главнокомандующего, чтобы выразить ему свой восторг, восхищение и поздравить
с победой. Но вся беда была в том, что мы нигде не могли найти Жанну.
Наконец, мы нашли ее сидящей среди трупов, расстроенной и подавленной;
закрыв лицо руками, она плакала: вы же знаете, она была еще совсем юной
девушкой, сердце героини было девичьим сердцем, сострадательным и нежным,
что вполне естественно. Жанна думала о несчастных матерях павших солдат - и
своих, и врагов.
покровительство и сохранила им жизнь. Утверждали, что это переодетые воины,
но она возразила:
них носит ее по праву, лучше пощадить всех виновных, чем обагрить руки
кровью одного невинного. Я отведу их к себе в дом, накормлю, а потом отпущу
с миром.
богатой добычей: пленниками, пушками и прочим. Это было первое серьезное
боевое дело, которое когда-либо видели орлеанцы за семь месяцев осады, -
первый случай порадоваться подвигу французов. Вы не представляете, какое это
было празднество, какое ликование под трезвон колоколов! Жанна стала
всеобщим кумиром. Люди, толкая друг друга, изо всех сил рвались вперед,
чтобы взглянуть на победительницу. Их натиск был так велик, что мы с трудом
продвигались по улицам. Повсюду слышалось новое имя Жанны. Прозвище "Святая
Дева из Вокулера" было уже забыто. Город Орлеан приветствовал ее как свою
"Орлеанскую Деву", И я с гордостью вспомнил, что услышал это прекрасное имя
еще тогда, когда оно было произнесено впервые. Теперь оно у всех на устах, и
оно будет звучать вечно, подымаясь над бездной веков, как весеннее солнце!
слезами радости, словно она спаслась от неминуемой смерти. Они пожурили ее
за то, что она так долго подвергала себя ужасным опасностям. Они все еще не
могли поверить в ее воинское призвание и спрашивали: по своей ли воле она
попала в этот жестокий бой или очутилась там случайно, увлеченная стихийным
движением войск. Они просили ее впредь быть более осторожной. Возможно, это
был хороший совет, но он оказался зерном, упавшим на бесплодную почву.
Глава XIX
проснулись поздно вечером. Мы встали со свежими силами и принялись ужинать.
Мне очень хотелось замять разговор о привидениях; полагаю, каждый из нас был
такого же мнения, все с увлечением вспоминали о недавнем сражении и ни
единым словом не обмолвилась о призраках. Особенно усердствовал Паладин.
Повествуя о своих подвигах, он не жалел красок: устилал поле боя
бесчисленными трупами, убивая одним махом здесь пятнадцать, там
восемнадцать, а то и тридцать пять вражеских солдат. Разговор на неприятную
тему откладывался, но так или иначе он должен был состояться. Не мог же
Паладин говорить без конца. Когда он взял бастилию штурмом и проглотил
живьем английский гарнизон, ему, конечно, уже ничего не оставалось делать,
как умолкнуть и терпеливо ждать приглашения от любезной Катерины Буше
повторить все с самого начала. Мы полагали, так оно и будет. Но не тут-то
было! Воспользовавшись удобным моментом, она все же затронула щекотливую
тему, и мы вынуждены были сделать вид, что весьма этим интересуемся.
вместе с нею и ее родителями в обитель призраков. Это был большой дом с
толстыми каменными стенами, и в его дальнем конце находилась комната, - она
была необитаема и пользовалась дурной славой.
огромный стол из крепкого дуба, хорошо еще сохранившийся, но стулья были
источены шашелем, а матерчатые обои на стенах покрылись плесенью и выцвели.
С потолка свисала пыльная паутина, и было совершенно ясно, что в течение
многих лет к нему никто не прикасался.
являлись, а лишь издавали звуки, которые можно было слышать. Когда-то
комната была шире, и стена в противоположном конце ее возведена позже, чтобы
отгородить узкую каморку. С этой каморкой нет никакого сообщения, а может
быть и есть - не знаю, во всяком случае, она лишена света и доступа воздуха.
