глазом и замолчала. И правильно сделала. Мы сели в машину, он на
водительское место, а мы сзади, и поехали. Внимания на нас он не обращал и
ничуть не беспокоился, что мы можем сделать что-то предосудительное с его
точки зрения. А мы и не собирались: в его присутствии даже шевелиться не
хотелось. Мы пересекли площадь, свернули влево, проехали пару кварталов и
оказались в переулке во дворе большого здания. Остановились возле двери с
табличкой "Служебный вход". Дверь была новой, а табличка старой. Тип
вышел, кивнул нам и толкнул дверь. Мы прошли длинным коридором, который
закончился комнатой с решетками на окнах, с большим сейфом, письменным
столом и длинным рядом старых стульев. Тип кивнул еще раз, и мы устроились
на стульях.
снял трубку и что-то пробормотал замысловатой скороговоркой. Потом сел и
вроде бы стал ждать. И мы стали. Рядом с сейфом оказалась дверь, она
открылась, и в комнату вошел мужчина, моложавый, хорошо одетый. Очки в
золотой оправе, борода и усы делали его похожим на русского интеллигента
начала века.
померцала глазами и кивнула, а я подумала: может, вскочить и сделать
книксен, но мысль эта показалась мне не совсем удачной, и я ограничилась
тем, что ответила:
сказал:
Соньку, та головой покачала, боясь рот открыть, понимая, что в обществе
такого мужчины икать совершенно неприлично. Заподозрив, что Сонька
глухонемая, он стал обращаться ко мне. Я приободрилась от уверений, что
бояться нам нечего, вид имела смиренный и доверительный, преданно смотрела
ему в глаза, но на всякий случай готова была зареветь в любую минуту. В
этот момент по щеке Соньки скользнула одинокая слеза: это ее так проняло
оттого, что говорить она боялась, а молчать не было сил, но очкарик решил
по-своему - похлопал рукой по ее ладошке и сказал опять же не без
некоторой приятности:
раз и изрекла: - Покойники.
переводчиком, я с готовностью перевела:
"черта лысого", но потом крутнула головой и примолкла. Перевести я не
смогла и только пожала плечами.
пройдет.
сосредоточившись на мне.
избрал, чтобы встретиться с вами, - витиевато начал он, а я всерьез
забеспокоилась: когда современный русский человек начинает изъясняться
подобным образом, это пугает. - Однако причина должна быть вам понятной.
Вы, вольно или невольно, оказались в эпицентре событий, которые беспокоят
многих.
навсегда.
вопросы и буквально вывернул меня наизнанку. Через полчаса я почувствовала
себя кусочком лимона в стакане с недопитым чаем. Но коечто и сама узнала,
полезное. Ведь вопросы тем и хороши, что в них уже заложена определенная
информация. Надо лишь ее выудить. Выудила я следующее: передо мной сидел
один из Витькиных хозяев, который хотел знать, кто водит его за нос, и,
кажется, вполне обоснованно подозревал в этом Витьку. Особенно
интересовала его ситуация с Оборотнем. Тут я много сказать не могла, чем
заметно его огорчила. Представив себя Констанцией Бонасье, я очень
трогательно изложила нашу историю вплоть до сегодняшнего дня, преданно
глядя в его глаза, с надеждой обрести поддержку и защиту. По его реакции
было ясно: история ему известна, но он слушал внимательно, как видно,
надеясь извлечь из моего рассказа что-нибудь полезное. Это вряд ли. Потом
он еще поспрашивал. Направление этих вопросов я нс уловила, поэтому они
мне не понравились. Беседа уже длилась больше часа, и он, и я устали.
Наконец очкарик поднялся и сказал:
В комнате сразу возник тип в спортивном костюме и молча повел нас по
коридору, потом через двор к железным воротам. Через минуту мы обрели
свободу. Напротив здания, где мы только что были, помещалось районное
отделение милиции. Вывеска радовала глаз. и Тип повернулся и ушел, все так
же молча, а я затосковала, потому что на Соньку напал столбняк.
совпало с моим.
Ну их к черту, пусть без нас разбираются. Оборотень на днях шлепнет
Витьку, эти хмыри найдут и шлепнут Оборотня, а мы сможем вернуться и
разводить кактусы.
не хотелось.
прошли приличное расстояние пешком. Сонька, как видно, притомилась и
сказала:
приоткрыла рот, выпучила глаза и промычала: "Не-нене". Я пошарила глазами
и тоже открыла рот, потому что рядом тормознула машина, из нее выскочили
два добрых молодца и направились к нам.
поддалась порыву и припустилась следом. Дело зряшное, потому что парни
бегали лучше. Руки сомкнулись на моих локтях наподобие наручников, и
паренек отрывисто бросил:
банальной.
на остановке в количестве шести человек оживился.
бодро зашагал к машине. Парень произнес замысловатое ругательство, что,
впрочем, не удивило: русский человек, да и в сердцах... В общем, мы снова
оказались в машине на заднем сиденье, зажатые двумя конвоирами.
отвечать они не собирались, были деятельные и вроде как напуганы. Бог
знает, кто их напугал, уж конечно, не мы с Сонькой.
стоял, но нам толку от него не было. Вот если бы вывалиться из машины...
Соньке... Правда, и Соньку жалко.
"Элиза".
двери. Дверь была внушительная, металлическая, с "глазком". Конвоир
позвонил, дверь открылась, и мы оказались в просторном холле, заставленном
коробками. Прошли по коридору и вступили в чей-то кабинет, обставленный
кое-как. В кабинете, как видно, шло совещание: сидели четверо мужчин,
молодых, суровых, из тех, кого опасно встретить на большой дороге.
стола хмуро кивнул, что, видимо, означало "подожди". Нас из комнаты вывели
и приткнули в коридоре. Парни закурили, и один другому задал вопрос,
видимо, риторический: