Чтение 38–й страницы книги ~Подставная фигура.~

изменился: немного поседел, поубавилось волос, выпуклый лоб избороздили
морщины, но общий облик не изменился, Макс помнил его именно таким, когда
тот играл в теннис, гулял с ним вдоль реки, спасал в момент ареста... В
сознании словно молния блеснула: вдруг Макс осознал, что подсознательно
сличает отца не со статичным снимком, а с реальным живым человеком, который
бегал с ракеткой по теннисному корту, водил его за руку по набережной Темзы,
прятал, накрывая одеялом, за задним сиденьем потрепанного серого "Остина"...
Он вспомнил детство!

Очевидно, сильнейший раздражитель прорвал блокаду сознания, и детский
подуровень всплыл из черного мрака, занимая место в памяти Макса Карданова.

- Папа! Папа! - кричал маленький мальчик в неприметной одежде, который
только что пробежал разделившую их навсегда проклятую сводчатую арку
проходного двора. - Почему ты не побежал со мной? Там же был дядя Леша, он
бы увез нас вместе! И маму бы забрал тоже! Дядя Леша сильный, он нас любит!

Крик не проникал через бронированное стекло, и подбежавший с той стороны
человек тоже беззвучно раскрывал рот и отчаянно жестикулировал, подсказывая,
что надо делать. Надо было взять тяжелую эбонитовую трубку. И Макс сделал
это. Уже не пятилетний мальчик, нырнувший в сводчатую арку, а вынырнувший из
нее двадцать восемь лет спустя серьезный мужчина. Только почему-то все лицо
у него было залито слезами. Отец, который бросился тогда назад в отчаянной
попытке задержать погоню хоть на минуту, тоже прижал холодный эбонит к уху.
Но ничего не говорил. Глаза его влажно блестели, предательски подрагивали
губы. Сделав заметное усилие над собой, он сжал их в твердую складку.

- Я только сейчас вспомнил все, - сказал Макс. - Последние часы, до
мельчайших подробностей... Как ты мне предложил эту игру, как плакала мама,
как я выскочил из машины и бежал со всех ног... Помнишь эту арку? Ты сказал:
"Она узкая, машина не пройдет, а ты маленький, ты пробежишь..." Помнишь? Я
думал, все дело в том, чтобы пробежать сквозь нее на другую улицу, но не мог
понять: почему ты не побежал вместе со мной?

Он говорил горячечно и быстро, словно в бреду.

- Я не хотел убегать один, я хотел остаться с тобой, но боялся тебя
огорчить и сделал все, что ты мне велел... Я поверил тебе и надеялся, что мы
скоро встретимся, ну вот и дождался... За это время мне дважды стирали
память... Про детство, сказали, я никогда не вспомню... А вот увидел тебя -
и вспомнил...

Он почувствовал, что трубка мешает чему-то, и обнаружил, что пьет виски
прямо из горлышка, не ощущая ни вкуса, ни крепости. Только страшное
напряжение в груди постепенно ослабевало. Приступ горячки прошел, он взял
себя в руки и вытер платком мокрое лицо.

- Я думал, мы выпьем вместе, - как бы оправдываясь, сказал Макс. - Не
знал, что тут будет перегородка... И цветы купил, как дурак...

- А я думал...

Человек из прошлого сгреб ладонью лицо, смял, стирая проявления ненужных
эмоций.

- ...Я думал, что это провокация, только не знал - чья. Ведь прошло
столько лет... Как ты попал сюда?

Макс жадно рассматривал отца, который вовсе не напоминал несчастного
старика-арестанта. Моложавый мужчина, на вид не больше пятидесяти, гладкая
кожа, крепкая шея, округлые плечи, ясные, очень внимательные глаза, из
которых исчезли недоверие и настороженность... Даже загар на лице! В голове
крутились слова таксиста Бронека:

"...в Уормвуде он если и не поправился, то, во всяком случае, не сильно
похудел..."

- Алексей Иванович... Он рассказал все и фотографию дал... А где ты
загорел?

- Какую фотографию? Где мы втроем у дворца? Помню, - отец кивнул. - А
загорел... Тут это просто. Солярий, кварц, сауна, бассейн, тренажерный зал.
Можно гулять во дворе... Библиотека, свежие газеты каждое утро...

- А где мама?

- Здесь же, в другом блоке. Мы можем встречаться хоть каждый день. Ее
донимает давление, сейчас она в лазарете.

Врачи не разрешили свидания: нервные нагрузки ей ни к чему.

Судя по спокойствию отца, речь шла об обыденных болячках, не вызывающих
особого беспокойства. Макс поверил, что с матерью все в порядке. Может быть,
потому, что в детских воспоминаниях она занимала немного места.

