Кевину из Кингсенда, восемьсот золотых по его первому требованию.
данную расписку на другое лицо, которое в свою очередь может переписать ее
еще кому-либо, но не более трех раз".
нуждаться в том, чтобы его наполнили, - пригласил он, вручая Кевину
расписку. Кевин ухмыльнулся:
легко.
булыжники мостовой вызывали его гнев. Радостное настроение, в котором он
пребывал после сделки с Эссеном, полностью улетучилось. Кевин был зол на
проклятого шерифа, зол на весь этот проклятый и шумный город, но больше
всего он злился на самого себя! Из простого мальчишества, как говорили в
академии, чтоб в заднице защекотало, он остановился перед старой, похожей
на ведьму гадалкой. Это произошло на обратном пути от Эссена, и теперь
Кевин мрачно раздумывал над тем, почему человек время от времени
совершенно сходит с ума и совершает подобные вещи. После обычных
ритуальных фраз о том, как счастлив он будет, несмотря на все тяготы,
лишения и тяжелый труд; о том, как несправедливо неуловимо то, что он
ищет; а также о том, как длинна и нелегка была дорога, по которой он
путешествовал, она вдруг замолчала, широко раскрыв глаза. Затем она
вздрогнула и, обхватив впалую грудь, заговорила высоким, угрожающим
голосом:
дороге! Смерть - твой верный попутчик!
"Опасность и Смерть - мои старые товарищи" - это звучало весомо.
страшное зло, - гадалка состроила такую рожу, чтобы сразу было видно, как
она потрясена открывшимся ей зрелищем. Закутавшись в свой темный плащ она
вся тряслась, светлые старческие водянистые глаза устремились в невидимые
простому смертному дали. Замогильным голосом она объявила: - А теперь
уходи. Я не смею продолжать.
Болтливая старая карга!
волокла его сюда силком.
это жгло его, словно стрекательные нити медузы. Это и еще - последние
слова шерифа, сказанные после ухода капитана Микела: "Ты, парень, словно
монета из далекой страны - новенькая и блестящая, но пока - неизвестного
достоинства. Ты пока еще остался неистраченным".
ублюдок!
скверно влияла на душевное равновесие и могла его нарушить. Я знаю,
Сэнтон, я знаю, знаю, знаю! Но, милостивые боги, как же он не любил, когда
ему приказывали что-то делать! Казалось, что весь мир состоит из одних
только самодовольных, надутых и претенциозных дураков, которые каким-то
образом получили возможность командовать остальными, указывая им, как надо
вести свои дела.
Северо-восточном королевстве. Кевин навьючивал мула, а какой-то человек,
которому больше нечем было заняться, сидел поблизости с мрачной гримасой
на лице и наблюдал за ним. В конце концов он промолвил с усмешкой:
как я делаю.
меньше всех знает..."
как Сэнтон однажды рассказал ему историю о человеке, у которого была
лошадь по кличке Гордость. Это была восхитительная лошадь, непревзойденная
в своей красоте. Все предупреждали владельца, чтобы он не пытался ездить
на ней верхом, но он не послушался их совета. Однако, оказавшись в седле,
этот человек обнаружил, что не может слезть, и тогда лошадь затоптала
сначала его семью, потом друзей, а потом унесла его далеко и навсегда, в
какое-то навеки проклятое место. Кевин слушал, а внутри его все бурлило от
того, что Сэнтон усадил его и заставил выслушивать какие-то детские
сказки. Он чувствовал себя очень смущенным тогда...
кабинет.
неприветливость не так бросалась в глаза.
Стальных гор, - сказал шериф. - Он пойдет с тобой.
сумерках мог показаться медведем, одетым по-человечески, - низкорослый,
коренастый, покрытый рыжеватой шерстью. Открытые участки кожи, в тех
местах, где не было бороды, были сожжены красноватым загаром, словно от
долгого пребывания на солнце. Борода была окладиста и курчава, такие
рыжевато-коричневые волосы свисали до самых бровей из-под плотной кожаной
шапочки. Гном был одет в свободную коричневую шерстяную рубашку, поверх
которой был надет кожаный камзол темного цвета. На ногах его были надеты
сверкающие короткие башмаки, толстые кожаные чулки, перетянутые
многочисленными ремешками, а также потертые кожаные штаны. Темный плащ с
прихотливым узором переплетающихся темно-синего и черного цветов был
небрежно наброшен на его квадратные мускулистые плечи. Светло-голубые
глаза, сверкающие из-под низких, кустистых бровей, производили
впечатление, что он не одобряет ничего из того, что видит перед собой. В
настоящее время эти глаза были устремлены на Кевина. Крупная голова,
казавшаяся несколько великоватой, была посажена прямо на плечи, без
всякого намека на шею. Гном стоял, упрямо расставив ноги, уперев руки в
бока и немного запрокинув назад голову, прямой, словно дубовая колода в
аршин высотой, слегка подтесанная посередине.
круглый щит с эмблемой молотка и наковальни, конический шлем, тяжелый
арбалет с колчаном стрел, кольчужная рубашка, искусно сделанная из колец и
чешуй, а также мех с вином. Едва заметные складки плаща указывали, что под
ним скрывается еще какое-то оружие.
осторожно предположил шериф. Кевин покачал в ответ головой.
заговорил: - Gartaggen, Balak Fruntalish. Shatta daelsta Keven
d'Breeskerkrunstad. Ta mournik s'om postarnatteparg.
внезапно поклонился в ответ и повернулся к шерифу.
ровным, а слегка вибрирующим. Шериф замялся, глядя поверх его головы.
лающую фразу. Кевин вопросительно повернулся к шерифу:
он сказал, что ты говоришь на гномьем языке почти так же, как он... В
общем, это не важно. Видишь ли, гномы из племени Стальных гор иногда и
друг друга не слишком хорошо понимают.
сторону шерифа, было что-то похожее на улыбку.
Старый говорить, очень старый. Гораздо лучше язык. - Он смерил Кевина
взглядом с ног до головы: - Ты говоришь, Кевин, что ты хорошо сражаться?
ворчание. Кевин выпрямился.
перебранку, а во-вторых, если тебе нравится орать, то можешь пойти на
улицу, выбрать булыжник по вкусу и орать на него сколько влезет - толку
будет больше, чем от спора с гномом. Тебе достаточно знать только то, что
это гном способен драться, как пять разъяренных демонов вместе взятых, и
остаться стоять там, где стоял, когда последняя собака уползет прочь
зализывать раны. Кроме него, правда, есть кое-кто еще...