взгляд раздражал и пугал ее. Чтобы хоть как-то отвлечь его внимание, она
проговорила:
сегодняшняя шутка не доставила вам удовольствия?
за тем, как дюжина мужчин послушно снимает штаны и расстается с оружием,
напуганная горсткой шутников. Это напомнило мне наши похождения в
Хэмптон-Корте. Но потом я заметил взгляды, которые Дона Сент-Колам бросала
на главного шутника, и мне стало не до смеха.
приезда: и этот странный лакей, несомненно подосланный французом, и ваше
непонятное расположение к нему, и загадочные прогулки по лесу, и
отсутствующий взгляд, которого я никогда не замечал у вас раньше... Да, да,
я вдруг понял, почему вы стали так безразличны и ко мне, и к Гарри, и ко
всем остальным мужчинам. Вас интересовал теперь только один человек -- тот,
кто явился сегодня в Нэврон.
на нее, излучали откровенную ненависть.
выплывет наружу, вам не избежать тюрьмы, а может быть, даже виселицы.
он. -- Вам, полагаю, никогда не приходилось бывать в тюрьме? Вы не знаете,
что такое мучиться от жары и вони, жевать черствый хлеб и пить воду пополам
с грязью? А прикосновение веревки, медленно впивающейся в шею, вам тоже
незнакомо?
она. -- Поверьте, я не хуже вас представляю себе ужасы тюрьмы.
сказал он.
Рокингему почудилось, будто я улыбнулась пирату, отбиравшему у меня
драгоценности. Расскажите это кому угодно: Годолфину, Рэшли, Юстику или даже
Гарри -- они поднимут вас на смех.
ваш пират уже плывет в открытом море, а вас защищают стены Нэврона. Ну а
если он еще не успел удрать? Если наши люди схватят его и приведут сюда и мы
устроим небольшое представление, как было принято лет сто назад, а вас
пригласим в качестве зрителя? Что тогда, Дона? Неужели вы и тогда останетесь
спокойной?
он похож на гладкого, самодовольного кота, подкарауливающего беззащитную
птичку. Перед глазами ее встали картины прошлого, и она вдруг со всей
отчетливостью увидела то, что интуитивно чувствовала в нем всегда --
сознательную и злобную порочность натуры, обнаружить которую было очень
трудно из-за всеобщей распущенности, царившей в их эпоху.
и испанский сапог давно вышли из моды, еретиков больше не жгут на кострах.
насколько мне известно, по-прежнему вешают, колесуют и четвертуют, и
сообщники их, как правило, не избегают этой участи.
пиратов, действуйте. Поднимитесь наверх, освободите гостей, разбудите Гарри,
сгоните с него хмель, созовите слуг, оседлайте коней, пригласите на помощь
солдат. А когда поймаете, наконец, вашего пирата, можете вздернуть нас рядом
на одном суку.
Ничто не способно сломить теперь вашу гордость. Вы готовы принять даже
смерть, потому что наконец испытали то, о чем мечтали всю жизнь. Разве я не
прав?
безобразной гримасой.
непременно стали бы моей. Пусть от скуки, пусть от тоски, от безразличия,
пусть даже от отвращения -- но моей!
на полу, и медленно закатал рукава рубашки.
задрожал на ее лице.
оперся на край стола.
Бокал упал на пол и разбился вдребезги, но все же на какую-то долю секунды
задержал его. Придя в себя, он попытался дотянуться до нее через стол, но
она увернулась, нащупала за спиной массивный, тяжелый стул и, с трудом
оторвав его от пола, толкнула в его сторону. Стул проехался по столу, сметая
на пол серебро и посуду, и ударил Рокингема в плечо. Он задохнулся от боли.
