припаянной к своим соседям, которые тянули ее, непокорную, неуклюжую. Чьи-то
руки спаривались с ее руками. Пухлые пальцы Ричарда время от времени
перебирали ее руку, чтобы она не выскользнула. Какой-то незнакомец, поросший
густой шерстью, которая пучками торчала из рукавов его пиджака, подпрыгивая,
дергаясь, схватил ее за запястье и сверкнул многозначительной улыбкой,
обнажившей сломанные зубы. У одних руки были крепкие, как коржики, у других
- пухлые, как тесто. Несколько мгновений Руфь плясала рядом с приземистой
греческой матроной в черном - крючковатый нос, набухшие веки и рука, словно
распластанная птичка, трепещущая невероятной, нечеловечески лихорадочной
дрожью. Танец кончился, Руфь выпустила руку женщины и в изумлении уставилась
на заурядное, усталое и тупое лицо. С таким же изумлением смотрела она и на
Салли и думала, что та, наверное, часто встречалась с Джерри в этом платье и
Джерри, наверное, часто снимал его, ложась с ней в постель. Бузуки и кларнет
разразились новой мелодией - голова у Руфи заболела с удвоенной силой.
Подошел Джерри и взял ее за руку. Он так мягко держал ее, что ее рука то и
дело выскальзывала; она пыталась пальцами удержать его руку, ногами поймать
нужный ритм. Притоп левой, левую за правую, шаг назад, вот так, ноги вместе,
стоять на пятках один такт. Притоп. Оранжевое мелькнуло справа, а несколько
мгновений спустя - слева. Рука Джерри соскользнула с ее руки, осклабившийся
Ричард прошел мимо в танце, темп возрастал, Джерри снова взял ее руку.
Музыка оборвалась. Вместо потолка над головой переплетались ядовито-зеленые
трубы, и они вдруг стали опускаться на Руфь.
или стояла, зал вращался вокруг нее, и яркая фигура Салли все мелькала,
словно дразня бьющей через край энергией, врезалась в поле ее зрения то
слева, то справа, как бы стачивая ее, делая все меньше и меньше, пока она не
превратилась в комок, комок боли. Яркий свет вызывал у нее тошноту. Шеф
оркестра вдруг встал с электрогитарой, гикнул, и начался твист. Грохот,
казалось Руфи, плотной массой заполнил зал - оркестр непрерывно нагнетал
его, словно стремился заполнить все пространство вплоть до самых дальних
углов, вплоть до пыльных таинственных глубин между трубами и потолком.
Джерри повел Салли к танцующим. Руфь не удивилась. Она заметила, как все
взгляды сразу приковались к ним, пока они выходили на середину зала; эта
пара бросалась в глаза: оба высокие, молодые, даже юные, слегка забавные и
настоятельно требующие к себе внимания - так актеры требуют внимания
публики. Они встали друг к другу лицом, на расстоянии, и, расслабив
угловатое тело, начали танец - зрители окружили их кольцом и скрыли от глаз
Руфи. Дэвид Коллинз подошел было к ней, взглянул на ее лицо и тут же отошел:
она почувствовала, что он испугался. Она была точно заразная, смердящая,
проклятая, и еще эта боль в лобных пазухах, совсем как родовая - вот-вот
родишь чудовище, такое же, как сама. Когда твист, наконец, прекратился, она
подошла к Джерри и сказала:
Салли звучал изысканнейше, она безукоризненно изящно растягивала слова.
несмотря на тошноту и ужас.
стали глубокими-глубокими. Но она лишь повторила:
ярости гнал в Гринвуд машину - они оба могли разбиться, а Руфь не смела и
голос подать, чтобы он не повернул назад. Однако опасность спаяла их, и от
этого каждому было легче: Джерри бросал вызов смерти, а у Руфи от скорости
прошла голова. Она чувствовала, как боль слетает с нее комьями и искрами,
точно снег, когда его смахиваешь зимой с крыши машины. Они не разговаривали
- слышалось лишь астматически шумное дыхание Джерри. Домой они приехали в
полночь; потом он еще отвозил миссис О. Руфь надела ночную рубашку, махровый
халат и подкрепила силы стаканом молока. Он вошел, жестикулируя, через
кухонную дверь. На мокрых туфлях налипла палая листва.
