от заводов остались лишь высокие кирпичные трубы. Заводы были сожжены
интервентами.
вышел в Белое море.
устья Северной Двины.
Здесь были в заключении отец Кости - котельщик судоремонтных мастерских
большевик Чижов - и отец Оли - капитан Лу-кин.
палаческие дни кровавых американских и английских захватчиков.
В ПЕРВОМ РЕЙСЕ
вместе с постелью и подушкой. Вдруг эта сила словно пропала, и я стал
медленно опускаться. Откуда-то доносился глухой и тоже непонятный шум.
словно маятник. Чайник висел на крючке.
толстые стекла то и дело била волна.
Странно... Куда он мог деваться? Может быть, кочегары решили надо мной
подшутить и спрятали ботинок? Но вскоре оказалось, что "подшутил" надо мной
шторм. Мой ботинок "уехал" в другой конец кубрика, и я насилу его разыскал.
Шторм был не сильный, но качка изрядно чувствовалась. "Октябрь" одиноко шел
по неспокойному морю, сплошь покрытому мутно-зелеными валами. Когда палуба
опускалась, на нее взлетали бесчисленные брызги воды. Вокруг стоял
непрерывный и монотонный шум моря. Берегов не было видно.
палубе было прохладно. В машинном отделении меня приятно обдало теплом.
Здесь горело электричество и после мокрой, обдуваемой ветром палубы
казалось уютно. Свет электрических лампочек красиво искрился на
полированных частях машины, обильно смазанных маслом.
оголялся, машина работала быстрее. Но стоило корме опуститься, винт получал
в воде нагрузку, и машина поворачивала коленчатый вал медленно, с трудом.
время хода. Мне нужно было смазывать машину и щупать подшипники -
проверять, чтобы они не нагревались.
масленки никак не хотел попадать в воронку, и масло лилось впустую. Но
вскоре я освоился и научился смазыванию. Некоторые части машины смазывались
не маслом, а просто мыльной водой из специальной спринцовки. Это было даже
интересно - пускать струю воды на машину. Еще совсем недавно в Соломбале я
делал такие спринцовки из трубчатого растения, которое у нас называлось
бадронкой.
когда Павел Потапович выбирал момент и в такт машине несколько раз спокойно
накладывал руку на движущийся вкруговую мотыле-вый подшипник. Но на первой
же вахте я научился и этому делу.
Потапович послал меня в тоннель набить густым маслом - тавотом - подшипники
главного вала. Тоннель - узкий и низкий коридор - шел от машинного
отделения к корме. На корме качка ощущается особенно сильно. Кроме того,
воздух тесного тоннеля насыщен испарениями масла.
был жалкий, потому что старший машинист спросил:
кочегар Матвеев, тоже сменившийся с вахты:
Проголодался я здорово.
было смотреть, с каким аппетитом уничтожал обед кочегар Матвеев.
ухмыляясь, сказал он. - Во время качки у меня аппетит двойной. И тебе
советую есть побольше. Кто не ест, тот к морю никогда не привыкнет.
Заставить себя нужно.
будешь употреблять.
бывало. Но к этому времени и я уже освоился с качкой.
вскоре я забыл о тех приключениях, о которых мы раньше так часто мечтали с
Костей. Еще два дня назад мне казалось, что самые невероятные приключения
начнутся сразу же, как только мы выйдем в море. Однако жизнь на "Октябре"
шла обычно и даже однообразно. И пока мы шли в Мурманск, ничего выдающегося
не случилось. Правда, утром на третьи сутки море накрыл туман. "Октябрь"
шел замедленным ходом, и вахтенный матрос почти непрестанно бил в рынду.
Звоном рынды он предупреждал суда, которые могли встретиться "Октябрю".
одно судно нам не встретилось, и вообще все обошлось вполне благополучно.
берег, чтобы посмотреть портовый город Мурманск.
В МУРМАНСКЕ
других городов. Я читал названия далеких портов на кормах пароходов, и
мальчишеское воображение рисовало мне просторные рейды, высокие причалы,
десятки судов, стоящих под погрузкой, прямые пыльные улицы, уходящие от
набережной к центру города.
знакомое мне чувство. Раньше в своих играх мы "заходили" на кораблях в
портовые города всех частей света. А тут был настоящий город, находящийся
за много сотен миль от Архангельска, от речки Соломбалки, от нашей улицы,
от старого погреба, где мы так любили играть. Это был первый настоящий порт
на пути наших морских странствований.
Впереди была уже "взрослая" жизнь. Она манила в свои широкие просторы,
открывая множество самых разнообразных дорог.
Мы сами заставляли пароход двигаться - смазывали машину, запускали донки,
питали водой котлы, шуровали в топки уголь.
осталось наше детство. Там мама, дед Максимыч, Костя Чижов, которого
направили учеником на пароход "Канин".
морозы уже сковывают Северную Двину и навигация до мая там прекращается. А
Мурманск значительно севернее Архангельска, он находится за Полярным
кругом. И все-таки порт не замерзает, навигация продолжается круглый год.
об этом молодом городе.
притих. Страшные следы иноземных пришельцев были видны всюду; в пепелищах
на месте зданий, в разбитых причалах, в искалеченных корпусах судов.
пароходы и рыболовные боты. Слышались гудки, перестук судовых двигателей.
Над причалами ветер гнал запах рыбы, машинного масла и отработанного пара.
других стран - норвежские, шведские, голландские, английские.
чуть побольше человеческого роста, эти жилища были собраны из досок,
фанерных листов и старого кровельного железа. Населения в городе
становилось все больше, а жить было негде. Но тут же неподалеку мы видели и
поднимающиеся стены новых домов - в городе начиналось строительство.
немало и таких людей, которые спекулировали, занимались контрабандой -
незаконно, тайком перевозили через границу из Норвегии и Финляндии шелка,
костюмы, вина, сигареты.
рабочие и моряки - помогали чекистам и милиции вылавливать контрабандистов,
спекулянтов и шпионов.
Союза! - сказал Матвеев.
Матвеевым и заглядывая ему в глаза. - На Печору не пойдет?
на Новую Землю или на Печору. Еще неизвестно.
хорошо, в тундре... Дима, ты хочешь к нам на Печору?
море - в Одессу, Новороссийск, а может быть, потом еще дальше - на Дальний
Восток...