Он бросился на волка, оттащил сопротивляющегося зверя от Грома и со всей силой ударил его по ребрам тяжелым ботфортом. Не успел волк прыгнуть снова, как Ричиус взмахнул мечом и попал зверю в морду. Тот с воем упал. Джессикейн опустился еще раз, и зверь умолк.
Ричиус снова повернулся к Грому. Два оставшихся волка уже прекратили погоню и начали рвать еще живого коня. Петвин подскакал к Ричиусу и протянул ему руку.
– Садись! – рявкнул он.
– Нет!
Ричиус бросился к ближайшему волку. Он опустил огромный меч и переломил зверю хребет. Остался последний волк. Он поднял морду от шеи Грома и уставился на Ричиуса, тихо рыча. Медленно стал приближаться к человеку, низко наклонив голову. Глаза у него были черные, злые. Ричиус не шевелился: его ярость победила страх.
– Это моя земля, волк! – прошипел он. Казалось, зверь его не слышит. Он снова зарычал, напрягая ноги перед прыжком.
– Я убил твоих братьев! – объявил Ричиус, сжимая рукоять Джессикейна. – А теперь попробуй убить меня!
Он уже кричал, а его лицо излучало спокойную силу. Петвин снова подъехал на Мотыльке. Боевой конь ржал и всхрапывал.
– Назад, волк! – Петвин, потрясая мечом, поднял Мотылька на дыбы. – Возвращайся в горы!
Но волк не отступал. Он стоял между мужчинами и умирающим конем, ревниво охраняя трапезу, которая досталась ему с таким трудом. Гром продолжал жутко хрипеть. Ричиус пронзительно вскрикнул и бросился к волку, подняв меч над головой. Мотылек снова взвился на дыбы. Волк отпрянул, немного помедлил – и прыгнул на Ричиуса. Он находился в воздухе, когда Джессикейн опустился – быстрый, тяжелый, безжалостный. Металл и плоть встретились, и какой-то миг Ричиус видел только стену серой шерсти, надвигавшуюся на него. Но клинок погрузился глубоко в худую грудь волка. Отшатнувшись назад, Ричиус услышал, как зубы клацнули у самого его лица, и упал на спину, лягаясь, выкрикивая проклятия и вгоняя меч все глубже между ребрами животного. Волк наконец взвизгнул, и его безжизненное тело упало на Ричиуса.
Он едва выкарабкался из-под волка. Тело саднило, кровь толчками лилась из прокушенной руки, но он мог думать только о Громе. В коне все еще теплилась жизнь, сломанные ноги подрагивали. Ричиус проковылял по снегу и упал на конское брюхо.
– Ох, красавец мой! – простонал он, не рассматривая раны лошади: все они были смертельны. Он ощущал, как вздымается и опадает его брюхо в такт последним вздохам. – Мой милый друг!
– Ричиус! – негромко окликнул его Петвин, он спешился и теперь стоял над другом. – Ты ранен. Мы должны ехать туда, где тебе окажут помощь.
– Послушай его, – сказал Ричиус, – и сделай это за меня, Петвин. Я не могу.
Гром все еще кричал. У Петвина лицо стало серым.
– Он и так скоро умрет, Ричиус. Я…
– Пожалуйста! – взмолился принц и протянул другу Джессикейн.
Петвин нерешительно взял меч.
– Только не смотри, ладно?
Ричиус кивнул.
– Прости меня, – сказал он и отошел к Мотыльку.
Большой конь стоял неподвижно, словно понимал всю глубину разыгравшейся трагедии. Ричиус закрыл глаза.
«Прощай, старый друг!»
А потом все кончилось. Принц открыл глаза. Петвин вытирал Джессикейн рукавом.
– Дело сделано, – сказал он, неуверенно глядя на друга. – Боже, что за адская работа!
Ричиус медленно подошел к Грому. Петвин отсек коню голову, и теперь его тело лежало в густой алой луже. От нее поднимались едва заметные струйки пара. Волна тошноты бросила Ричиуса на колени.
– О Боже! – простонал он, ощущая горечь во рту.
– Отвернись! – Петвин положил ему руку на плечо. – Мне очень жаль, Ричиус. Это все.
– Нет! – Ричиус стряхнул руку Петвина и закрыл лицо ладонями. – Почему это случилось? Почему здесь? Я ведь дома!
Петвин упал на колени рядом с другом. Осторожно отвел его руки от лица и заглянул в глаза.
– Послушай меня, Ричиус. Ты ранен. Посмотри на свою руку. Я должен довезти тебя туда, где могут помочь.
Ричиус молча кивнул, не мешая Петвину осмотреть прокушенное предплечье. Рана сильно болела – и в то же время он едва ощущал боль. Словно издалека он услышал, как Петвин бормочет:
– Мы далеко от Динадина, Ричиус? Ты не знаешь, сколько еще туда ехать?
Принц взглянул на окровавленную руку, потом снова на Петвина.
– Отвези меня домой, – тихо попросил он. – Пожалуйста.
=14=
Обратная дорога была тяжелой и унылой. Ричиус пребывал в шоковом оцепенении. Даже обжигающая боль в руке почти не затрагивала его сознания.
Мотылек прискакал домой за считанные минуты, хотя нес на себе двух взрослых мужчин. Замок показался как раз в тот момент, когда начался дождь.
– Ну вот и он, – сказал Петвин. – Теперь ты будешь в порядке, Ричиус.
