Даром что одна из ведущих ролей. А ведь какой интересный характер был -
эх!.. И с тех пор потянулось всю дорогу: врачи, учителя, репетиторы...
- М-да. Сложная у тебя жизнь.
- А может, наоборот - слишком простая? - рассмеялся Готанда. - В общем, я
сегодня весь день ассистировал зубному врачу, постигая премудрости
стоматологии. Уже несколько раз туда ходил. И должен тебе сказать - у меня
неплохо получается. Честное слово! Даже главврач похваливает. Простенькую
медпомощь уже оказываю самостоятельно. Пациенты меня не узнают - я же в
маске, все как положено. Но стоит мне с ними заговорить - сразу
расслабляются безо всяких успокоительных...
- То есть, хотят тебе верить? - уточнил я.
- Ну да... - кивнул он. - Похоже на то. Да я и сам, когда с ними вожусь,
успокаиваюсь необычайно. Я вообще часто думаю: наверно, по складу
характера мне следовало стать учителем или врачом. Выбери я в свое время
какую-то из этих профессий - может, и жил бы сегодня счастливо. И ведь
запросто смог бы! Если б лучше понял тогда, чего на самом деле хочу...
- Значит, сейчас ты - несчастлив?
- Сложный вопрос... - задумался Готанда, трогая пальцем лоб. - Все дело в
том, верю я сам себе или нет. С одной стороны, вс" - как ты говоришь. Мои
зрители мне верят. Но видят-то они не меня, а мой образ! Сценический
имидж, призрак и ничего больше. Нажми кнопку, выключи телевизор - призрак
тут же исчезнет. Щелк! - и от меня ни черта не осталось. Так?
- Так, - согласился я.
- А вот будь я настоящим врачом или учителем - никакой бы кнопки не
существовало. Тогда бы я всю дорогу был просто самим собой...
- Но ведь тот, кого ты играешь, тоже живет в тебе постоянно... - сказал я.
- Господи, как я иногда устаю! - тихо сказал Готанда. - От этого
раздвоения вечного. Жутко устаю. До головной боли. Перестаю понимать, кто
я на самом деле. Где еще я настоящий - а где мой персонаж. Ощущение себя
утрачивается напрочь. Как будто исчезает граница между собой и собственной
тенью...
- Ну, в каком-то смысле все люди этим страдают, - сказал я. - Не ты один
такой.
- О, нет, конечно! Моменты, когда теряешь себя, случаются с кем угодно, -
согласился Готанда. - Я просто хочу сказать, что в моем случае
предрасположенность к этому слишком сильна - и слишком фатальна, что ли...
С детства, заметь! С самого детства - и до сих пор. Я ведь тебе в школе
ужасно завидовал...
- Мне?! - Я подумал, что ослышался. - Ерунда какая-то... В чем можно было
мне завидовать? Даже не представляю.
- Как бы это сказать... Ты всегда в одиночку занимался тем, что тебе
нравится. Никогда не заботился о том, как тебя окружающие оценят - просто
делал, что хотел, как сам считал нужным. Таким ты мне казался, по крайней
мере. Парнем, который сохраняет свое "я" при любых обстоятельствах... -
Готанда приподнял бокал и посмотрел сквозь него куда-то вдаль. - А я... Я
всегда был "надеждой коллектива". С младых ногтей и до сих пор. Отличная
успеваемость. Популярность. Опрятная внешность. Доверие учителей и
родителей. Вечный лидер класса. Звезда школьного бейсбола. Как битой ни
махну - мяч непременно через все поле перелетает. Сам не знаю, почему. Но
всегда сильный удар получался. Ты просто не представляешь, какое это
странное ощущение...
- Не представляю, - подтвердил я.
- И поэтому, когда бы ни случились какие-нибудь соревнования - обязательно
звали меня. Как тут откажешься? Конкурс докладов по какой-нибудь теме -
тоже посылали меня. Сами учителя говорили: иди, мол, готовься, будешь весь
класс представлять. Что мне оставалось? Шел и побеждал... Выборы старосты
- все заранее знают, что выберут меня. На экзаменах никто и не
сомневается, что я все отвечу правильно. Попадается на уроке задачка
посложнее - все смотрят, как решено у меня. За всю школьную жизнь не
опоздал на урок ни разу... И, в общем, постоянно давило чувство, будто я -
это вовсе не я. А какой-то совсем другой человек, которому это и подходит.
И в старших классах все было так же. Просто один к одному... Старшие-то
классы мы с тобой уже в разных школах оттрубили. Ты остался в
государственной, а я в частный колледж экзамены сдал. Там я заделался
крутым футболистом. Тот колледж, даром что с научным уклоном, футбольную
команду собрал - будь здоров! Когда я поступал, они уже готовились к
чемпионату страны среди юниоров... В общем, и на новом месте старая
история повторилась. Примерный ученик, отличный спортсмен, прирожденный
лидер... Девчонки из соседней гимназии только на меня и глазели. Я даже
завел себе одну. Красивая была... Каждую нашу игру смотреть приходила. Так
и познакомились. Правда, мы с ней не трахались. Обжимались только. Помню,
придем к ней домой - и давай, пока родителей нет, руками. Торопливо так.
Но все равно было здорово. Свидания ей в библиотеке назначал... Девчонка
была - как с картинки! Или из передачки "Эн-Эйч-Кей""NHK - "Корпорация
всеяпонского телерадиовещания". Заправляет двумя некоммерческими каналами
японского телевидения, ведет целый ряд довольно назидательных
общеобразовательных программ" про счастливые школьные годы...
Готанда отхлебнул еще виски и покачал головой.
