тяжелые навесы - громоздкая и все же необходимая защита.
нему трибун, и сказал только одно:
штука, а руки - аккуратные и мягкие, хотя язык острее бритвы.
перевязочной ленты болталась у него на левой руке.
пламя, бросая в него человеческие тела, то, по крайней мере, дай мне
возможность беспрепятственно чинить их снова. Я теряю драгоценное время.
легионерам, поскольку доспехи у них более легкие. Кстати, Пакимер с
большой похвалой отозвался о твоем инструменте для выдергивания стрел.
протянул его двум офицерам. Гладкая бронза была покрыта кровью.
или, может быть, кровь катришей? - Врач не стал ждать ответа и продолжал:
- Вот и я не могу сказать. У меня не было времени, чтобы это выяснять, и в
будущем я не собираюсь этим заниматься. Благодаря вам, работы всегда
хватает, так что, с вашего позволения, я вернусь к делу.
должен был догадаться раньше.
Пакимер. В его глазах было суеверное удивление, а в голосе прозвучала
печаль, когда он закончил свою мысль. - Духи и демоны сегодня везде и
всюду, но Равновесие, к несчастью, смещается в сторону от нас.
намдалени. Когда люди Княжества говорили о Фосе-Игроке, то говорили они,
по крайней мере, с надеждой, что в конце концов Фос победит Скотоса. Народ
Пакимера считал, что битва между добром и злом ведется на равных, и
неизвестно, кто будет абсолютным победителем, если победа вообще возможна.
веры, которой не разделял. С некоторым удивлением он заметил, что вокруг
стало совсем светло, а небо из серого превратилось в голубое. Когда же
исчез туман? Тень трибуна падала в сторону от Видессоса, солнце било прямо
в глаза. Сражение заняло целый день, а результаты не стоили того, чтобы
его затевать.
римляне отступают. И громче всех хохотал рокочущим басом Отис Ршавас.
был полон ненависти. - Вы играли там, где не полагается, и отшлепали вас
за дело. Идите домой, если не хотите очередной порки!
понял, что ошибался. Поражение стало горше во много раз, оттого что он
принял его из рук Ршаваса. Голова трибуна тяжело опустилась на грудь,
когда он вел усталых и израненных солдат назад, в лагерь.
за полночь. У них были все причины веселиться: ни одна из атак Туризина не
увенчалась даже незначительным успехом. Действия римлян оказались наиболее
удачными, но Скаурус-то знал, как далеки от победы были его легионеры. Шум
веселья, доносящийся из города, добавил горечи в поражение, и трибун,
слыша злые разговоры солдат у костров, не мог винить их за это. Они бились
в полную силу, но камень и железо были сильнее плоти и крови.
закололи его, прежде чем он сумел объяснить, что послан к Скаурусу по
важному делу и будет говорить только с ним.
солдаты, он не собирался проявлять в эти минуты чрезмерной доверчивости.
Но островитянин был ему знаком - Файярд служил когда-то под командой
покойного мужа Хелвис - Хемонда. Выйдя из темноты он, по обычаю халога,
сжал двумя ладонями руку Марка.
нашем лагере? - спросил намдалени. Годы жизни в Империи почти избавили его
речь от акцента.
видом выражая предельную скромность и привычку подчиняться приказам, даже
если он и не видит в них смысла.
Глаза старшего центуриона сузились, и он задумчиво почесал подбородок.
через минуту добавил: - Он не слишком хорошо играет в эти игры, а? Через
несколько минут весь лагерь будет знать, что ты ушел на какую-то тайную
встречу. Ему надо было передать свое поручение через наших часовых, тогда
никто не обратил бы на это внимания.
кажется, стал слишком искушенным в интригах.
фыркнул Гай Филипп, зная, что угроза Марка несерьезна.
старшим центурионом намного лучше, чем до неудачного штурма. За те десять
минут, которые занял путь до лагеря намдалени, трибуна и Файярда трижды
останавливали часовые. Еще вчера они не обратили бы на них никакого
внимания, сегодня же все были начеку и хватались за лук или копье при
малейшем шорохе. Поражение, подумал Марк, заставляет солдат подозревать
собственную тень. Еще один часовой в полном вооружении стоял у палатки
Сотэрика. Немного близорукий, он внимательно вгляделся в лица Марка и
отступил, лишь узнав трибуна. Файярд вежливо откинул полу палатки,
пропуская Скауруса вперед.
костей как раз в тот момент, когда, я начал выигрывать. Так что, с твоего
позволения... - Он ушел, не закончив фразы.
его Сотэрик. - Ветер задует все свечи.
приглашение это - не просто жест дружбы, то вид людей, собравшихся у брата
Хелвис, устранил их. У входа сидел с перевязанной рукой Аптранд, сын
Дагобера, и смотрел на всех холодными, волчьими глазами. Рядом с ним были
двое намдалени, которых Марк знал только по именам: Клосарт Кожаные Штаны
и Тургот из Сотевага - города на восточном побережье острова Намдален.
Четыре человека в палатке представляли все отряды намдалени, входящие в
армию Гавраса. Они подвинулись, уступая Скаурусу место. Тургот тихо
выругался.
что называется!
пробурчал Клосарт.
штанах, которые он любил носить. Ему было около пятидесяти лет, и живот
его выпирал над поясом. Но лицо было жестким и умным, лицо человека,
который сперва ввязывается в битву... а там уж будь что будет.
кувшина. - Мы не хотим, чтобы ты усомнился в правдивости Файярда, который
передал тебе приглашение, а ведь он говорил о кружечке вина, не так ли?
прямолинейность и неприязнь к обычаям и нравам видессиан, некоторые
намдалени играли в ту же хитрую игру, что и их хозяева, причем иногда даже
более успешно, чем те, от кого они этому научились.
он отставил в сторону пустую кружку и спросил:
армию остановит и дюжина стариков, если они не настолько выжили из ума,
чтобы уронить камни себе на голову.
должна была изображать улыбку. - Но вопрос в другом. Гаврас послал нас в
первых рядах, чтобы мы погибли, а это нам совсем не по нутру. Для чего нам
служить такому человеку?
Если они ответят "да", он знал, что пустит в ход всю свою хитрость и ум,
чтобы покинуть лагерь намдалени, потому что этого выбора он не сделает
никогда. Ну, а если хитрость и ум не помогут... Марк передвинулся так,
чтобы в случае опасности удобнее было выхватить меч.
отвращением сплюнул. - Ничтожная блоха, идиот, вообразивший себя
императором.
"золотые" монеты, - кивнул Сотэрик.
слове. - Наши парни объелись войной и всем прочим досыта, да и я тоже.
Пусть проклятые видессиане сами варятся в своем котле и пусть обе стороны