Перед вами темница, таинственная темница. Оставайтесь здесь и все хорошенько
примечайте.
оставив нас одних. Когда их шаги замерли в пустынных каменных коридорах,
наступила зловещая тишина, наводившая на меня больший ужас, чем наш недавний
безмолвный переход мимо вражеских бастилий. Мы сидели молча, поглядывая друг
на друга, и легко было заметить на лице каждого признаки самого скверного
настроения. Чем дольше мы сидели, тем более напряженной и жуткой становилась
тишина; а когда вокруг дома начал завывать ветер, мне стало так страшно, что
я вот-вот готов был набраться храбрости и открыто проявить свою трусость.
Мне кажется, совсем не стыдно бояться привидений, если учесть, как
беспомощен смертный, оказавшись в их власти. Но хуже всего то, что они были
невидимы. Кто знает, может быть, они сейчас здесь вместе с нами. Я
чувствовал какие-то странные прикосновения к моим плечам, кто-то легко тащил
меня за волосы, - я отшатывался и корчился, потеряв всякий стыд, ибо видел
воочию, что мои товарищи испытывают такое же беспокойство и делают то же
самое. Минуты казались вечностью. Лица у всех стали восковыми, и мне
представилось, будто я нахожусь среди сборища мертвецов.
бом!.. Колокол на башне возвещал о наступлении полночи. Когда замер
последний звук, снова наступила гнетущая тишина. Я по-прежнему пристально
всматривался в восковые лица и опять чувствовал странные, неприятные
прикосновения.
стон. Все вскочили и замерли, дрожа от ужаса. Стон доносился из маленькой
темницы. Снова тишина - и снова протяжный стон, прерываемый глухими
рыданиями и жалобными воплями. Затем послышался другой, более низкий и не
такой отчетливый голос, - казалось, кого-то пытаются утешить. Наконец, оба
голоса слились в один. Рыдания то ослабевали, то усиливались, выражая то
скорбную покорность, то бурное отчаяние. Наши сердца болезненно сжались и
готовы были разорваться.
мысль о призраках сразу покинула пас. Сьер Жан де Мец нарушил молчание:
за топоры!
схватив факелы, бросились за ним. Бах!.. бах!.. трах!.. Посыпались вековые
кирпичи, и в миг образовалась брешь, через которую смог бы пролезть даже
бык. Мы ринулись внутрь с факелами.
полуистлевший веер.
реликвии и, насколько позволит ваша фантазия, сочините рыцарский роман о
давно исчезнувших узниках таинственной темницы.
Глава XX
вознесения, и благочестивый совет подлецов-генералов оказался чересчур
набожным, чтобы осквернить праздник кровопролитием. Однако втайне они
осквернили его заговорами, - такое дело было им и по сноровке и по усердию.
Они решили начать операцию, с их точки зрения, наиболее выгодную при
сложившихся обстоятельствах, а именно: произвести ложную атаку на главную
крепость противника со стороны Орлеана, а затем, выждав, когда англичане
ослабят другие более важные форты по ту сторону реки, чтобы оказать
поддержку главной крепости, переправиться всем войском через реку и овладеть
этими фортами. Это дало бы возможность захватить мост и очистить дорогу на
городок Солонь, находящийся на не занятой врагом территории. Последнюю,
заключительную часть своего плана они решили скрыть от Жанны.
готовятся и что намерены предпринять. Они ответили: принято решение завтра
утром атаковать главную английскую крепость со стороны Орлеана. Разговор
оборвался.
лишились рассудка? - Затем, обратившись к Дюнуа, она спросила: - Бастард, вы
человек трезвого ума, скажите: если атака состоится и форт будет взят, что
мы от этого выиграем?
рассуждать вообще.
может вразумительно объяснить, для чего нам нужна эта крепость, что же
говорить об остальных? Вы теряете драгоценное время. Ваша затея бесполезна и
ничего, кроме вреда, не принесет. Вы что-то скрываете от меня? Бастард, я
убеждена, у совета есть более полный план. Изложите мне его смысл, не
вдаваясь в подробности.
провиантом для продолжительной обороны, надежно укрепиться и истощить
англичан.