судьба распорядилась так, что мы сразу - понравились друг другу и мне от
дяди Додика досталось все то, что обыкновенно полагается родным детям. Так
что именно от "старого жида", как он себя называл, я и получил все навыки
армейского быта, а самое главное - этакую "прививку" от обратной стороны
армейской рутины.
сердцах написал на оборотной стороне приказа, что из меня такой же генерал,
как из быка - балерина, а вот настоящего генерала - военного Божьей
милостью, так до шестидесяти лет и продержали в полковниках. А после того
как он сложил свою золотую голову под Фридляндом, хоть бы кто вспомнил о его
семье - о его безвестном сыне!
ответном письме начальник Штаба - граф Беннигсен отвечал мне в том духе, что
мол -- "жиду довольно было и полковника, в Пруссии-то он так и помер бы
капитаном".
ответ. Мы и до этого-то были не в самых хороших отношениях.
невозможное: дед был совсем даже не немцем, но итальянским швейцарцем, да
вдобавок ко всему и католиком! Скандал случился невероятный, - матушка при
всех плакала, когда ей пришлось открыть столь позорные обстоятельства.
Родство с "итальяшками" во всей Германии всегда считалось более чем
предосудительным. Упоминание же о том, что ее родной дедушка был католиком,
вызвало в латышах столь противоречивые чувства, что потребовалось
специальное заседание рижского магистрата, на котором было принято решение,
что внучка не может отвечать за "религиозные заблуждения" ее деда и матушку
публично "простили".
чрезмерная уверенность в себе, - им надо было сосредоточиться не на моем
прадеде, но на его жене - урожденной Гзелль. Она была из семьи придворных
художников и скульпторов и ее отец (негласно) создал первый в
Санкт-Петербурге молельный дом и был там реббе.
определенными трудностями, вызванными тем, что моя бабушка сразу заявила:
"Шарлотта - моя племянница, моя кровь и для всех остальных этого должно быть
довольно". Но не это -- самое удивительное. Ровно так же. Как из
Санкт-Петербурга следователи не нашли русских архивов, из Берлина к ним не
пришли архивы пруссаков!
Суд и кончился.
бумаги о нашем еврействе. Наши обвинители бросились к судьям и услыхали, что
"по германским традициям в вопросах о Крови" рыбка задом не плавает. Когда
же наши враги совсем было отчаялись, кто-то вдруг вспомнил, что у нас есть
младший брат -- Костик.
ноги только ленивый. Когда его официально об(r)явили "евреем", немецкая
публика устроила прямо овацию!
вышла к тому самому обвинителю (немножко фанатику), облобызала его в обе
щеки и с чувством сказала:
1816 году всем вдруг открылось, что Костька, как жид, не смеет претендовать
на нашу с Дашкой недвижимость. Как видите, - в делах династических порой
нужны и фанатики!
Божий к Арье бен Леви. При этом она произнесла ее знаменитую речь, в которой
высказала надежду, что этот церковный суд был последним в истории Риги, и
более она не допустит подобного варварства. Она же отдает сына - немца в
синагогу, именно потому что она не считает евреев, немцев, или латышей ни
лучше, ни хуже прочих других людей и сын ее отныне будет учиться среди
жидов, потому что жиды ничем не отличаются от немцев ни в худшую, ни в
лучшую сторону.
которые в один голос могли повторить хотя бы основные положения матушкиной
речи и четко представляли себе, что я - ее сын.
русские армии под командованием графа Суворова приняли участие во Втором
Разделе Речи Посполитой. Матушкины же латыши, несмотря на все ее горячие
мольбы, к войне допущены не были, а Курляндия так и осталась - польской. В
Риге это вызвало очередной взрыв антирусских настроений и все чаще стали
раздаваться призывы к немедленному отделению от России. И вот - осенью 1793
года к нам в Ригу пришло письмо от моей бабушки, в коем та предлагала
обсудить мою будущность.
Николя. (Практически единственной на всю Империю школе, где учили
разведчиков и дипломатов.)
дней обсуждала все возможные варианты развития событий, а также политические
последствия как поездки, так и непоездки в столицу.
матушка обнародовала свое окончательное решение. Мы с нею едем в столицу
Российской Империи без охраны в надежде только на добрую волю моей бабушки -
Государыни Императрицы. После пяти лет фактического мятежа и изгнания
русских войск из пределов Латвии. (Да еще в иезуитскую школу -- меня, -
протестанта!)
побледнел, как смерть, бросился к ней, упал на колени и на всю Ригу
выдохнул:
сына на смерть я не отдам!" - все так и ахнули. Вся Латвия, разумеется,
знала - кто мой отец, но впервые он сам признал это. Да еще при таких
обстоятельствах!
ответила:
армия ничего не стоит - ты сам введешь наших людей в Санкт-Петербург и
поквитаешься за меня и сына, если с нами что-то случится. Я составила
завещание - Ян Уллманис наследует Александру Бенкендорфу, но лишь в том
случае, коль Карл Уллманис отомстит за смерть Александра".
матушкины слова, а рядом со мной стоял Озоль - Ян Уллманис. Губы Озоля
безмолвно шевелились - он читал какую-то молитву, а потом он повернулся ко
мне, облизал пересохшие губы и прошептал:
против твоих детей - не пойду", - и мы с ним крепко обнялись. Нам было по
десять, но дети живущие в непосредственной близости от престола, рано
осознают, что есть - вопрос династический.
чем дозволить нам поход на Курляндию, она намерена взять заложника. Такого
заложника, жизнь коего для меня значила больше - латвийского трона.
считаю, что моему сыну не повредят знакомства и дружба русских вождей - нам
суждено вечно граничить с Россией и нашему принцу важно иметь побольше
друзей при русском дворе.
и забрать свои слова обратно. Я знаю, на что иду в берлогу медведя, но --
иного пути у нас нет".
вставая с колен, стал целовать руки матушке, прося у нее прощения за
несдержанность, а она - простила его.
и Кристофер, дабы развеять матушкины опасения за мою будущность, даже сыскал
цыганскую ведьму, которая гадала на звездах и умела предсказывать.
нас с Константином -- разные отцы и даже -- матушки) и сразу сказала, что
наши с Костькой судьбы будут связаны с судьбами наших тезок - Романовых:
военачальниками. Всех четверых ждут известность и слава, и всем четверым
суждено стать вождями политических партий. Но наступит день и принцы
латвийские скрестят шпаги с принцами русскими и в этой дуэли в живых
останется только один. Но ему - не суждено царствовать".
столом у Наследника в том смысле, - какими дурацкими бывают иные
пророчества. Через много лет свидетели этого обеда припомнили, как мой дядя
смотрел при этом на жену своего повелителя, а та на миг застыла, как перед
разверстой пропастью, но сразу перекрестилась и сделала вид, что не слышит.
Рассказывают, что матушка моя, заметившая эту странную реакцию, изумленно
приподняла бровь и задумчиво посмотрела на старую подругу (они вместе
учились в пансионе Иезуитов), а потом на своего мужа, но так и не проронила
ни слова. Сам же Наследник обратил все в забавный анекдот про темных
гадалок.
Панов Вадим
Маккарти Кормак
Шилова Юлия
Сапковский Анджей
Белов Вольф
Посняков Андрей