- В университете, правда, кое-что изменилось. Война во Вьетнаме,
молодежные бунты по всей стране, Единый Студенческий Фронт - ну, сам
знаешь... Я, конечно же, опять выбился в лидеры. Там, где хоть что-нибудь
движется, меня обязательно вперед выдвигают. По-другому просто быть не
могло. Баррикады строил, в коммуне жил - свободная любовь, марихуана, "Дип
П"рпл" с утра до вечера... Словом, делал то же, что и все вокруг. Потом
пригнали спецвойска, всех отловили, подержали в камере немножко... После
этого заняться стало нечем. И вот как-то раз девчонка, с которой я тогда
жил, затащила меня в молодежный театр - что, говорит, слабо попробовать? Я
сперва думал: попробую шутки ради - но постепенно во вкус вошел. Не успел
и втянуться, как мне, новичку, роль хорошую дали. Да я и сам уже
чувствовал, что способности есть. Изображать других людей, чужие жизни
играть... Природная склонность какая-то. Года два в театре провел - и в
той, подпольной среде даже стал знаменитостью... Жизнь у меня тогда была -
полный бардак. Пьянки, бабы какие-то бесконечные... Ну, да в те времена
все так жили. И вот как-то приходят ко мне с киностудии и предлагают: мол,
не хочешь ли сняться в кино. Интересно стало, решил попробовать. Тем
более, что и роль была неплохая. Сыграл им, помню, такого чуткого и
ранимого парнишку-старшеклассника. А они мне - раз! - и следующую роль
предлагают. И тут же телевидение сниматься зовет. И пошло-поехало, как по
рельсам. Свободного времени оставалось все меньше, и с театром пришлось
расстаться. Со сцены уходил - чуть не плакал. Но другого выхода не было.
Не киснуть же всю жизнь в подполье! Так хотелось выскочить в Большой
Мир... И вот пожалуйста - выскочил. Крупный специалист по ролям врачей и
школьных учителей. В двух рекламных роликах снялся. Таблетки от живота и
растворимый кофе. Вот тебе и весь "большой мир"...
Готанда глубоко вздохнул. Со всем своим профессиональным шармом. Но
все-таки вздох оставался вздохом - очень грустным и искренним.
- Жизнь как на картинке, тебе не кажется? - спросил он.
- Ну, нарисовать такую картинку тоже не каждому удается... - заметил я.
- В общем, да... - вяло согласился он. - Мне, конечно, везло все время,
тут я спорить не стану. Но если подумать - я же ничего не выбирал себе
сам! Иногда просыпаюсь ночью, и так страшно делается - сил нет... Лежу в
холодном поту и думаю. Где она, моя жизнь? Куда запропастилась? Куда
подевался тот настоящий "я", каким я когда-то был? Всю дорогу - сплошные
чужие роли: мне их навязывают постоянно, а я все играю да играю. И при
этом ни разу - ни разу! - ничегошеньки не выбирал себе сам...
Я не знал, что на это сказать. Что тут ни скажи - похоже, все будет мимо.
- Я, наверно, слишком много о себе болтаю, да? - спросил Готанда.
- Вовсе нет, - покачал я головой. - Хочешь выговориться - валяй,
выговаривайся. Я никому не скажу, не бойся.
- Вот как раз этого я не боюсь, - произнес Готанда, глядя мне прямо в
глаза. - И никогда с тобой не боялся. Тебе я доверяю. Сам не знаю, почему.
Такие вещи не говорят кому попало. То есть, я об этом не говорил почти
никому. Только жене и сказал. Все как есть, от чистого сердца. Мы с ней
вообще очень искренне все друг другу рассказывали. И отлично ладили.
Понимали друг друга с полуслова, и любили по-настоящему... Покуда ее
чертова семейка все вверх дном не перевернула. Оставь они нас в покое - мы
бы с ней и сейчас замечательно жили. Только она постоянно колебалась в
душе... Все-таки ее в очень жесткой среде воспитали. Против семейства и
пикнуть не смела. Ужасно от них зависела. Ну, я и... Впрочем, ладно,
что-то я заболтался. Это уже совсем другая история. Я только хотел
сказать, что с тобой я могу говорить откровенно и ничего не боюсь. Просто,
может, тебе все это выслушивать - в тягость?
- Нет, не в тягость, - покачал я головой.
Затем Готанда ударился в воспоминания о нашей лабораторной эпопее. Сказал,
что во время опытов всегда ужасно напрягался, боясь сделать что-то
неправильно. Потому что потом должен был показать, как это делается,
девчонкам, у которых не получалось. И что всегда завидовал мне, потому что
я все выполнял спокойно, да не по инструкции, а как сам считал нужным.
Я хоть убей не помнил, чем именно мы тогда занимались, и совершенно не
представлял, чему он там мог позавидовать. Все, что я помнил - это как
безупречно двигались его руки. Как мастерски эти руки зажигали газовую
горелку, как настраивали микроскоп. И как девчонки в классе следили за
каждым его движением - так, будто на их глазах совершалось чудо. Я же если
и оставался спокойным, то лишь по одной-единственной причине: все самое
сложное всегда выполнял он сам.
Ничего этого я ему не сказал. Я просто молчал и слушал.
Через некоторое время к нашему столику подошел одетый с иголочки мужчина
лет сорока, с чувством хлопнул Готанду по плечу и раскатисто произнес:
- Здорово, старик! Тыщу лет не виделись, а?
На его запястье поблескивал "ролекс" - столь неприкрыто-пижонского вида,
Корнев Павел
Роллинс Джеймс
Андреев Николай
Соломатина Татьяна
Никитин Юрий
Посняков Андрей