прозвенели над огневой.
Дроздовский, садясь под бруствер, обводил поле боя сощуренными, торопящими
глазами, все лицо его мигом сузилось, подобралось, спросил прерывисто:
по три гранаты! Где они, Кузнецов?
достанешь ее? Пулемет тоже не видишь?
войне везде пулеметы, Кузнецов!..
появилось выражение действия, готовности на все, и голос его стал до
пронзительности звенящим:
облепленные землей противотанковые гранаты и, тут же полой шинели очистив
их, протерев, положил эти две гранаты перед Дроздовским, тот скомандовал,
привставая над бруствером:
меня, Сергуненков?..
остановленным взглядом, потом спросил неверяще:
гранаты - и конец гадине!..
резким движением поднял с земли гранаты, подал их Сергуненкову, а тот
машинально подставил ладони и, беря гранаты, едва не выронил их, как
раскаленные утюги.
верхней пухлой губой золотился пушок, показавшийся тогда темным, колючим от
меловой бледности, и Кузнецов особенно близко увидел нездешнюю голубизну его
глаз, мальчишески нежный подбородок, тонкую и тоже нежную, вытянутую из
просторного воротника шею. Затем услышал шепот его:
ясная голубизна глаз его скользила по решительному, изменившемуся лицу
Дроздовского, по лицу Кузнецова, по круглой, равнодушной спине Рубина,
который, полулежа между станинами, тяжко сопел, с замкнутой
сосредоточенностью уставясь в бруствер.
метров по открытому ползти надо! Не понимаешь это?..
стукнул кулаком по своему колену. - Будем сидеть? Сложа руки!.. А они нас
давить? - И обернулся круто и властно к Сергуненкову: - Задача ясна? Ползком
и перебежками к самоходке! Вперед! - ударила выстрелом команда Дроздовского.
- Вперед!..
отчаянием, но чудовищным, нелепым, без надежды шагом, и его должен был
сделать Сергуненков по этому приказанию "вперед", которое в силу железных
законов, вступавших в действие во время боя, никто - ни Сергуненков, ни
Кузнецов - не имел права, не выполнить или отменить, и он почему-то внезапно
подумал: "Вот если бы целое орудие и один бы лишь снаряд - и ничего бы не
было, да, ничего бы не было".
много кустиков, в ложбинке, вправо ползи. В полосу дыма, слышишь? Осторожней
только. Головы не подымать!..
локоть, глядел ему в зрачки, утонувшие в светло-небесной глубине и не
воспринимающие ничего. А Сергуненков кивал, улыбаясь слабой, согласной,
застывшей улыбкой, и неизвестно зачем все похлопывал рукавицами по
оттопыренной гранатами шинели на груди, как будто гранаты жгли ему грудь и
он хотел охладить это жжение.
ежели со мной что... мамаше сообщите: без вести, мол, я... У ней боле
никого...
ползком, ползком! В снег зарывайся!
медлить! Вперед!..
зачем-то ощупал гранаты под шинелью и выполз на бруствер, осыпая валенками
на огневую обугленную недавними разрывами землю. Вытянувшись на бруствере,
словно забыв у орудия что-то, оглянулся из-за плеча, отыскал своими
нездешними глазами поднятое к нему замершее в угрюмой неподвижности лицо
Рубина, с усмешкой сказал очень просто и даже спокойно:
пока...
сторону кустиков в черные созвездия воронок впереди орудия, зарываясь в
снег, перемешанный с выброшенной разрывами землей. Видно было, как двигалось
его извивающееся худенькое тело среди оголенных кустиков, наполовину
срезанных осколками, - и все в Кузнецове ждало опережающего сверкания
пулеметных очередей, пущенных по Сергуненкову из-за танков. Самоходка вела
огонь вправо, в направлении моста, в сторону орудия Уханова, где темно и
багрово буйствовало пламя, обволакивая атакующие танки, и тот, кто стрелял
из пулемета, не видел сейчас Сергуненкова. А он полз меж воронок и кустиков,
исчезал за сугробами, нырял и выныривал, расталкивая локтями, головой снег,
и уже заметно сокращалось расстояние между ним и двумя дымившими громадами
танков, за которыми стояла самоходка.
стучащим сердцем на бруствере, отсчитывая метры пространства до невидимой за
танками самоходки, - поскорее бы в дым...".
обтянутыми перчаткой пальцами зачерствевшие комья земли, кроша их на
бруствере, в ожидании этого последнего броска к самоходке.
ездовой Рубин, и слова его расплылись, увязли в горячем тумане.
Дроздовского и рядом с ним тяжелый профиль Рубина, плашмя легшего своим
широким телом на бруствер, так что вся толстая, бурая его шея ушла в
воротник, вспомнил его попытку пристрелить сломавшую ногу лошадь тогда на
марше и, вспомнив, увидел еще, как Рубин в ожесточении сплюнул через
бруствер; маленькие сверлящие его глаза, обращенные к Дроздовскому, стали
мрачны, нелюдимы.
держусь! Мне, вишь ты, некого вспоминать... По мне никто не заплачет!
горевшими танками, за этой самоходкой позади них. Серый извивающийся
червячок полз все медленнее, все осторожнее и потом затих, плоско приник к
земле в десяти метрах от танков. Было не очень ясно видно, что делал там
Сергуненков; затем показалось: он чуть приподнялся, глядя снизу, с земли, на
самоходку, а одно плечо его задвигалось, и задвигалась рука; заторопившись,
она дергала, вырывала из-за пазухи гранату. Но издали это, вероятно,
представлялось только воображением, и Кузнецов не поймал зрением тот момент,
когда он выдернул чеку и бросил первую гранату.
расколотого грецкого ореха. Оранжевый грязный клубок оттолкнулся от земли,
впитался нависшим чадом танков, откуда по-прежнему стреляла самоходка в
сторону моста.
губы, а красные веки его сошлись в щелки.
земли, все искали какой-то опоры в бруствере. - Вперед, к самоходке...
Вторую бросай!..
прямоугольное и широкое, выдвигаясь, тяжело повернулось в жирном чаду. И
сейчас же серый червячок прополз несколько метров вперед меж чернеющих
впадин воронок, тотчас сжался на снегу в пружинку, весь подобрался - и в
следующий миг ничтожно маленькая серая фигурка вскочила с земли и, взмахнув
рукой, бросилась, не пригибаясь, к неуклюжему и громоздкому шевелению в
дыму, возникшему за подбитыми танками.
сверкнули, остановив эту фигурку, на бегу вытянутую вперед, с поднятой
рукой, и фигурка споткнулась, круто запрокинув голову, упираясь грудью в
раскаленные копья молний, и исчезла, соединилась с землей...
снегу Дым снесло в сторону. И вновь ручной пулемет заработал сверху; и
долгими очередями разрывных Сергуненкова, уже, вероятно, мертвого,
подталкивало, передвигало по земле; и видно было: задымилась шинель на его
спине.
Черепнин Владимир
Сертаков Виталий
Василенко Иван
Пехов Алексей
Андреев Николай
Никитин Юрий