(это единственная реально угрожающая опасность, если она есть вообще); или
оттого, что огонь полыхает нам прямо в лицо и на нас низвергается ливень
раскаленного докрасна пепла, или от дыма и запаха серы, - мы ощущаем
головокружение и какое-то недомогание, словно пьяные. Тем не менее мы
продолжаем упорно ползти к кратеру и на мгновение заглядываем туда, в этот
ад клокочущего огня. После этого мы трое скатываемся назад - закопченные,
опаленные, обожженные, разгоряченные и потные, и платье на каждом из нас
прожжено по крайней мере в полудюжине мест.
Везувия состоит в скольжении вниз по пеплу, который, постепенно накапливаясь
у вас под ногой, образует выступ, предохраняющий от слишком быстрого спуска.
Но миновав на обратном пути оба потухших кратера и подойдя к тому месту, где
склон резко уходит вниз, мы не видим (как предсказывал мистер Пикль) ни
малейших следов пепла - все перед нами затянуто гладким льдом.
предусмотрительно берется за руки и образует цепь; те из них, кто идет
впереди, пробивают по мере возможности, с помощью своих палок, едва
намечающуюся тропинку, по которой готовимся идти вслед за ними и мы. Так как
наш путь отчаянно крут и никто из нашей компании, и даже из тридцати, не в
состоянии продержаться на ногах больше шести шагов сряду, дамам приходится
выйти из носилок; каждую из них помещают между двумя надежными проводниками,
тогда как остальные из тридцати придерживают их за юбки, чтобы не дать им
упасть и полететь вперед - необходимая предосторожность, связанная, однако,
с неизбежным и непоправимым ущербом для их нарядов. Изрядно тяжелого
джентльмена также увещевают сойти с носилок и спускаться тем же способом,
что и дамы, но он настаивает, чтобы его несли вниз, так же как несли вверх,
утверждая, что не могут же пятнадцать человек оступиться все сразу и что,
оставаясь на носилках, он, следовательно, подвергается меньшей опасности,
чем если бы положился на свои ноги.
ногами, то скользим по льду, продвигаясь гораздо осторожнее и медленнее, чем
при подъеме, и в непрерывной тревоге - ведь падение кого-нибудь из
находящихся позади, а это постоянно случается, может сбить с ног остальных,
так как упавший обязательно хватается за чьи-нибудь щиколотки. Пустить
носилки вперед, пока не протоптана тропа, невозможно, а находясь сзади нас и
над нами (при том, что кто-нибудь из носильщиков то и дело барахтается на
льду, а изрядно тяжелый джентльмен то и дело вскидывает ногами в воздухе),
они грозят бедой и держат всех в страхе. Так проходим мы некоторое очень
малое расстояние, с усилиями и напряжением, но в общем даже весело, и
рассматриваем это как величайший успех, хоть все мы и падали по нескольку
раз и каждого, когда он начинал чрезмерно быстро скользить, так или иначе
удерживали соседи, как вдруг мистер Пикль из Портичи, который, едва успев
заметить, что этак спускаться ему еще не приходилось, спотыкается, падает, с
поразительным присутствием духа избегает цепляться за окружающих,
устремляется вперед и катится по склону конуса вниз головой.
далеко, в лунном сиянии, он несется по белому льду - я часто вижу такое во
сне, - словно пушечное ядро. Почти в то же мгновение слышится еще один крик
откуда-то сзади, и мимо меня, с такой же ужасающей быстротой, пролетает
проводник, несший на голове легкую корзину с запасными плащами, а за ним -
мальчик. В этот кульминационный момент наших злоключений остальные двадцать
восемь разражаются такими истошными воплями, что по сравнению с ними вой
стаи волков показался бы райской музыкой.
нами мистер Пикль из Портичи, когда мы добираемся до того места, где
спешились и где ожидают нас лошади, но, благодарение богу, руки и ноги у
него целы. И никогда, вероятно, мы не будем так обрадованы, видя человека
живым и на ногах, как теперь, при виде мистера Пикля, который бодро
переносит случившееся, хоть он весь в синяках и ему очень больно. Мальчика с
перевязанной головой доставляют в "Эрмитаж" на Везувии, когда мы сидим за
ужином; о пострадавшем проводнике мы узнаем несколькими часами позже. Он
тоже в синяках и оглушен, но и у него обошлось без переломов - к счастью,
снег, покрывавший все сколько-нибудь значительные выступы скал и камни,
сделал их безопасными.
снова усаживаемся на лошадей и продолжаем наш спуск к дому Сальваторе; мы
двигаемся очень неторопливо, потому что наш ушибленный друг с трудом может
держаться в седле и выносить боль, причиняемую ему тряской. Хотя уже очень
поздняя ночь, или, правильнее сказать, раннее утро, все население деревушки
поджидает нас у конного двора, не сводя глаз с дороги, на которой мы должны
показаться. Наше появление встречается громким криком и всеобщей радостью,
причин которой мы по своей скромности не можем себе уяснить, пока не
попадаем во двор; оказывается, что один из группы французов, поднимавшихся
на гору в одно время с нами, лежит с переломанною ногой на охапке соломы в
конюшне - бледный как смерть, и в страшных мучениях, - и что опасались, как
бы с нами не приключилось чего-либо еще худшего.