расстаться. Она такое чудо. Я не могу отказаться от нее.
оно пришло. Я должен уйти к ней. Должен уйти к этому оранжевому платью -
погрузиться в него и исчезнуть. И пусть это убьет меня, пусть это убьет
тебя. Меня ничто не удержит - ни дети, ни деньги, ни наши родители, ни
Ричард - ничто. Это всего лишь факты жизни, скверные факты. Упрямые факты.
Нужна вера. А у меня не хватало веры - как ни странно, веры в тебя. Я не
считал тебя личностью, существующей отдельно от меня. А ты - личность.
Господи, Руфь, извини меня, извини. Все будет куда страшнее - я знаю, я даже
представить себе не могу, как будет страшно. Но я убежден. Абсолютно
убежден. А это такое облегчение, когда ты убежден. И я очень благодарен. Я
тупица и трус, но я рад. Радуйся и ты тоже. Хорошо? А то я ведь просто
сжирал тебя, доводил до смерти.
холодному стеклу стакана.
Как же мы это осуществим? Когда ты скажешь детям?
ночевать здесь. Не уговаривай меня. Наверное, ты могла бы меня уговорить, но
не надо. Дай мне куда-нибудь уехать. К Коллинзам. В мотель.
домой днем и выкупаю их, и уложу. Вечером я не уйду из дома, пока они не
заснут.
она знала. Не хочу, чтоб она знала, пока это не окончательно: она только
разволнуется.
раскрытыми глазами. Потом сказал:
хочешь?
достоинстве и дай мне попробовать.
пахнуло кислятиной. Она увидела мелкие створоженные частички на поверхности
и не смогла пить. - А что, если нас куда-нибудь пригласят - что мне
говорить?
бы дальше ни произошло, это - правильно.
жизни и ждать, не влетит ли она назад в окно. А она не влетит. Она никогда
не возвращается.
самодовольство, промелькнувшее на его лице, когда он нашел этот образ
никогда не возвращающейся синей птицы: экран его лица словно ожил. Она
встала и подошла к раковине.
на сушилку. Затем проверила, не осталось ли крошек на хлебной доске, которые
могли бы привлечь муравьев, и, обнаружив несколько крошек у тостера,
смахнула их рукой в ладонь и выбросила в раковину вслед за вылитым молоком.
Мокрой тряпкой она вытерла мазок джема возле тостера. Выключила свет над
доской и сказала:
было пройти мимо Джерри.
но если ты дотронешься, я закричу или заплачу - не знаю, что из двух. Я
ложусь: уже поздно. Ты будешь собирать вещи или что?
зубы щеткой Чарли, которая оказалась жесткой и колючей - видимо, он редко ее
употреблял: надо будет сказать ему об этом. Прямо в халате она легла в
постель. Отчаявшаяся, продрогшая, она сунула обе подушки себе под голову и,
устроив нору из одеял, свернулась калачиком. Сомкнув веки, она погрузилась в
багровую пустоту, прорезанную странными вспышками, и ощущение собственных
волос на щеке и губах казалось ей касанием чужой руки. Она вслушивалась в
отдаленное щелканье замков и скрежет, доносившийся из комнаты, где
упаковывал вещи Джерри. Шаги его приблизились, дверь открылась, и проникший
в спальню свет сделал багровую пустоту под ее веками прозрачной,
кроваво-розовой - Джерри шарил в ящике у ее изголовья.
Громыко Ольга
Якубенко Николай
Корнев Павел
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Сертаков Виталий