мосту.
встретили смуглолицые горцы, проводили машину в тесный дворик, где
дворянские ампирные конюшни были превращены в гараж. Вахид, элегантный, в
белой рубашке, с маленьким галстуком-бабочкой, стоял на заднем крыльце.
сомневался в вашей пунктуальности. Проходите.
сквозь коридоры, уютные зальцы, где стояли компьютеры, сейфы с электронными
замками, сидели сосредоточенные чеченцы, темноволосые красавицы-секретарши,
шел непрерывный счет, нежно позванивали телефоны, звучала негромкая
чеченская речь.
когда они вошли в знакомый кабинет и охранники плашмя положили на стол
чемоданы, - не сомневаюсь в достоинствах людей, с которыми мне поручено
вести переговоры. Мы только посмотрим на содержимое. - Он кивнул, и по его
взгляду охранник открыл незапертые чемоданы.
охрану. - Если бы вы знали, как вовремя пришли эти деньги, - он обращался к
Белосельцеву приветливо, не опасаясь того, что искренность будет
использована Белосельцевым ему во вред. - У русских есть представление, что
добытые чеченцами деньги идут на строительство вилл, на предметы роскоши, на
покупку земель в Анталии. Это заблуждение. Сегодняшние чеченские политики -
аскеты и пуритане. Мы не можем себе позволить построить даже лишнюю мечеть.
Все деньги идут на закупку оружия.
обморочность. - Чечня набита оружием.
Белосельцевым как с другом, которого не нужно бояться. - К этой войне
готовится Россия, готовимся мы. Кавказ становится расширяющимся полем боя,
которое потребует много оружия. Мы закупаем госпитали, артиллерию, формируем
свою авиацию. Создаем укрепрайоны в столице и в горных ущельях. Народ
мобилизован и готов сражаться. Быть может, впервые за всю свою историю мы
обрели мессианскую идею и готовимся ее реализовать. Мы преобразуем Кавказ,
его веру и идеологию, его геополитику и государственное устройство. Чеченцы
лидируют среди кавказских народов, и остальные народы Кавказа признают наше
первенство.
Масхадов не Наполеон и не Гитлер. Ему не дойти до Москвы. - Белосельцев
исподволь управлял разговором, как управляют ручьем, воздвигая на его пути
малые препятствия.
происходит не в Гудермесе. Наша диаспора распространилась до Находки и
Архангельска. Мы контролируем доходные российские отрасли. Так или иначе,
владеем российской нефтью, золотом, алмазами, игорным бизнесом и, что греха
таить, поставками наркотиков. Деньги, которые мы выручаем, будь то тюменские
промыслы или кимберлитовые якутские трубки, идут в Чечню на закупку оружия.
Эти деньги позволяют нам иметь друзей в Министерстве обороны, в
Правительстве, в разведке, на российском телевидении. Однако наши с вами
личные отношения, Виктор Андреевич, основаны не на меркантильных интересах,
а на корпоративном чувстве разведчиков. - Вахид спокойно смотрел на него
из-под сросшихся сине-черных бровей, предлагая предельную откровенность, что
было завершающим психологическим приемом вербовки.
тыла, схватки станут проходить по всей Транссибирской и чеченские взрывники
будет действовать во всех больших городах?
Русская власть должна это знать. Эти деньги, - Вахид кивнул на алюминиевые
чемоданы, - пойдут на создание опорных баз. Но не в Аргунском ущелье, а в
Ставрополе, Казани, Москве. В сущности, они уже созданы. Есть персонал, есть
тайные склады взрывчатки, есть объекты для взрывов. В случае новой войны на
Кавказе Россия должна быть готова к ударам по своим самым чувствительным
центрам, в число которых входят ее незащищенные святыни, такие, как Спас
Покрова на Нерли и деревянная церковь в Кижах.
разведчик, был накануне открытия. Мог стать обладателем драгоценной, не
имеющей цены информации, которую не знал, кому передать. Кругом были враги и
предатели, и заговор, куда он был вовлечен, казался ему всемирным.
пославшая меня сторона просит Арби Бараева вернуть генерала Шептуна
завтрашним рейсом из Грозного. Его возвращение должно быть приурочено к
важному политическому мероприятию и призвано снять напряжение, возникшее у
российской общественности.
сообщу. Если нетрудно, Виктор Андреевич, вашу визитку?
прежних времен. Зачеркнул телефон института, где когда-то работал, вписал
телефон домашний.
элегантный, в шелковой белой рубахе с галстуком-бабочкой.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
остановилась вишневая "мицубиси", шофер опустил стекло, ссыпал пепел
сигареты, посмотрел на него, раскрывая в медленной волчьей улыбке
золотозубый оскал. Белосельцева охватила паника - за ним следили, его
сопровождали. Тайна, которой он обладал, была смертельно опасной. Черный
джип с огромными стеклами, скрывавшими гранатометчиков и снайперов, исчез.
