показал мне удостоверение личности.
прикладываюсь к ним раз в неделю. От всех наших постоялиц принимал
ингаляцию; это лучше всякого лечения, скажу я вам!
побледнели, пристально изучал каждый миллиметр кожи, даже пощупал, провел
пальцем по мелким морщинкам, по сеточке вокруг глаз. В пятьдесят два года
он сохранился лучше, чем я.
терялась в высокой траве, ели ярко зеленели свежей хвоей. Одуряюще пахло
смолой. Горы летом выглядели куда приветливее, чем зимой. А вот "Сухоцвет"
на фоне буйства природы проигрывал: железная крыша оказалась ржавой, фасад
не мешало бы подновить. Меня вновь одолели связанные с этим домом
неприятные воспоминания. В саду стояла наша машина, блестящая, как
новенькая монетка, готовая к дальнему пути. Жером и Франческа улыбались мне
с крыльца. С чего бы это им вздумалось выйти меня встречать? Я покосился на
окно во втором этаже - в той комнате мы ночевали с Элен в феврале, - но
занавески не шевельнулись. Я стоял пень пнем, будто прирос к земле. Все
происшедшее за эту зиму нахлынуло на меня, не давая сделать и шагу. Я снова
и снова прокручивал в голове, как буду оправдываться перед Элен, готов был,
если понадобится, упасть перед ней на колени, лишь бы вымолить прощение.
Ничего я не хотел в ту минуту, кроме одного: быть с ней, обнять ее. Стейнер
отворил дверь и кивнул мне.
на чердаке. Вот вам ключ. Ступайте, освободите ее, так сказать, своими
руками.
стоял на пороге прихожей, той самой, с чучелами зверей. Как я ни старался
взять себя в руки, меня трясло. Осталось только войти, подняться по
лестнице... Элен знает, что я здесь, она не могла не слышать, как подъехала
машина, как хлопали дверцы. Странно, что она еще не позвала меня. Каждый
вечер, когда я приходил домой, меня окликал ее хрустальный голосок...
ну просто распорядитель церемонии счастливого воссоединения любящих сердец.
За моей спиной, в саду, Франческа с Раймоном выгружали из машины чемоданы.
Сердце у меня бешено колотилось. Глядя в пол, я шагнул на первую,
ступеньку, на вторую...
больше не любит.
скверные предчувствия.
услышал срывающийся голос Элен:
пытался бороться, сдался сразу. Я-то, наивная, все надеялась, что он меня
вызволит... мир перевернет ради меня. А он задрал лапки кверху, рабская
душонка. Как же он меня разочаровал! Слизняк, бездушный трус. Я не смогу
больше с ним жить... А знаете, как он таскал у меня деньги, когда я же его
и содержала? Думал, я ничего не замечаю! Как только вернусь в Париж, все
выложу про его плагиат газетчикам и издателям, с доказательствами, слово в
слово!"
прослушать запись еще раз. Каждое слово впечатывалось в мой мозг смертным
приговором.
ресторан. За три недели многое изменилось.
конец всему, Элен предала меня... Тут подошли Франческа и Раймон. Их руки
легли мне на плечи, и это тройное объятие взяло меня задушу сильней, чем
все происшедшее. Я всматривался в их лица, искал в них понимания,
сочувствия. Франческа погладила меня по щеке, ее ладонь была теплая,
ласковая. На меня нашло какое-то отупение. Я уже ничего не соображал.
Плакал и не мог остановиться. А Стейнер-искуситель нашептывал мне на ухо:
слышите, мы готовы уничтожить ее, лишь бы она не досталась вам. Одно ваше
слово - и я изолирую ее навсегда. Просите взамен все, что пожелаете.
сказать "да".
натертого пола, погрузив нос и пол-лица в раструб огромного ингалятора.
Конической формы прибор из красного дерева, похожий на трубу старинного
граммофона, был обтянут изнутри полиэтиленовой пленкой и укреплен на медной
дощечке, привинченной к низкому столику. Зажмурившись и приоткрыв рот, я
блаженствовал, овеваемый нежнейшим дуновением, - то моя возлюбленная,
постепенно увядая, кадила мне божественным фимиамом своей молодости. От
этого сладкого запаха мне еще несколько дней потом не хотелось ни пить, ни
есть. В меня будто впрыснули свежую кровь, летучие флюиды осели на моем
лице, обновив его. Я вдыхал ее уходящую жизнь и вновь переживал через
обоняние весь наш роман, узнавая дурманящие ароматы моей подруги, ее
дорогих кремов и косметики, роскошных духов и дезодорантов, которыми она
себя окропляла. Все это разливалось вокруг меня мощным хором, кружило
голову; захлебываясь в этих дивных волнах, я даже разделся догола, чтобы
они омыли меня всего. Когда накатывало с особенной силой, я ложился на
диван, переводил дыхание. Пиршество ароматов, да и только - жуть, настоящий
обонятельный каннибализм. Я опьянел, словно пригубил женственность в чистом
виде. Я запасался энергией впрок: прекрасный цветок, умирая, возвращал меня
к жизни. О том, что Элен три месяца томилась в заточении и ждала
освободителя, а освободитель-то ее и погубил, я больше думать не хотел. Она
ведь сама собиралась донести на меня, предательница, - я просто опередил
ее. Во мне ни на миг не шевельнулось подозрение, что Стейнер мог обмануть
меня, и я, даже не представляя себе,
уступит мне немного: сытые должны делиться с голодными. Я ведь завидовал
ей, как завидует угасающий день ясному утру. И я действительно чувствовал,
что оживаю: уж не знаю, в силу какой химической реакции, в моих жилах
заиграла кровь, мускулы стали крепче, кожа - свежее. Так продолжалось
недели две - каждый день я приникал к раструбу и пил, смакуя, долгими
глотками, жизнь моей невесты.
узнавал себя: исчезли круги под глазами, волосы заблестели, выглядел я
теперь почти на свои годы. Что-то неуловимо новое появилось в моем лице,
волшебный налет какой-то... Мне и в голову не пришло, что я мог
почувствовать себя лучше просто оттого, что провел две недели в горах, на
свежем воздухе. Я помолодел, я будто принял крещение, и новая жизнь
открывалась передо мной. Я стал другим человеком и обрел семью. Я всегда
завидовал людям, которые объединяются в братства по идеям, людям, чья жизнь
полна особым смыслом. В любом обществе, сказал мне как-то Стейнер, есть
маленькая горстка избранных - им законы не писаны, им заповеди не указ, и
видят они дальше большинства. Я тоже хотел стать таким и был готов на все,
чтобы снискать уважение троицы. Будущее виделось мне радужным.
меня в кухню и довольно сухо попросили покинуть их дом. До меня даже не
сразу дошло, что они говорят всерьез.
мы с вами в расчете.
платить за проживание, вносить свою долю. Все напрасно. Они и не любили
меня никогда, им нужна была Элен. Меня выпроваживали как шестерку,
выбрасывали как балласт. Невысокого же они обо мне были мнения, не хотели
взять даже в подручные к Раймону. Это меня добило. Я пожертвовал для них
всем, а они бросают меня на произвол судьбы! Я вспылил, заперся на ключ в
своей комнате, это не возымело действия, и тогда я пригрозил, что сдам их
полиции. Тут-то Стейнер и поймал меня на слове - запихнул в свою машину,
отвез в соседний городок, высадил перед жандармерией и подтолкнул к самым
дверям.
они были знакомы.
Ильин Андрей
Афанасьев Роман
Доценко Виктор
Каменистый Артем
Суворов Виктор
Сертаков Виталий