ванной открылись краны, ерзнула занавеска, потом переключился смеситель и
заработал душ. Щелчка шпингалета среди этих звуков не было. Можно идти.
"Позвольте потереть спинку".
"Простите, я не могу найти спички".
"Вы не подскажете, который час?"
Ах да, мы уже на "ты".
Петр хлебнул коньяка и покосился на дверь. Для мытья рук слишком долго,
для всего остального пока нет повода. В памяти возникла проститутка с
Тверской, вместе с ней проснулась неутоленная жажда. В больничке с любовью
было так же туго, как в бункере у Маэстро.
Когда же он последний раз?.. Петр не смог вспомнить, и это его опечалило,
А Людмила была очень даже...
Он уличил себя в том, что перестает думать головой, и, выбравшись из
кресла, сделал круг по комнате. Попробовал угадать род деятельности
хозяйки - не удалось. Средненький телевизор, видеоплеер, журнальный столик
и покрытый пледом диван. Полсотни книг с неизбежными Кристи и Чейзом. Все
как у людей.
В коридоре прошлепали босые пятки, и Петр напряженно обернулся.
Девушка была голой. На шее и груди блестели, изредка сбегая вниз, капельки
воды. Они пропадали где-то у талии, и Петру мучительно захотелось отдаться
их поискам.
"Людмила, а вам никто не говорил, что вы блядь"?
Петру показалось, что он произнес это вслух, и он замер, ожидая
последствий.
- Чего ты улыбаешься? Я смешная?
- Ты... ты волшебная.
Он почувствовал, что перестает думать вовсе.
Заснула Людмила не скоро. Прежде она доказала, что также неравнодушна к
креслу, а заодно и к приземистому столику. Диван тоже участвовал, но уже
после, когда первая страсть сменилась монотонным исступлением.
* * *
Они мучили друг друга долго - через какое-то время Петру стало казаться,
что их связывают многие годы. Он удивлялся ее порочности, своей силе,
общей изобретательности и тому, как быстро могут сродниться незнакомые
люди.
В пятом часу ночи он осторожно высвободился из-под ее руки и, уйдя на
кухню, закурил. Мозги дрейфовали в море истомы, мысли сносило куда-то вбок.
Поднеся к губам сигарету, Петр раздраженное посмотрел на проклятую
наколку. Надо же, Людмилу она не смутила. Общается с зэками? Да нет, она
вроде не такая. А те двое...
Петр проанализировал историю с нападением и снова отметил ее невероятную
банальность. Полная кинематография.
Вернувшись в комнату, он собрал раскиданные вещи и, прощупав карманы
пиджака, извлек стодолларовую купюру. Он положил ее на подушку, рядом с
хорошеньким личиком.
Уголок бумажки трепетал в такт ровному дыханию Людмилы. Петр понимал, что
это ее не обидит, но он должен был хоть как-то выразить свое
разочарование. Пусть знает, что он о ней думает.
Время близилось к пяти. На улице давно рассвело. Инспектор, зевнув,
апатично посмотрел на одинокую "Волгу". "Волга" остановилась у светофора и
выпустила огненно-рыжую кокетку лет тридцати. Дама поправила на плече
сумочку и засеменила к подъезду. Стало быть, отработала.
И Людмила такая же. Ну, почти. Ей велели - она легла. Сколько оргазмов
заказали, столько и исполнила. Спасибо, не поскупились. И как это они
устроили? Само собой, пасли от казино. А дальше? Допустим, везли за ним и
Людмилу, и тех ублюдков. Высадили их чуть поодаль и... И ребята
добровольно расстались со здоровьем. Что-то не верится. Да и нельзя было
так быстро сконструировать эту мизансцену. Квартира опять же. Кто мог
заранее сказать, где он вылезет? Или у них в каждом доме блатхаты имеются?
Нет, Людмила не такая. Познакомились, конечно, отвратительно, но в жизни
бывают и более странные случаи. А то, что все так легко получилось...
почему бы и нет? Взрослые же люди.
У нее будильник на семь. Проснется и найдет на подушке сотню. Обидно-то
как! Расстроится, заплачет от унижения...
К Петру не спеша подкатила "Волга", и таксист, пригибаясь к правому окну,
бросил:
- Командир, тебе куда?
- Я не поеду.
- Рискуешь. Следующую тачку раньше чем через час не поймаешь. Не на метро
же тебе тащиться.
- Почему бы и нет?
- Э-э, - заулыбался таксист. - Масть за версту видать. Ты в метро не
попрешься.
