доказать свою полную невиновность. В эту минуту ему было все равно, пусть
даже его поймают. Только бы внушить Джану и Бриттену страх, заставить их
бояться его, его черной кожи, его униженной покорности!
нужно.
остановке. Подошел трамвай, он сел и поехал в сторону Черного пояса,
обдумывая дорогой, что написать в письме. Он нажал на кнопку звонка,
требуя остановки, сошел и зашагал по тихим улицам негритянского квартала.
Он проходил мимо пустующих домов, белых и безмолвных в тишине вечера. В
одном из этих домов спрячется Бесси и будет ожидать машину мистера
Долтона. Но все дома, которые ему попадались, были ветхие; в такой дом
страшно даже войти, как бы он тут же не обрушился. Он шел дальше. Нужно
было все-таки выбрать дом, из окна которого Бесси будет видно, как коробка
с деньгами полетит на мостовую. Он прошел до Ленгли-авеню и свернул к
скверу, на Уобеш-авеню. Здесь тоже было много нежилых домов с черными
окнами, похожими на глаза слепца, домов, точно скелеты подставляющих
зимним ветрам свои обсыпанные снегом ребра. Но среди них не было ни одного
углового. Наконец на углу Мичиган-авеню и Восточной тридцать шестой улицы
он увидел то, что ему нужно. Это был высокий белый пустой дом, стоявший на
ярко освещенном перекрестке. Отсюда, встав у любого из фасадных окон,
можно смотреть во все четыре стороны. О! А фонарь? Он зашел в аптеку и
купил за доллар электрический карманный фонарик. Он сунул руку во
внутренний карман пальто: проверить, там ли перчатки. Вот теперь все
готово. Он перешел улицу и стал ждать трамвая. У него озябли ноги, и он
топтался на снегу, в толпе других ожидающих. Он ни на кого не смотрел; это
все были слепые люди, такие же слепые, как его мать, брат, сестра, Пегги,
Бриттен, Джан, мистер Долтон, и незрячая миссис Долтон, и тихие пустые
дома с зияющими черными окнами.
КОМПАНИИ ЮЖНОЙ СТОРОНЫ. Он слыхал, что Жилищная компания Южной стороны
принадлежит мистеру Долтону, а дом, в котором он жил, принадлежал Жилищной
компании Южной стороны. Он платил восемь долларов в неделю за комнату,
кишевшую крысами. Он никогда не видел мистера Долтона до того, как
поступил к нему шофером; квартирную плату мать вносила в контору компании.
Мистер Долтон пребывал где-то далеко и высоко, недосягаемый, словно бог. У
него были дома на всех улицах Черного пояса, и в кварталах, где живут
белые люди, у него тоже были дома. Но Биггер не мог бы поселиться
где-нибудь "за чертой". Хотя мистер Долтон жертвовал миллионы долларов на
негритянское просвещение, квартиры неграм он сдавал только в этой
отведенной им части города, в этих полусгнивших, готовых обрушиться домах.
Биггер угрюмо сознавал это. Ладно, он пошлет письмо. Он им задаст жару.
Бесси. Ему пришлось пять раз позвонить, пока он добился ответа. Ах ты
черт, верно, напилась, подумал он. Он поднялся по лестнице и увидел, что
она высунула голову из-за двери и разглядывает его покрасневшими от сна и
виски глазами. Он сомневался в ней, и это его пугало и злило.
из-за нее попасться. Он подошел к комоду, сдвинул в сторону ее флакончики,
гребенки и щетки, вынул из кармана свой пакет и положил его на расчищенное
место.
помогала, так тебя и без этого упрячут в тюрьму.
комоду. Он развернул свой пакетик, скомкал обертку и швырнул в угол. Бесси
машинально нагнулась поднять ее. Биггер захохотал, и она поспешно
выпрямилась. Да, Бесси тоже слепая. Он собирается писать письмо с
требованием тысячного выкупа, а она беспокоится о чистоте своей комнаты.
очинен.
Окровавленное лезвие, поблескивающее в отсветах огня, встало у него перед
глазами, и ему вдруг сделалось жарко от страха.
вернулась и подала ему кухонный нож.
приложила к губам. Потом она легла на кровать и повернулась лицом к нему.
В зеркале, стоявшем на комоде, ему видны были все ее движения. Он очинил
карандаш и разгладил лежавший перед ним листок бумаги. Он уже хотел
приняться за письмо, как вдруг вспомнил, что не надел перчаток. Ах ты
черт!
стулом, перчатки свисали у нее с ладони.
мешал.
нерешительности. Нужно изменить почерк. Он переложил карандаш в левую
руку. И писать печатными буквами. В горле у него пересохло, он проглотил
слюну. Так, теперь с чего начать? Как только я получу от вас десять тысяч
долларов... Нет, это не годится. Не нужно говорить "я". Лучше - "мы".
"Ваша дочь у нас", медленно вывел он большими круглыми буквами. Да, так
лучше. Теперь нужно дать мистеру Долтону понять, что Мэри жива. Он
написал: "Она цела и невредима". Теперь предупредить его, чтоб он не
обращался в полицию. Нет. Сначала еще что-нибудь насчет Мэри. Он
наклонился и написал: "Она хочет вернуться домой..." Вот, а теперь про
полицию. "Если вы хотите получить вашу дочь целой и невредимой, не
пытайтесь обращаться в полицию". Нет, что-то не то. От возбуждения у него
горела вся кожа на голове, ему казалось, что он чувствует каждый волос в
отдельности. Он перечитал последнюю строчку, вычеркнул слово "целой" и
надписал "живой". На секунду он замер, застыл в неподвижности. Потом
внутри у него началось какое-то медленное, леденящее, нарастающее
движение, как будто в этом тесном пространстве заключен был весь
круговорот планет. У него кружилась голова. Усилием воли он овладел собой
и снова сосредоточил свое внимание на письме. Теперь нужно сказать о
деньгах. Сколько? Десять тысяч, да, не меньше. "Положите в коробку от
ботинок десять тысяч бумажками по 5 и 10 долларов..." Правильно. Где-то он
так именно и читал... "и завтра вечером несколько раз проезжайте на машине
по Мичиган-авеню от Тридцать пятой до Сороковой и обратно". Так им будет
трудно узнать, где именно прячется Бесси. Он продолжал писать: "Вы должны
ехать с мигающими фарами. Когда в окне одного дома три раза подряд
зажжется свет, кидайте коробку прямо в снег и уезжайте. Сделайте все так,
как сказано в этом письме". Теперь подпись. Но какая? Нужно придумать
что-нибудь такое, чтоб навести их на ложный след. Ага, вот! Подпись будет
"Красный". Он старательно вывел печатными буквами "Красный". Но почему-то
ему показалось, что этого недостаточно. Ах, вот что. Он нарисует такой
значок, как на тех коммунистических книжечках. Что там было, на этом