я задрожала при мысли, что они пойдут на меня войной, незамеченными
вскарабкаются на мой трон и, невидимо для меня, поползут по юбке. В тревоге
и нетерпении я продолжала повторять роль, просто чтобы убить время. Когда я
уже подошла к концу, раздалось долгожданное щелканье ключа в замочной
скважине - чрезвычайно приятный звук. Мосье Поль (я еще могла разобрать в
полумгле, что это и впрямь мосье Поль, ибо света было достаточно, чтобы
разглядеть его иссиня-черные коротко остриженные волосы и лицо цвета
пожелтевшей слоновой кости) заглянул в дверь.
entendu. C'est assez bien. Encore!*
timidite!*
положении нельзя слишком копаться и придираться. - Затем он добавил: - У вас
еще двадцать минут на подготовку. Au revoir!** - И шагнул к выходу.
меня заперли.
который принес меня в мансарду, помчал меня в обратном направлении -
вниз-вниз-вниз-вниз, прямо на кухню. Думаю, я спустилась бы и в погреб.
Кухарке категорически приказали подать еды, а мне, так же категорически, -
поесть. К великой моей радости, вся еда была - кофе и пирог. Я боялась, что
получу сладости и вино, которого не любила. Не знаю, как он догадался, что я
с удовольствием съем petit pate a la creme, но он вышел и где-то его
раздобыл. Я ела и пила с большой охотой, придержав petit pate напоследок,
как настоящая bonne bouche*. Мосье Поль надзирал за моим ужином и заставлял
меня есть чуть не силком.
могу проглотить ни кусочка, и, воздев руки, молила избавить меня от еще
одной булочки, которую он намазывал маслом. - А то вы еще объявите меня
эдаким тираном и Синей Бородой, доводящим женщин до голодной смерти на
чердаке, а я ведь на самом деле не такой злодей. Ну как же, мадемуазель,
хватит ли у вас смелости и силы выйти на сцену?
едва ли могла отдать себе отчет в собственных чувствах. Однако этот
коротышка был из тех людей, которым невозможно возражать, если ты неспособен
сокрушить их в одно мгновение.
вынуждена бежать рядом с ним, чтобы не отстать. В carre он на мгновение
остановился: здесь горели большие лампы; широкие двери классов и столь же
широкие двери в сад, по обе стороны которых стояли апельсиновые деревья в
кадках и высокие цветы в горшках, были открыты настежь; в саду меж цветов
прогуливались или стояли дамы и мужчины в вечерних туалетах. В длинной
анфиладе комнат волновалась, щебетала, раскачивалась, струилась толпа,
переливая розовым, голубым и полупрозрачно-белым. Повсюду ярко сверкали
люстры, а вдалеке виднелась сцена, нарядный зеленый занавес и рампа.
Мосье Поль уловил мое состояние, бросил на меня искоса грозный взгляд и
слегка подтолкнул, чтобы я не боялась.
призналась я, а потом спросила: - Неужели нам нужно пройти сквозь эту толпу?
ночь. Луны не было, но сверкающие окна ярко освещали двор, и слабый отблеск
достигал даже аллей. В безоблачном, величественном, небе мерцали звезды. Как
ласковы ночи на континенте! Какие они тихие, душистые, спокойные! Ни тумана
с моря, ни леденящей мглы - ночи, прозрачностью подобные полдню, свежестью -
утру.
В тот вечер были отворены все двери, мы вошли в дом, и меня провели в
комнатушку, отделявшую старший класс от парадной зады. В этой комнатке я
едва не ослепла от яркого света, чуть не оглохла от шума голосов, почти
задохнулась от жары, духоты и толчеи.
столпотворение? - вопросил он, и сразу наступила тишина. С помощью десятка
слов и такого же количества жестов он выдворил из комнаты половину
присутствовавших, а остальных заставил выстроиться в ряд. Они уже были одеты
к спектаклю, значит, я оказалась среди исполнителей в комнате, служившей
артистическим фойе. Мосье Поль представил меня. Все воззрились на меня, а
некоторые захихикали. Для них было большой неожиданностью, что англичанка да
вдруг будет выступать в водевиле. Джиневра Фэншо, очаровательная в своем
прелестном костюме, глядела на меня круглыми от удивления глазами. Мое
появление, по-видимому, несказанно ошеломило ее в момент, когда она
находилась наверху блаженства и, не испытывая ни страха, ни робости перед
предстоящим выступлением, пребывала в полном восторге от мысли, что будет
блистать перед сотнями глаз. Она готова была что-то воскликнуть, но мосье
Поль держал ее и всех остальных в крепкой узде.
обратился ко мне:
подскочив к нам, и услужливо добавила: - Я одену ее сама.
носить в спектакле мужское имя и исполнять мужскую роль, но надевать мужской
костюм - halte-la!* нет уж! Что бы там ни было, но я буду играть в своем
платье. Все это я заявила решительным тоном, но тихо и, может быть, не очень
разборчиво.
произнес ни единого слова. Зато вновь вмешалась Зели:
он немного великоват, но я подгоню по ней. Идемте, chere amie - belle
Anglaise**.
схватила меня за руку и потащила за собой. Мосье Поль продолжал стоять с
безучастным видом.