мчится в село либо на соседнюю пашню, где тоже надо командовать, давать
указания, но некому этим ответственным делом заниматься.
рыжеваты, конопаты и скуласты. Самые рыжие -- Кольча-старший и дядя Ваня,
дальше, как утверждали дядья и тетки, краски на всех не хватило и пошел цвет
пожиже. Кольча-младший вовсе рус, и конопатин на его долю досталось всего
ничего -- щепотка.
родня прибывает и прибывает. То и дело слышится присказка: "Скок на
крылечко, бряк во колечко -- дома ли хозяева?" Соседи, друзья дядей и теток,
давно не видевшиеся, заходят поздороваться, перемолвиться словом. Их не
очень настойчиво приглашают завтра быть гостями. Праздник семейный, и всяк в
селе знает, что в таком празднике чужим быть незачем.
и четыре фамилии главенствовали в нем. Самая распространенная фамилия --
Фокины, затем -- Шахматовы, затем наша -- Потылицыны, а затем уже негустая,
но отчаянная фамилия -- Верехтины. Когда гуляла какая-нибудь из этих
фамилий, ее никто не тревожил, хотя заведено у нас было гулять, перебираясь
из дома в дом. Бывало, если человек слабоват, пока из одного конца села до
другого доберется, то уж у него отпуск просрочен и ему зеленые чертики
являются. Тогда тащили его в баню, отмывали, отпаривали, брызгали с помела
водою -- чтобы чертей отогнать, -- и таким образом возвращали семье и труду.
выходившие на улицу, за зиму бывали разгорожены до основания, жерди и колья
потрачены в битвах, как первейшее сподручное орудие.
срывался, если и срывался тот или иной родственник, вспоминавший какую-либо
давнюю обиду, его или уговаривали, или дружно связывали, не давали войти в
распал.
жили в одном переулке, гуляли обычно в Троицу, и можно было слышать из
верехтинского переулка хруст ломаемого дерева, крики: "Караул!", "Мама!",
"Пусти меня!" Затем грохал восьмикалиберный дробовик, следом за ним слышался
голос кривоногого Тимши Верехтина, самого старшего в родове:
хотелось, что и как там? И когда являлся из переулка немой Кирила,
родственник Верехтиных, его облепляли женщины и тормозили расспросами.
Кирила плакал, и по его носатому, большому лицу на вышитую плисовую рубаху
катились слезы. Очень жалели все люди трудягу мужика, угодившего в такую
неподходящую для него родню.
-- Мама -- ой-ой-ой!.. Я -- у-у-у!
рубахи, побили в избе посуду и на нем хотели порвать рубаху, да он ушел,
устал потому что, и глаза его не глядели бы на такую жизнь. Пожалуй, пойдет
он сейчас и утопится. Кирила отправлялся дальше, неся утробный, протяжный
звук, бабенки, что побойчее, приближались к верехтинскому переулку:
изодранную кофту, с вечным синяком под глазом, выскакивала из ворот "сама"
-- Платошиха, спрашивала, в какую сторону ушел Кирила, отбегала на
безопасное расстояние и кричала:
вы сегодня же поиздыхали! Чтобы вы все по тюрьмам поизгнивали!..
недовольная дедом, мною, детьми, не удержалась и как-то изрекла признание:
единого не нашивала. А эт-то чЕ жа, матушки вы мои, родну мать чуть чего --
и в кулаки! Да распоследнее это дело! В сельсовет надо жаловаться. В
сельсове-ет.
отросток? То-то и оно-то!
строго, зато имеет результат. Она и посейчас еще напускала на себя
суровость, чтоб сыны ее и дочери -- иные из них уже и сами деды! -- не
забывали, кто она и что она. "Робяты" охотно доставляли ей удовольствие
властвовать над ними и гнету не испытывали. попавши под эту, как бы уж и
невзаправдашнюю, кратковременную власть.
праздное времяпрепровождение.
спроворила!..
грудь кулаком, и мужики полезли на сарай, повторяя громко, чтоб бабушка
слышала: "Ну, мама! Ну до чего бережлива! Ну радость нам!.."
возбужденно переговаривались мужики, женщины с безнадежностью требовали:
они бабушке сердито. -- Перетонут ишшо...
бесшабашный голос тетки Августы:
бабушка. -- Отчего же не завтре, прямо к столу бы...
немой, дома своего нет -- мается по чужим углам. Она помогала бабушке в
будни и в праздники. Бабушка без тетки Августы жить не может, но бранит ее
постоянно. Вот уж сколько дней от окна к окну бегала -- не случилось ли чего
с Августой на сплаве, но стоило ей появиться -- бабушка в претензию.
уронила с горечью Авгусга, всем как-то неловко сделалось, и бабушка не
знала, что дальше сказать. Но Августа сама же все и поправила:
Васину жену, ко всем одинаково ласковую, всеми нежно любимую. Затем тетка
Августа обнялась с тетей Талей, с дядей Колей, что-то там сказала,
засмеялась -- и снова стало весело, дружно в доме.
сеяла муку и вся ушла в работу.
показывал и толковал мне, как рвет водою цинки на сплаве, какой дают сладкий
кисель в столовке. Я переводил нашей малой и старой родне Алешкины
разговоры. Люди дивовались.
разъяснений вдруг понял я и заорал об этом на весь двор. Бабушка возникла
тут же, перепуганная.
очко.
чего.
при якорях, скособочившись, почертила сандалией землю:
корточки, сделала умильное лицо:
сдвинула бабушка, чтоб все расслышать, ничего не пропустить.
тишины, тетя Люба вся напряглась и покраснела от переживания. Она не
спускала глаз с дочки, шевелила губами следом за нею.
особенно на бабушку, что я не могу этого и описать. Бабушка тут же исчезла с
глаз долой, примчала полную горсть лампасеек. Со щедрой отчаянностью она
высыпала все до единой конфетки в карманчик Катенькиной матроски, всю ее
исцеловала, а дядья и тетки так хвалили Катеньку, такие о ней хорошие слова
говорили, что чуть было и меня не проняли. Я тоже хотел взобраться на
крыльцо и громко, с выражением прочесть выученный в школе стих:
покойница...", и посмотрит на дядьев и теток, чтоб они тоже мне
посочувствовали, заодно и ее пожалели. У Кольчи-младшего и у крестной моей
-- тетки Апрони, которые были вместе с матерью в лодке, но спаслись, лица