говорит от всего сердца весельчак веттурино, наш бессменный возница и
спутник от Пизы. На лошадях, которые у него давно наготове, мы едем в спящий
Неаполь.
распевающими шутливые песенки, и нищими, лохмотьями, марионетками, цветами,
ярким светом, грязью и всеобщим упадком; он будет проветривать на солнце
свой наряд арлекина и завтра, и послезавтра, и каждый день, будет петь,
голодать, плясать, резвиться и веселиться на морском берегу, оставив всякий
труд на долю огнедышащего Везувия, а у того работа всегда кипит.
разглагольствовать на тему о национальном вкусе, случись им услышать в
Англии итальянскую оперу, исполненную хотя бы вполовину так скверно, как
была исполнена "Фоскари" * в тот же вечер в великолепном театре Сан-Карло.
Но по поразительной правдивости и умению подметить и изобразить на
подмостках повседневную реальную жизнь у маленького жалкого театрика
Сан-Карлино, одноэтажного рахитичного здания с кричащею вывескою, в
окружении барабанов, труб, паяцев и женщины-фокусника, не найдется
соперников на всем свете.
бы бегло остановиться, прежде чем мы уедем отсюда - я имею в виду лотереи.
влияние особенно явственно ощущаются именно здесь. Розыгрыш происходит
еженедельно по субботам. Эти лотереи приносят огромный доход правительству и
прививают вкус к азартной игре самым бедным, что весьма выгодно для казны и
пагубно для народа. Наименьшая ставка - один грано, то есть меньше фартинга.
В лотерейный ящик закладывают сто номеров - от первого до сотого
включительно. Вынимают же только пять. Эти номера и выигрывают. Я покупаю
три лотерейных билета. Если выходит один из моих номеров, я получаю
небольшой выигрыш. Если два - то мой выигрыш в несколько сот раз превышает
ставку. Если три - то он превышает ставку в три с половиной тысячи раз. Я
ставлю (иди, как здесь принято выражаться, играю) на номера сколько хочу и
покупаю те, которые пожелаю. Сумма, на которую я играю, уплачивается в том
лотерейном бюро, где я приобретаю билеты; и эта сумма указана на билете.
лотерейный предсказатель", где заранее предусмотрены любые возможные
происшествия и обстоятельства, и каждое снабжено номером. Например, мы
ставим два карлино - около семи пенсов на английские деньги. По дороге в
лотерейное бюро нам попадается человек, одетый в черное. Войдя в бюро, мы
внушительно говорим: "Предсказатель!" Его протягивают через стойку самым
серьезным образом. Мы ищем в нем слова "человек в черном". Находим их под
таким-то номером. "Дайте нам номер такой-то". Затем мы ищем "встречу на
улице". "Дайте нам номер такой-то!" Затем находим улицу, где встретили этого
человека. "Дайте нам номер такой-то!". Вот мы и выбрали три номера.
на номера, найденные в связи с этим в "Предсказателе", что правительство
вскоре прекратило бы продажу этих номеров, чтобы не разориться на них. Это
нередко бывает. Не так давно, когда в королевском дворце случился пожар,
возник такой отчаянный спрос на "пожар", "короля" и и "дворец", что
дальнейшие ставки на номера, под которыми эти слова значатся в Золотой
Книге, были запрещены. Всякое событие и происшествие в глазах невежественной
толпы является знаменем для очевидца или заинтересованного лица, и каждое
связывается с лотереей. Очень ценятся в Неаполе люди, умеющие видеть вещие
сны, и есть несколько священников, постоянно удостаивающихся видений, в
которых им открываются счастливые номера.
его замертво на углу улицы. Гонясь с невероятною быстротой за этою лошадью,
по той же улице мчался еще один человек, который бежал так стремительно, что
настиг всадника тотчас же после его падения. Он бросился на колени перед
несчастным и, сжав его руку с выражением беспредельной душевной муки,
проговорил: "Если вы еще живы, скажите лишь одно слово! Если вы еще дышите,
назовите, заклинаю вас небом, ваш возраст, чтобы я мог сыграть в лотерее на
соответствующий номер!"
разыграна лотерея, в которой участвуем и мы. Эта церемония происходит по
субботам в Трибунале или Судебной палате, странном помещении или галерее,
заплесневелой и затхлой, как старый заброшенный погреб и сырой, как темница.
В верхнем конце галереи есть возвышение, а на нем - подковообразный стол. За
столом сидят председатель и члены комиссии - сплошь судейские. Человек на
маленькой табуретке позади председателя, это - Саро lazzarone {Главный
бродяга (итал.).}, своего рода народный трибун, назначенный в помощь
комиссии надзирать за правильностью процедуры, а рядом с ним несколько его
личных приятелей. Это оборванный, смуглый парень с длинными спутанными
волосами, свисающими ему на лицо, покрытый, к тому же, с головы до пят самой
Маккарти Кормак
Прозоров Александр
Глуховский Дмитрий
Куликов Роман
Посняков Андрей