сестренок; как только она немножко подросла - то есть едва достигнув
пятилетнего возраста, - она стала служанкой в доме.
Разве мы не слыхали о недавнем процессе Дюмолара, бандита, который, рано
осиротев, уже в пятилетнем возрасте, как утверждают официальные документы,
"зарабатывал себе на жизнь и воровал"?
мыть посуду, даже таскать тяжести. Тенардье тем более считали себя вправе
поступать таким образом, что мать, по-прежнему жившая в Монрейле -
Приморском, начала неаккуратно высылать плату. Она задолжала за несколько
месяцев.
бы не узнала своего ребенка. Козетта, вошедшая в этот дом такой хорошенькой
и свеженькой, была теперь худой и бледной. Во всех ее движениях
чувствовалась настороженность. "Она себе на уме!" - говорили про нее
Тенардье.
осталось ничего, кроме прекрасных больших глаз, на которые больно было
смотреть, потому что, будь они меньше, в них, пожалуй, не могло бы
уместиться столько печали.
лет, когда зимним утром, дрожа в дырявых обносках, с полными слез глазами,
она подметала улицу, еле удерживая огромную метлу в маленьких посиневших
ручонках.
охотно называл так это маленькое создание, занимавшее не больше места, чем
птичка, такое же трепещущее и пугливое, встававшее раньше всех в доме, да и
во всей деревне, и выходившее на улицу или в поле задолго до восхода солнца.
Книга пятая. ПО НАКЛОННОЙ ПЛОСКОСТИ
Глава первая. КАК БЫЛО УСОВЕРШЕНСТВОВАНО ПРОИЗВОДСТВО ИЗДЕЛИЙ ИЗ ЧЕРНОГО СТЕКЛА
жители Монфермейля, бросила своего ребенка? Где она была? Что делала?
в Монрейль - Приморский.
сильно изменился. В то время как Фантина медленно спускалась по ступенькам
нищеты, ее родной город богател.
переворотов, которые в небольшой провинции являются крупнейшим событием.
всеми подробностями, даже больше - подчеркнуть его.
промышленности - имитацией английского гагата и немецких изделий из черного
стекла. Этот промысел всегда был в жалком состоянии вследствие дороговизны
сырья, что отражалось и на заработке рабочих. Но к тому времени, когда
Фантина вернулась в Монрейль - Приморский, в производстве "черного
стеклянного товара" произошли неслыханные перемены. В конце 1815 года в
городе поселился никому не известный человек, которому пришла мысль при
изготовлении этих изделий заменить древесную смолу камедью и, в частности
при выделке браслетов, заменить кованые металлические застежки литыми. Это
ничтожное изменение произвело целую революцию.
что позволило, во-первых, повысить заработок рабочих - благодеяние для края,
во-вторых - улучшить выделку товара - выгода для потребителя, в-третьих -
дешевле продавать изделия, одновременно утроив барыши, - выгода для
фабриканта.
очень хорошо, и обогатил всех вокруг себя, - что еще лучше. В этом краю он
был чужой. Никто ничего не знал о его происхождении; сведения о его прошлом
были самые скудные.
самое большее, несколько сот франков.
идеи и умноженный благодаря разумному употреблению и деятельной мысли,
послужил не только к его собственному обогащению, но и к обогащению целого
края.
манерами ничем не отличался от простого рабочего.
спиной и с терновой палкой в руках, никем не замеченный, он вошел в городок
Монрейль - Приморский, в здании ратуши вспыхнул пожар. Незнакомец бросился в
огонь и, рискуя жизнью, спас двух детей, которые оказались детьми
жандармского капитана; по этой причине никому не пришло в голову потребовать
у него паспорт. Имя его стало известно позднее. Его звали дядюшка Мадлен.
Глава вторая. МАДЛЕН
Вот и все, что можно было о нем сказать.
изумительно преобразовал, Монрейль - Приморский стал крупным центром
торговых операций. Испания, потреблявшая много черного гагата, ежегодно
давала на него огромные заказы. Монрейль - Приморский в этом промысле чуть
ли не соперничал теперь с Лондоном и Берлином. Дядюшка Мадлен получал такие
барыши, что уже на второй год ему удалось выстроить большую фабрику, где
были две обширные мастерские: одна для мужчин, другая для женщин. Всякий
голодный мог явиться туда в полной уверенности, что получит работу и кусок
хлеба. От мужчин Мадлен требовал усердия, от женщин - хорошего поведения, от
тех и других - честности. Он отделил мужские мастерские от женских для того,
чтобы сохранить среди девушек и женщин добрые нравы. Здесь он был
непреклонен. Только в этом вопросе он и проявлял своего рода нетерпимость.
Его суровость имела тем больше оснований, что Монрейль - Приморский, как
гарнизонный город, был местом, полным соблазнов. Словом, его приход туда был
благодеянием, а сам он - даром провидения. До дядюшки Мадлена весь край был
погружен в спячку; теперь все здесь жило здоровой трудовой жизнью. Могучий
деловой подъем оживлял все и проникал повсюду. Безработица и нищета были
теперь забыты. Не было ни одного самого ветхого кармана, где бы не завелось
хоть немного денег; не было такого бедного жилища, где бы не появилось хоть
немного радости.
главным двигателем которой был дядюшка Мадлен, он богател и сам, но, как ни
странно это для простого коммерсанта, он, видимо, не считал наживу своей
основной заботой. Казалось, он больше думал о других, чем о себе. К 1820
году - это все знали - у Лафита на его имя было помещено шестьсот тридцать
тысяч франков, но, прежде чем отложить для себя эти шестьсот тридцать тысяч
франков, он израсходовал более миллиона на нужды города и на бедных.
коек. Монрейль - Приморский делится на верхний и нижний город. В нижнем
городе, где жил дядюшка Мадлен, была только одна школа - жалкая лачуга,
грозившая развалиться; он построил две новые - одну для девочек, другую для
мальчиков. Он из собственных средств назначил двум учителям пособие,
превышающее вдвое их скудное казенное жалованье; и когда однажды кто-то
выразил удивление по этому поводу, он сказал: "Самые важные должностные лица
в государстве - это кормилица и школьный учитель". Он на свой счет основал
детский приют - учреждение, почти неизвестное в то время во Франции, и кассу
вспомоществования для престарелых и увечных рабочих. Так как его фабрика
сделалась рабочим центром, вокруг нее очень быстро вырос новый квартал, где
поселилось немало нуждающихся семей; он открыл там бесплатную аптеку.
говорили. "Это хитрец, который хочет разбогатеть". Когда он занялся
обогащением края, прежде чем разбогатеть самому, те же добрые люди сказали:
"Это честолюбец". Последнее казалось тем более вероятным, что человек этот
был религиозен и даже соблюдал некоторые обряды, что в ту пору считалось
очень похвальным. Каждое воскресенье он ходил к ранней обедне. Его
набожность не замедлила встревожить местного депутата, которому всюду
чудились конкуренты. Этот депутат, заседавший во времена Империи в
Законодательном собрании, разделял религиозные воззрения одного из членов
конгрегации, известного под именем Фуше - герцога Отрантского, который был
его другом и покровителем. При закрытых дверях он слегка подсмеивался над