- Н-да? А вот тебе загадка: как найти человека, если ничего, кроме
имени-фамилии, не знаешь?
- Не бойсь, командир, - вальяжно ответил он. - Найдем мы твоего человечка.
Петр помялся и сел в машину. Некоторое время он еще переживал за Людмилу,
но водитель заболтал его анекдотами, и Петр отвлекся. Через две сигареты
он уже не мог воскресить в памяти ее прическу, а еще через две вся она
превратилась в какой-то абстрактный символ. Он помнил только то, что
переспал с неплохой женщиной, и этого было достаточно.
Костя встал рано. Борис еще спал - моргал закрытыми глазами и что-то
бессвязно бубнил. Константин постоял над его кроватью, определяя, не
прикидывается ли, и пошел умываться. За неимением щетки почистил зубы
пальцем и, долго сомневаясь, решился наконец воспользоваться хозяйским
станком. Бриться чужим лезвием было противно, но наблюдать торчащие под
носом волосы - противней сто крат. Перед глазами все стояли идиотские усы
учителя географии. Константин свирепо посмотрел в зеркало и погрозил
кулаком. Позавтракав остатками вчерашнего пиршества, он разыскал в
прихожей сумку и достал из нее нож. Затем смочил брусок и, положив его на
газетку, принялся не спеша править лезвие. Затачиваясь, сталь нежно
посвистывала, и от этого звука на душе становилось теплей. Константин
помнил о винтовке и пистолете, спрятанных в одной из подсобок
метростроевцев, но чем больше проходило времени, тем меньше оставалось
надежды на то, что оружие его дождется. Рабочие, диггеры, бомжи - да мало
ли кому приспичит залезть в инструментальный ящик.
С ножичком как-то сподручней. Кондовый, без всяких излишеств, несомненно
бытового назначения. Менты, конечно, могут придраться, но это все же не
"ствол".
Костя оторвался от своего занятия и проверил лезвие на ноготь. Да, к ножу
претензий не будет. Первый же мент грохнет его на месте, причем без
зазрения совести. Гора трупов, как выразился Борис. Детей иногда
спрашивают: четыре - это куча или не куча? Насчет четырех неизвестно, а
четырнадцать - точно куча.
За стенкой было слышно, как проснулся Борис. Охая и задевая ногами стулья,
он оделся и вышел на кухню.
- Ранняя птаха? Брусок у тебя дерьмо. У меня швейцарская точилка, возьми в
том шкафчике.
Константин, не вставая, дотянулся до дверцы и поставил перед собой
коробочку, похожую на ручную кофемолку. Разобравшись в ее устройстве, он
Уважительно поцокал языком и за несколько минут переделал свой нож в финку
с жуткими вертикaльными желобками. Балансировка, и до этого никакая,
пропала напрочь, но метать ножик Костя не собирался. Он вообще не
планировал пускать его в ход, просто имел привычку не выходить в город без
оружия.
- А что, правда есть такая улица - Народного Ополчения? - спросил он,
перекрикивая дрызготню в ванной.
- Где-то в Щукине, - ответил Борис, высовываясь из-за двери.
- Сколько туда ехать?
- Отсюда? Полчаса.
- А число сегодня девятое.
- Девятое, - подтвердил Борис, отдуваясь и закрывая воду.
- Так... - Константин посмотрел на часы. - На все про все тебе пятнадцать
минут. Бензин есть? Хорошо. Тогда хавай, и поскакали.
- Не понял. Я тебе кто - холоп?
- А тут и понимать нечего. - Возмущенный тон Костя пропустил мимо ушей. -
Поедем с этим встречаться, с "больным Е.".
- Вы с ним как - созвонились или ментальный контакт наладили? - с
сарказмом произнес Борис.
- Ментальный. Все, что нас объединяет, - это участие в Народном Ополчении.
Но улица может быть большая. Первый вопрос: где? Ну? Глухо? Пошевели
извилинами.
- Я там был-то всего пару раз...
- Ну и что? Я вообще не был. Я с тебя не место спрашиваю, а принцип.
Допустим, решили мы друг друга найти. У какого дома искать будем? Ну?..
Если сегодня девятое.
- А-а... Понятно.
- Второй вопрос - во сколько.
- Ясно, ясно. В девять, да? А утра или вечера?
- В девять вечера мы будем стоять двадцать первого июля у дома номер
двадцать один, - терпеливо объяснил Костя.
- Так ты целый месяц туда мотаться собираешься?
- Надеюсь, не придется.
Шилова Юлия
Конюшевский Владислав
Орловский Гай Юлий
Акунин Борис
Андреев Николай
Белов Вольф