темную пропасть, потом выговорила пересохшими губами:
ожидал услышать такое громкое имя. - Как ты с ним познакомилась?
"Ребенок сенатора Брэндера!" - думалось ему. Стало быть, знаменитый
поборник интересов простого народа соблазнил дочь прачки. Вот типичная
трагедия из жизни бедняков.
властным тоном, но без прежнего озлобления.
я привезла ее сюда.
тебе на глаза.
Лестер, не понимая, каким образом родные Дженни примирились с
существованием этого ребенка.
про дочку. А мои все время думали, что я вот-вот расскажу тебе.
так хотелось уберечь мою девочку, ничем ей не повредить. Потом мне было
стыдно; а когда ты сказал, что не любишь детей, я испугалась.
первоначальное подозрение, будто она сознательно лицемерила и обманывала
его, отчасти рассеялось. В конце концов всему виной несчастное стечение
обстоятельств, малодушие Дженни и нравы ее семьи. Ну и семейка, должно
быть! Только нелепые и безнравственные люди могли терпеть такое положение
вещей!
спросил он наконец. - Не могла же ты думать, что вот так и вырастишь ее.
Почему ты сразу не сказала мне правду? Тогда я отнесся бы к этому очень
спокойно.
Дженни совсем растерялась. Она еще раз попробовала все объяснить, однако
Лестер уразумел только одно: Дженни сделала глупость, но она отнюдь не
хитрила, - это было так явно, что, будь Лестер в другом положении, он от
души пожалел бы ее. Но теперь мысль о Брэндере не выходила у него из
головы, и он снова вернулся к этому.
с ним сошлась?
вздрогнула, как от удара. Лестер задел незажившее воспоминание о самой
горькой и трудной поре ее жизни. Его последний вопрос, как видно, требовал
полной откровенности.
только восемнадцать лет. Я ничего не знала. Я ходила к нему в отель и
брала у него белье в стирку, а потом относила.
намерением выслушать длинный и подробный рассказ, она снова заговорила.
знала...
рассказать, снова начал задавать ей вопросы, и постепенно невеселая
история стала ему ясна. Брэндер собирался жениться на ней. Он писал ей,
должен был вызвать ее к себе, но не успел: помешала внезапная смерть.
опершись на камин, смотрел в одну точку, а Дженни ждала, не зная, что
будет дальше, и не пытаясь сказать хоть слово в свою защиту. Громко тикали
часы. На застывшем лице Лестера нельзя было прочесть ни его чувств, ни
мыслей. Теперь он был совершенно спокоен и невозмутим и обдумывал, как
поступить дальше. Дженни стояла перед ним, точно преступница на суде, Он -
воплощенная праведность, нравственность, чистота сердечная - занимал место
судьи. Итак, надо вынести приговор, решить ее дальнейшую судьбу.
быть замешанным человеку с положением и богатством Лестера. Этот ребенок
делает его отношения с Дженни просто невозможными... И все же Лестер еще
не мог ничего сказать. Часы на камине звонко пробили три; Лестер обернулся
и вспомнил о Дженни, - бледная, растерянная, она все еще неподвижно стояла
перед ним.
нелегкой задачей.
раскрытыми остановившимися глазами, готовая каждую минуту услышать
приговор. Но она ждала напрасно. После долгих размышлений Лестер встал и
пошел к вешалке.
хотелось быть чем-нибудь ему полезной, - но Лестер не заметил ее движения.
Он вышел, не удостоив ее больше ни словом.
таким чувством, словно ей вынесен смертный приговор и уже раздается
похоронный звон над могилой. Что же она наделала? И что сделает теперь
Лестер? Глубокое отчаяние овладело ею, и, когда внизу хлопнула дверь, она
в тоске и безнадежности заломила руки.
горьким мыслям; ее положение было слишком серьезно, чтобы она могла дать
волю слезам.
30
далеко не уверен в том, что ему предпринять. Он сильно расстроился, однако
не мог бы точно определить, что его возмущает. Разумеется, существование
ребенка значительно осложняло дело. К чему это живое свидетельство былых
прегрешений Дженни? Впрочем, Лестер тут же признал, что, если бы
действительно захотел, давно мог бы выведать у Дженни все ее прошлое. Она,
конечно, не стала бы лгать. Он мог спросить ее в самом начале. Он этого не
сделал, а теперь слишком поздно. Ясно одно: о том, чтобы жениться на
Дженни, нечего и думать. При его положении в обществе это исключено.
Лучший выход - обеспечить Дженни материально и расстаться с ней. Когда он
ехал к себе в отель, решение это было принято, хотя он и не собирался
осуществлять его немедленно.
укрепляет наши привычки, желания и чувства, а Дженни была для Лестера не
только привычкой. За четыре года непрерывного общения он так хорошо узнал
ее и себя, что не видел возможности расстаться с ней легко и быстро. Это
было бы слишком больно. Он мог допускать такую мысль днем, в сутолоке
своей конторы, но не по вечерам, когда оставался один. Он открыл в себе
способность тосковать, и это смущало его.
ним и с матерью могла бы повредить Весте. Как она до этого додумалась?
Ведь он занимает куда более завидное общественное положение, чем она. Но
потом он отчасти понял ее точку зрения. Дженни в то время не знала, кто он
и какую судьбу он ей готовит. Он мог очень скоро бросить ее. В предвидении
этого она хотела оградить своего ребенка от опасности. Это не так уж
плохо. И еще ему хотелось узнать, как выглядит эта девочка. Дочь сенатора
Брэндера - это могло быть интересно. Он был блестящим человеком, а Дженни
- прелестная женщина. Эта мысль вызвала в Лестере и раздражение и
любопытство. То ему казалось, что нужно вернуться к Дженни и увидеть
девочку - это в конце концов его право! - то он колебался, вспоминая, как
принял известие о ее существовании. Он снова уверял себя, что нужно
поставить точку, и этот внутренний спор длился до бесконечности.
стала ему необходима. Был ли у него когда-нибудь такой близкий человек?
Мать любит его, но в этой любви преобладает честолюбие. Отец - что ж, отец
мужчина, как и он сам. Сестрам не до него, у каждой своя жизнь; Роберт
всегда был ему чужим. С Дженни он впервые узнал, что такое настоящее
счастье, настоящая близость. Она нужна ему - с каждым часом, проведенным
вдали от нее, он все сильнее ощущал это. Наконец он решил поговорить с нею
начистоту и найти какой-нибудь выход. Пусть возьмет дочку к себе и
заботится о ней. Дженни должна понять, что рано или поздно он уйдет от