексей