отскочили от скалы на сотни ярдов, оставив позади себя сломанные деревья и
развороченную землю. Острые обломки сорвали со стволов кору. Стройные
кампешевые деревья лежали в стороне от раздробленных пней, еще недавно
служивших им опорой.
думали, что все это сделала молния. Для них молния была не явлением природы,
а зловещим существом, чью мощь следует уважать.
Гурмалулу) дал мне рисунок, сделанный на куске коры; по его словам, рисунок
изображал молнию. Это была искривленная фигура человека со сведенными вместе
руками и ногами, к коленям и локтям которого прикреплено по два предмета.
Гурмалулу сказал, что это каменные топоры. По бокам были нарисованы какие-то
странные рыбы, а у ног человека - кости рыбы, которую он съел.
смысл рисунка, но сопровождавший его абориген из миссии предложил такое
объяснение:
Поднимается вместе с ветром и прыгает вниз, разрубает деревья, как топором.
Когда молния налетает на дерево или скалу, все грохочет. Когда буря стихает,
молния спускается, прячется в листьях. Молния, совсем как лист любого
дерева. Никто не знает, на каком дереве она живет. А подойдешь к такому
дереву - и конец... Рыба на картине очень опасная. Она может убить
человека...
плоскогорье, он с шумом низвергался с крутого откоса, образуя глубокий
чистый бассейн.
впервые летел над окрестностями Оэнпелли. Тогда я взирал на него с высоты с
чувством превосходства; теперь, стоя у подножия утеса, я чувствовал себя
маленьким и ничтожным.
Дэвид, один из сопровождавших нас аборигенов. Дэвид носил рубашку военного
образца и шорты и явно этим гордился. Жена Дэвида была та самая стряпуха,
которая готовила несъедобные лепешки. Дэвид, по-видимому, не слишком страдал
от этого. Правда, он был худощав, но зато выносливый и сильный; он хорошо
ездил верхом.
мигом стянул с себя одежду и выпрямился, подставив разгоряченное тело
ветерку.
аборигенов плавал, как дельфин. Австралийцы вообще превосходные пловцы. Они
могут долго плыть под водой.
птиц, приходивших сюда на водопой.
динго. Он сообщил мне местные названия птичек, чьи лапки отпечатались на
песке у самой воды. Дэвид нарисовал целую картину:
Здесь стоял орел. Он быстро улетел. Бил крыльями по песку. Бандикут прошел
здесь, потом побежал...
своими глазами убедиться в этом, я попросил его постоять за скалой; два
других аборигена, Вудхарт и я отпечатали рядком на песке след своей левой
ноги. Потом мы позвали Дэвида. Еще за несколько футов от наших отпечатков он
совершенно точно определил, кому принадлежит каждый из них. Для этого ему
достаточно было беглого взгляда.
мне. Опустив глаза, Дэвид застенчиво сказал:
деревьев. Показав на следы, доходившие до самой воды, Дэвид спросил:
были следы динго, прошедшего в том же направлении. У воды виднелись два
круглых отпечатка, как если бы ребенок там присел. Рядом была отметина от
лежавшего на песке копья.
хвоста. Далее следы терялись в мелководье.
сдержанным, а выражение лиц - притворно сосредоточенным.
девочке шесть лет, и в какой-то схватке ее ранили копьем в спину. Она
приручила динго и берет его с собой на охоту. Девочка и динго передвигались
очень странным образом. Девочка ставила ногу на землю, потом поднимала ее
так аккуратно, что совсем не разбрасывала песок. Точно так же ступал и
динго. Чтобы так пройти по берегу, динго потребовалось полчаса... Короче
говоря, эти следы изобразил Дэвид.
видом, как если бы их укоряли за плохо выполненную работу. Перебросившись
несколькими словами, они уставились на следы так серьезно, как молодой
художник, выслушивающий замечания известного критика.
трудиться над каждым следом. Он разбросал немного песка позади каждого
отпечатка, смазал чересчур отчетливые края следов, разрыхлил песок вокруг
них... Наконец, он поднялся с колен и сказал с видом победителя:
отпечатка. В том месте, где один край отпечатка лапы динго пришелся на
камень, он углубил другой след, как если бы вся тяжесть животного пришлась
на другую лапу.
краю бассейна, куда с шумом падала вода. На скале, с которой низвергался
водопад, сидел белоголовый морской орел и смотрел на меня. По словам Дэвида,
он устроил себе там гнездо.
нырнул и поплыл к водопаду. Ухватившись за выступ отвесной стены, окружавшей
бассейн, я позвал аборигенов.
водопада.
обвивали мощным объятием, потом отступали, а я раскачивался на поверхности,
как пробка. Брызги падали мне на лицо, попадали в глаза... Я чувствовал
себя, как ребенок, взобравшийся на высокое дерево несмотря на запрещение
старших.
меня в ничтожную песчинку перед лицом стихии. Мне стало страшно, и я быстро
поплыл назад.
себя, как ребенок, отставший от матери, я спросил:
сам того не сознавая. Он отличался скромностью; его жена, наоборот, была
легкомысленной женщиной. Случалось, она убегала с другим мужчиной, и тогда
Гурмалулу ее бил.
родичи гордились его рисунками. Их гордость возросла, когда я дал ему табак
за рисунок, изображавший молнию.
мне очередное произведение, его всегда окружала группа возбужденных людей.
Обычно один из родственников брал рисунок из рук Гурмалулу и протягивал его
мне с видом антиквара, показывающего состоятельному клиенту подлинное
творение Пикассо. Потом они окружали меня, а Гурмалулу скромно держался
сзади. Они расценивали любое мое восклицание или слово похвалы как повод для
повышения стоимости рисунка и начинали радостно переговариваться между
собой. Сам Гурмалулу хранил молчание.
родственников, но не производило почти никакого впечатления на самого
художника.
поговорить с Гурмалулу наедине. Они с готовностью уходили, отчаянно дымя.
Тут я давал табаку Гурмалулу и беседовал с ним о рисунках.
прежде не видел. Гурмалулу протянул мне маленький рисунок, сделанный на
коре. Судя по тому, как держались он и его спутники, этой работе придавалось
большое значение. На сей раз Гурмалулу преодолел свою застенчивость и
держался гордо.
рисунок сразу привлек мое внимание.
подействовали на меня. Прежде чем одарить их табаком, я их тепло