взяла мокрый носовой платок Дженни с ее монограммой и замысловато
сложенным уголком стала счищать песчинку за песчинкой с круглого
послушного личика, повернувшегося к ней, как розовый цветок навстречу
солнцу.
мускулы требовали разминки. - Если только кто-нибудь не хочет поиграть
один на один.
разминался, и не знавшая, как он на самом деле играет. - Вы в отличной
форме, а он совсем несобран, правда же?
очень терпимый. - И продолжила в раздражении: - Лекса, дорогая,
пожалуйста, не суетись. Ванной все будут довольны.
переводя вопросительный взгляд с одной на другую.
хочешь поехать домой?
боюсь подняться наверх разобрать на чердаке вещи.
Дженнифер и Кристофер были детьми тоже, они, как матери, должны о них
позаботиться. Она с печалью вспомнила член Клайда, их отца, какой мог бы
быть и у ее собственного отца, член, казавшийся в самом деле предметом
старины, с его желтоватым оттенком, когда он восставал, и длинными седыми
волосами, свисавшими из-под яичек, как волосы на голове у старухи.
Неудивительно, что он сразу же отзывался, стоило ей раздвинуть ноги. Сьюки
повела женщин с теннисного корта, где на каждой стороне дверь закрывалась
на молнию и нужно было быстро ее открыть и закрыть, чтобы не впустить
холодный воздух.
туфлях. Коул, противный Лабрадор Александры, и нервный пятнистый колли
Даррила, Нидлноуз, в лесочке на острове вдвоем затравили и разорвали
какого-то пушистого зверька. С темными окровавленными мордами они носились
вокруг. Когда-то заботливо ухоженный газон, ведущий к дому, был изрыт
бульдозерами, чтобы построить корт этой осенью, а промерзшие груды дерна и
глины образовали ненадежный лунный ландшафт, куда страшно было ступить
ногой. От холода на глаза у Сьюки навернулись слезы, и от этого вокруг
спутников возникла радужная аура, а мороз обжигал щеки так, что было
больно говорить. Она быстро побежала по твердой дорожке, за ней двинулись
по гравию остальные, как одно огромное неуклюжее животное. Тяжелая дубовая
дверь поддалась под ее рукой, как живая, в вестибюле с мраморным полом и
пустой слоновьей ногой ударило в нос подушкой горячей серы. Фиделя нигде
не было видно. По голосам женщины нашли Даррила и Кристофера в библиотеке,
они сидели по обе стороны круглого, обтянутого кожей стола, на столе
лежали старые комиксы и стоял чайный поднос. Над ними висели
меланхолические головы американского лося и оленя, оставшиеся от прежних
хозяев Ленокса, заядлых охотников. Печальные стеклянные глаза чучел не
моргали, хотя и были забиты пылью.
бросаясь на малиновый стул под утесом связанных колдовских томов с
выгоревшими корешками и тонкими надписями на латыни. - Победила свежая
кровь, - сказала она, - как всегда.
изразцах камина так близко к огню, что казалось, кончики усов подпалились.
Вот очень степенно кот пригнулся к лодыжкам Джейн и, будто приняв белые
спортивные носки за столбики для точки когтей, глубоко вонзил в них свои
когти, в то же время его хвост задрался кверху и подрагивал, словно он
мочился. Джейн взвыла от боли и носком туфли высоко подбросила кота.
Тамкин закружился, как огромная снежинка, прежде чем бесшумно приземлиться
на все четыре лапы недалеко от того места, где блестели кочерга с медной
ручкой, щипцы и совок. Глаза обиженного кота сверкали, как медная утварь у
камина, вертикальные зрачки сузились в желтой радужке, созерцая собрание.
обман.
отрешенным голосом Даррил Ван Хорн. - Ей всегда кажется, что ее
обманывают.
- Крис, как чай? Правда, хороший, как вам кажется?
обычного. Может, он развлекался на кухне с Ребеккой?
сеньориты, пожалуйста (исп.)], - велел ему Даррил.
разговорными выражениями, но непременной частью взаимоотношений хозяина и
слуги был испанский язык, коль скоро Ван Хорну хватало собственного
словарного запаса.
нравилось Сьюки и огорчало ее: весь дом был похож на сценические
декорации, великолепный с одной стороны, а с другой пустой и ветхий. Это
была имитация какого-то другого дома, находившегося в другом месте.
Ведь вы уже одеты.
Дженнифер.
была бы занятной, такой живой и восприимчивой, вбирающей впечатления;
кокетничая и стараясь понравиться, она превратила бы пространство вокруг
себя в свою паутину, свое гнездышко, свой театр. Сьюки была в бешенстве,
она стояла, встряхивая волосами, не скрывая своего настроения, граничащего
с грубостью, и она не знала, кого винить, знала только, что все запутала,
приведя сюда Габриелей. Она не спала с мужчиной с тех пор, как две недели
назад Клайд совершил самоубийство. Поздно ночью она вдруг начинала думать
об Эде, представляла себе, что он делает в подполье с маленькой Дон
Полански, этой грязнулей из низов. Даррил, обладавший интуицией и
добротой, несмотря на грубые манеры, встал в своих красных штанах,
облачился в пуховую лиловую жилетку и водрузил на голову оранжевую
охотничью кепочку с козырьком и наушниками фирмы "Дей-Гло", которую
надевал иногда шутки ради, и взял алюминиевую ракетку.
6:6. Если мяч превращается в жабу, вы теряете очко. Хочет кто-нибудь пойти
посмотреть?
вышли в туманные сумерки; притихшие кусты и деревья окрасились
светло-лиловым, а небо на востоке покрылось зеленой эмалью до самого
горизонта, было тихо и уединенно, как на кладбище.
Даррил извлекал из Сьюки изумительные удары. Невозможные подачи она
превращала в отличные звенящие штуки, корт, разделенный на части в длину и
ширину, сжался до миниатюрных размеров, благодаря ее сверхъестественной
скорости и ловкости. Когда она бросалась к мячу, он зависал, как луна,
тело послушно подчинялось разуму, как ей того хотелось. Она даже успешно
завершила несколько ударов слева и, подавая мяч, чувствовала, что
натягивается, как лук, выпускающий стрелу. Она была Дианой, Изидой,
Астартой в этот серебряный миг - воплощением женской грации и силы,
облаченной в одеяние рабыни. В углах серовато-коричневого купола сгущался
мрак, сквозь круглые окошки наверху виднелось небо - над головой
колыхалась гигантская корона из аквамаринов. Сьюки больше не видела
темноволосого противника, который вдалеке, по другую сторону сетки,
носился по площадке, что-то кричал, ударял ракеткой. Мяч всякий раз
возвращался и резко подпрыгивал ей прямо в лицо, как хищник, возрождаясь
каждый раз, отраженный крашеным асфальтом. Удар, еще удар, она все била по
мячу, а мяч становился все меньше и меньше, став величиной с мячик для
гольфа, с золотистую горошину, и в конце концов превратился в глухой
отскок на дальней от сетки чернильно-темной части площадки, потом просто в
едва слышимый кожаный звук. Игра окончилась.
сторону сетки.
сетку. Она была волосатой или пушистой, смотря по тому, как относиться к
мужчинам. Слева, справа... - И посреднике, - потребовал он.
Сертаков Виталий
Максимов Альберт
Березин Федор
Мороз Александра
Глуховский Дмитрий
Плотников Александр