Передал его маленьким голубым "Жигулям", где сидел рыжеватый парнишка, висел
американский флажок, качалась православная иконка. Покрутившись вблизи,
"жигуленок" исчез, передал его кофейному пикапу, который вел небритый мужик
в картузе. Вслед за пикапом к нему прицепился красный форд, управляемый
женщиной с пепельными волосами. Она нервно вела машину, говорила по
"мобильнику", сердито двигала накрашенными губами. Бросила на Белосельцева
раздраженный взгляд, который и выдал ее, - она вела наружное наблюдение,
маскируясь под светскую львицу. Он оторвался от нее, едва не ударив бампером
неуклюжую "Газель". Нарушил правила, пересек осевую линию, ловко ускользнув
от "мерседеса", наполненного агентами ФСБ. Нырнул в туннель, обманув
работников МУРа, которые прикинулись веселыми азербайджанцами в поношенном
"ягуаре". Но выскользнув из туннеля, увидел на доме белую тарелку антенны,
которая следила за ним, поворачивалась в его сторону, передавала изображение
на невидимый экран. Он резко увеличил скорость, ушел от антенны, но впереди,
на высоком здании красовался белый, похожий на страусиное яйцо, шар. В нем
находилась система слежения, передавала о нем информацию в центр слежения,
наблюдатель видел его испуганное лицо. Он был захвачен, оплетен. Его вели, с
ним играли. Куда бы он ни метнулся, он оставался в поле зрения следящих
антенных систем.
отражающим радиоволны составом?" - так думал он, желая освободиться от
навязчивого страха.
восточного ресторана "Тамерлан", выигрыши в казино "Голден пэлас",
перламутровые писсуары фирмы "Ламонти", концерты Киркорова и маленькие
пупырчатые уродцы корпорации "Би Лайн", Белосельцев углядел скромный лист,
извещавший о выставке художника Поздеева, сибирского гения, умершего тихой
смертью среди нарисованных ангелов, цветов и небесных светил. И уже вскоре
был на Крымском валу, оставил машину у пустынного фасада, поднимался по
каменным теплым ступеням.
белесыми деревянными половицами. В сухом теплом воздухе пахло сеном, висели
любимые картины. Он удивлялся, отчего нет людей, лишь сидят на стульчиках
престарелые смотрительницы. Вошел в зал Поздеева, и душистый запах усилился.
Исходил от картин в простых деревянных рамах, где, большие и свежие, стояли
в вазах цветы, смотрели молчаливые животные из заповедных лесов, взирали
спокойные темноглазые лики то ли святых, то ли языческих идолов. Белосельцев
двигался от картины к картине, изображения становились все проще, лишались
портретного сходства, с трудом угадывались люди, цветы и животные, и все
превращалось в движение света. Он остановился перед высокой картиной, на
которой сверкали ромбы, треугольники, сферы, расположенные в чудесной
гармонии. В голубую глубину, словно в толщу прозрачного весеннего льда,
залетел и замер вмороженный солнечный луч. Картина называлась "Чаша" и была
предсмертной работой художника, который удалился от мира и в неустанных
размышлениях и трудах стремился постичь суть бытия. Бытие открылось ему как
равновесие множества миров и пространств, в центре которых находился голубой
прозрачный кристалл. Так Поздеев изобразил Бога, открывшегося ему перед
смертью в прозрении.
Картина не была к нему равнодушна, звала, побуждала к поступку. Он смотрел
на нее не мигая, расширив зрачки, задержав дыхание. Картина стала вдруг
волноваться, как отражение в воде, на которую пал легкий ветер. Холст
перестал быть твердым. В нем открылся тонкий прогал, едва заметная скважина.
И в эту узкую щель, в игольное ушко, торопясь, сбрасывая бренную плоть,
превращаясь в тончайший луч, устремилась душа. Проскользнула в зазор,
оставив опустелое тело безвольно стоять на сухих половицах. Его первый
вольный порыв вознес его над Москвой, и он замер в восторге, опираясь на
воздух, озирая розово-белый город, похожий на срез огромного дерева, в
кольцах, слоях, в радиальных прожилках и линиях. В сердцевине был Кремль,
алый, золотой и дышащий, и если присмотреться к Москве, то это был Спас,
вышитый разноцветным шелком на зеленом полотенце подмосковных полей и лесов.
Шилова Юлия
Флинт Эрик
Самойлова Елена
Пехов Алексей
Пехов Алексей
Беляев Александр