Отбросив стул в сторону, он поднял нож и, прицелившись, метнул в Дону. Нож
вонзился в ожерелье и разрубил его надвое, слегка оцарапав ей кожу, а потом
скользнул вниз и застрял в складках одежды. Дрожа от ужаса и боли, она
потянулась, чтобы поднять его, но, прежде чем ее пальцы нащупали рукоятку,
Рокингем уже накинулся на нее, завернул ей руку за спину и зажал ладонью
рот. Она услышала, как зазвенели бокалы и тарелки, и почувствовала, что
падает на стол. Рокингем тщетно пытался нашарить нож, оставшийся у нее под
спиной. Собаки, вообразившие, что это какая-то новая игра, которую люди
затеяли ради их удовольствия, подняли неистовый лай и принялись наскакивать
на него сзади, так что он, в конце концов, вынужден был обернуться и
отшвырнуть их.
она тут же вонзила зубы ему в ладонь, а свободной рукой ударила в лицо. Он
отпустил ее кисть и обеими руками схватил за горло. Пальцы его сжимались все
сильней и сильней, Дона чувствовала, что начинает задыхаться. Правой рукой
она продолжала водить по столу, надеясь нашарить нож. Неожиданно пальцы ее
сомкнулись на холодной рукоятке. Она вытащила нож из-за спины и,
размахнувшись что было сил, всадила ему в бок. Клинок легко, без всяких
усилий вошел в мягкую, податливую плоть; на руку Доне брызнула густая струя
крови. Рокингем издал странный, глубокий вздох, разжал руки и повалился на
бок, круша оставшуюся на столе посуду. Дона оттолкнула его и встала,
чувствуя, что колени ее дрожат от напряжения. Собаки продолжали с диким лаем
скакать вокруг. А Рокингем уже приподнимался над столом, глядя на нее
остекленевшими глазами; одной рукой он зажимал рану на боку, другой тянул к
себе тяжелый серебряный графин, которым можно было в два счета свалить Дону
с ног. Он шагнул к ней, и в этот момент последняя свеча, тускло мерцавшая на
стене, погасла -- комната погрузилась в темноту.
спотыкаясь и натыкаясь в темноте на стулья, неотступно следовал за ней.
Заметив слабый свет, падавший из окна галереи на лестницу, она торопливо
кинулась туда. Вот и первая ступенька. Она ухватилась рукой за перила и
устремилась вверх. По пятам за ней с лаем бежали собаки. Откуда-то со
второго этажа доносились крики и стук в дверь. Дона слышала их как сквозь
сон; звуки эти казались ей далекими и нереальными, не имеющими никакого
отношения к тому, что происходило сейчас с ней. Она громко всхлипнула и
оглянулась -- Рокингем уже стоял под лестницей. Ноги не держали его, он
опустился на четвереньки и пополз следом за ней, как пес. Она наконец
добралась до галереи. Крики и стук сделались отчетливей. Слышался голос
Годолфина и проклятия Гарри, сопровождаемые неистовым тявканьем спаниелей.
Весь этот гвалт, очевидно, разбудил малышей -- из детской донеслись
пронзительные испуганные крики. И страх ее неожиданно исчез, рассеялся,
уступив место гневу. Она сделалась спокойной, уверенной и холодной.
стену и осветил тяжелый пыльный щит, принадлежавший покойному лорду
Сент-Коламу. Дона сорвала его со стены и, пытаясь удержать, опустилась на
колени. Рокингем приближался. На середине лестницы он остановился, переводя
дыхание, а затем снова принялся карабкаться вверх, скребя ногтями по
ступеням и тяжело дыша. Вот он добрался до площадки. Дона видела, как он
наклонился вперед, высматривая ее в темноте. И тогда она подняла щит и со
всего размаха швырнула прямо ему в голову. Он зашатался, упал, кувыркаясь,
скатился по лестнице и рухнул на каменный пол, придавленный тяжелым щитом,
свалившимся сверху. Следом, игриво повизгивая, сбежали собаки и принялись
возбужденно обнюхивать распростертое тело. Дона застыла на галерее. Ее
охватила страшная усталость, голова раскалывалась от боли, в ушах звенел
пронзительный крик Джеймса. Откуда-то издалека послышались шаги,
взволнованные, испуганные голоса и треск ломающегося дерева. , -- безразлично, как
о чем-то постороннем, подумала она. Ей было не до них, она слишком устала,
чтобы беспокоиться о ком-то еще. Больше всего ей хотелось сейчас уткнуться