глаза у него закрылись.
расскажу, я оставлю все при себе, и никто никогда не узнает". Подумайте об
этом, братья и сестры! Как легко сказать себе: "Я сохраню эту маленькую
нечистую тайну, она никого не касается, и мне от нее вреда не будет!"
Сказать так - и не видеть потом язвы гниения, которой обрастает тайный
грех.., болезни, что начинает разъедать душу...
и Алтон Белл, храпящие на диване, сдвинув головы, на другом диване - Джонас
и Джоанна Стенхоуп, обнявшие друг друга. Мы вместе с камерой удаляемся к
импровизированному занавесу, и голос проповедника становится тише, он
продолжает рассуждать о тайном грехе и себялюбии.
сопение, тихое похрапывание.
протянув руки к Сандре. Со: своей дочерью Салли и сестрой Тавией; спит
Урсула Годсо - они прижались друг к другу потеснее, подавленные смертью
Питера. На сдвинутых вместе кроватях спят Мелинда Хэтчер и ее дочь Пиппа;
Ральфи лежит на руках у спящей матери, как в колыбели.
много - Бастер Карвер, Гарри Робишо, Хейди Сент-Пьер, Дон Билз.
закрытыми веками. Он видит сон.
погребена под четырьмя, не меньше, футами снега - стоит телерепортер.
Молодой и вполне красивый, одет в ярко-красный лыжный костюм, перчатки ему
под цвет, и на ногах у него лыжи.., иначе, скорее всего, вряд ли мог бы он
здесь стоять.
чудовищными сугробами. Обрушенные линии электропередачи исчезают в снегу,
как оборванные нити паутины. Репортер говорит в камеру:
Нью-Бедфорда и до Нью-Хоупа люди откапываются из-под таких завалов, которые
вписали в Книгу рекордов не новые строчки, а целые страницы.
ресторанчика "Хэнди Боб", бара, женской парикмахерской.
суши у побережья штата Мэн, доме для почти четырехсот душ, согласно
последней переписи. Почти половина этого населения нашла укрытие на
материке, когда стало ясно, что разразится буря, и разразится всерьез. Среди
них почти все школьники от младших до старших классов. Но почти все
остальные.., двести мужчин, женщин и маленьких детей.., исчезли. Исключения
еще более страшные и горестные.
с угрюмыми лицами несут четверо носилок в полицейский катер, привязанный к
обломку причала. На каждых носилках - застегнутый на молнию мешок.
репортер. - Два случая можно счесть самоубийством, но еще два трупа явно
принадлежат жертвам убийства. Они забиты насмерть тупым орудием - возможно,
одним и тем же.
же чирикает синицей, но красные перчатки он сменил на желтые. Если мы не
узнали Линожа до сих пор (на что следует надеяться) - теперь его не узнать
невозможно.
родственниками, но все они давние жители острова. И сбитые с толку
полицейские задают себе снова и снова все тот же вопрос: "Где остальные
жители острова?" Где Робби Билз, городской менеджер? Где Майкл Андерсон,
владелец склада-магазина, служивший на Литтл-Толл-Айленде констеблем? Где
четырнадцатилетний Дэви Хоупвелл, оставшийся дома выздоравливать после
мононуклеоза? Где все рыбаки, торговцы, члены городского совета? Никто не
знает. За всю историю Америки только один был такой случай.
закрытыми веками.
женщины-репортера:
оттуда исчезли все жители - мужчины, женщины и дети. Так никогда и не
выяснилось, что же с ними произошло. Был найден единственный ключ к разгадке
- слово, вырезанное на дереве...
Бессмыслица? Слово забытого много столетий назад языка? Этого тоже до сих
пор никто не знает.
красный лыжный костюм; он отлично гармонирует с длинными белокурыми
волосами, разрумянившимися щеками.., и ярко-желтыми перчатками. Да, это
опять Линож, только он говорит женским голосом и выглядит очень
привлекательно. Это не переодевание в женскую одежду для смеха; это мужчина,
который действительно выглядит как молодая женщина и говорит женским
голосом. Это все очень серьезно. Женщина-репортер продолжает ровно с того
места, где оборвался сон Робби, и теперь проходит (точнее, проезжает на
лыжах) по Мэйн-стрит к мэрии, продолжая комментировать:
даже она не отрицает очевидного факта: для исчезнувших обитателей
Литтл-Толл-Айленда надежды очень призрачны.
самую страшную ночь здесь, в подвале мэрии Литтл-Толл-Айленда. Что было
дальше - никто не знает. Интересно, могли ли они что-нибудь сделать, чтобы
избежать своей непонятной судьбы.
вслед.
веками. Под вой ветра ему снится:
что во сне Дэви репортер - мужчина. Он оборачивается. У него борода, очки,
усы.., но это снова Линож. Он говорит:
гордости янки отказались дать.., дать одну простую вещь, которая для них все
изменила бы. Для вашего корреспондента это кажется возможным, кажется
вероятным. Жалеют ли они об этом теперь? - Пауза. - Живы ли они, чтобы
жалеть? Что случилось в Роаноке в 1587 году? И что случилось здесь, на
Литтл-Толл-Айленде в тысяча девятьсот восемьдесят девятом? Может быть, мы
никогда не узнаем. Но одно я знаю точно, Дэви, - ты чертовски низкого роста
для баскетбола, и ты не попадешь мячом даже в океан.
купол. Там - мемориальный колокол, но во сне Дэви это не колокол. Репортер
достает оттуда окровавленный баскетбольный мяч и кидает его прямо в камеру.
При этом губы его раздвигаются, открывая зубы - не зубы, а клыки.
бегают за закрытыми веками, и он, как и другие, видит сон. Голос
проповедника:
Ибо все тайное становится явным...
"аминь"? Ибо я прошу вас уметь видеть жало греха и знать цену порока, я
прошу вас видеть несправедливость тех, кто закрывает дверь перед путником,
который просит столь немногого...