Принц поднял голову. За высокой каменной стеной, окружавшей замок, вырисовывались три башни, устремленные к небу. В надвигающихся сумерках они выглядели особенно внушительно. Во многих окнах замка уже горели свечи. Ричиус немного успокоился и снова ощутил холод. А вслед за этим ощущением появилось желание поскорее оказаться в постели и съесть принесенную Дженной кашу. Он знал, что она начнет хлопотать вокруг него, но неожиданно мысль об этом не вызвала у него привычной досады. Сейчас ему было бы приятно почувствовать материнскую заботу.
Мотылек быстро поднялся по крутому холму и остановился у чугунных ворот. После убийства короля Джоджастин приказал постоянно держать ворота на запоре и охранять день и ночь. Даже Петвин не имел свободного доступа в замок. Подъехав к воротам, он раздраженно выругался и окликнул часового. Тот появился словно ниоткуда – великан с двусторонней секирой.
– Кто там? – неприветливо спросил он, вглядываясь в них сквозь металлические стержни.
– Открывай! – потребовал Петвин. – Ричиус ранен!
– Ричиус? – Великан прищурился и посмотрел на второго седока. – Это вы, принц Ричиус?
– Это я. Выполняй, что он тебе сказал, Фэрен.
Солдат бросил секиру и снял ключ, укрепленный на его доспехах на тонкой цепочке. Торопливо поковырялся в замке и открыл ворота.
– Извините, милорд, – сказал он. – Джоджастин велел мне сегодня быть повнимательнее. У нас странные гости.
– Гости? – поднял брови Ричиус. – Кто именно?
Часовой украдкой оглянулся назад.
– Из Нара, милорд.
Когда они въехали в ворота, Ричиус заметил незнакомцев. Два всадника, оба в зеленом с золотом мундире Талистана, стояли, лениво прислонясь к коням и не обращая внимания на моросящий дождь. С ними был третий; он все еще сидел верхом со штандартом в руках, представлявшим собой простое черное полотнище без герба или вышивки. Это был флаг Нара, Черного Города.
Два талистанца повернулись на стук копыт и посмотрели на Ричиуса с Петвином, странно улыбаясь. Всадник из Нара даже не пошевелился. Ричиус заметил позади них четвертого коня. На его боках тоже были черные попоны Нара, но седло пустовало.
– Что это? – спросил Ричиус, соскальзывая с Мотылька. – Кто они, Фэрен?
Часовой подманил принца к себе и, приблизив губы к самому его уху, прошептал:
– Бьяджио.
Ричиус удивленно раскрыл глаза. В хорошей компании после имени Бьяджио всегда наступало уважительное молчание. Это имя в империи имело особую власть. Ричиус снова посмотрел на трех всадников. Двое талистанцев по-прежнему наблюдали за ним. Он поспешно спрятал раненую руку в складках потрепанной куртки.
– Что ему нужно? Ты не знаешь?
– Он хотел поговорить с вами, милорд. Я не знаю, о чем.
– Ты отвел его к Джоджастину?
– Почти час назад. Он велел остальным ждать снаружи.
– Слава Богу! – выдохнул Ричиус.
У Бьяджио хотя бы хватило ума не позволить талистанцам зайти с ним в замок. Оскорблением было уже то, что они вообще оказались в Арамуре. Что до третьего человека (Ричиус принял его за телохранителя), то, похоже, Бьяджио решил, что здесь будет в безопасности без него. Ричиус поморщился. Последнее время Арамур ни для кого не представлял угрозы.
– Бьяджио! – возмутился Петвин. – Что этот пес делает так далеко от дома?
– Да, интересно, – кивнул Ричиус.
Как глава Рошанна Бьяджио был одним из приближенных советников Аркуса, членом так называемого Железного Круга. На древнем языке Нара Рошанн означало порядок, и Бьяджио имел поручение поддерживать именно его. Каждая тюрьма, каждый лагерь для заключенных, каждое расследование подрывной деятельности подпадали под его юрисдикцию, и каждая публичная казнь через повешение в Черном Городе совершалась по его приказу. Ходили слухи, что Рошанн имел осведомителей при каждом дворе империи – даже в Арамуре. И каким бы абсурдным – ни казалось это утверждение, Ричиус втайне признавался себе, что никто не мог быть уверен в том, что это не так. Относительно Рошанна он твердо знал одно: его люди были повсюду.
– Фэрен, отведи коня в конюшню, – распорядился Ричиус. – Петвин, идем со мной.
– Ричиус, но твоя рука! – запротестовал Петвин. – Ее нужно перевязать как следует. Бьяджио подождет.
– Да, милорд, – поддержал его Фэрен, принимая у Петвина поводья Мотылька. – А я пока доложу Джоджастину, что вы вернулись.
– Нет. Я не хочу, чтобы обо мне докладывали. И не говори Джоджастину о моей ране. Не говори никому, Фэрен. – я не хочу лишней суеты,
Великан кивнул:
– Понимаю, милорд.
– Проклятие, Ричиус, – проворчал Петвин тихо, чтобы никто не услышал. – Бьяджио приехал из столицы. Он может подождать еще немного, пока тебе сделают нормальную перевязку!
– Нет. У Бьяджио ни для кого не бывает хороших новостей, Петвин. Видимо, он хочет поговорить о моем отце. Если это так, я не хочу, чтобы Джоджастин объяснял все один. Это мое дело. – Он повернулся и зашагал к замку. – Ты идешь?
– Да, – скрепя сердце ответил Петвин, следуя за Ричиусом через двор.