- Чем ты занимаешься? - спросил отец. Он уже взял себя в руки и казался
совершенно спокойным. - Они обещали позаботиться о тебе...

Макс кивнул.

- Так и было. Хороший детский дом, образование, практичная специальность.
Я - радиоэлектронщик, сейчас работаю в компьютерной фирме.

- Сколько ты зарабатываешь?

К такому вопросу Макс был не готов и брякнул наобум:

- Пять тысяч в месяц.

- "Пять тысяч" - чего? - переспросил отец.

- Рублей, конечно, - усмехнулся Макс. - Не долларов же!

- Ничего не понимаю! Это огромная сумма, столько стоил автомобиль! И при
чем здесь доллары? Раньше за них сажали в тюрьму!

- Раньше! Сейчас все по-другому. Другие цены, другие деньги, другие
законы... Другая жизнь! Не узнаешь.

- Скоро увидим. Через год и девять месяцев. Отец задумался, что-то
прикидывая.

- А может, еще раньше. Где ты живешь?

- Там же, где жили вы...

- Вот как? - Лицо отца напряглось. - Это же служебная квартира?

- Уже нет. Они хорошо относились ко мне. И решали все мои проблемы.

- У нас тоже будут проблемы, - озабоченно сказал отец. - Очень много
проблем. Надеюсь, к ним тоже отнесутся с пониманием...

Он тряхнул головой и сменил тему.

- У тебя хорошее произношение. Часто выезжаешь? Только тут Макс осознал,
что они говорят по-английски.

- Спецшкола, международные контакты, постоянная языковая практика. Может,
перейдем на русский? Отец покачал головой.

- Я его почти забыл. Да и лучше, чтобы язык был понятен персоналу.

- Хорошо, - согласился Макс. - Знаешь, я боялся этой встречи. Боялся
увидеть чужого незнакомого человека. А увидел своего отца. Может, поужинаем
вместе? Ведь вас отпускают ненадолго?

Отец едва заметно улыбнулся.

- Да. Но на шпионов и других государственных преступников это не
распространяется.

- Жаль. Но я рад, что ты прекрасно выглядишь. Мне кажется, от тебя пахнет
дорогим одеколоном. Или морским ветром...

- Это ассоциативное восприятие. Через телефон запах не передается, через
стекло не проходит. Но одеколон у меня действительно неплохой.

- А мама не постарела?

- О, мама! - отец подкатил глаза. - Она в великолепной форме. У нее
просто вторая молодость.

Максу показалось, что в последних словах прозвучал сарказм.

За стеклом появился охранник.

- Пора заканчивать, - сказал отец. Лицо его как-то сразу потухло.

- Ты ни разу не назвал меня по имени... Как меня зовут? По-настоящему? -
неожиданно для себя спросил Макс. - Ведь я не Максим на самом деле, и
никакой не Карданов... Кто я?

Отец напряг желваки, подумал.

- Сейчас не время и не место говорить об этом. Извини. До свидания. Я
надеюсь, что оно не за горами. Ведь так говорят в России?

Том Томпсон улыбнулся, встал и, не оборачиваясь, направился к выходу.
Охранник пропустил его, вышел следом и закрыл дверь.

Макс посидел, сделал несколько глотков из фляжки, покрутил неуместные
здесь цветы. Только что он встретился с профессионалом, разведчиком
высочайшего класса, нелегалом Птицей. У таких людей есть десятки тайников в
душе, куда они привыкли складывать самые сокровенные чувства. Но это была
встреча с отцом, и тот не пользовался тайниками. По крайней мере, Макс был в
этом убежден.

Он отхлебнул виски в последний раз, спрятал фляжку в карман и вышел.
Сейчас ему хотелось только одного: добраться до гостиницы и повалиться
спать. Бархатистые темно-вишневые розы остались лежать на столе комнаты для
свиданий.

- Ну что? - спросил его следующим утром в "Бинго-Бонго" обладатель трех
подбородков, неторопливо разворачивая газету. Он выглядел усталым и
невыспавшимся. Наверное, вредно пить столько пива.

- Я видел его, - сообщил Макс. - Мы узнали друг друга. Он хорошо
выглядит, настроение бодрое...

- А мать?

- Приболела. Давление. Врачи не разрешили свидания.

- Это плохо. Как ваши впечатления? Нервозность, наигрыш, фальшь? -
осведомился толстяк, не отрываясь взглядом от портрета Джона Мейджора на
газетной полосе.

- Исключено, - уверенно сказал Макс. - Он был абсолютно искренен. С ними
все чисто.

- Это хорошо, - сказал обладатель трех подбородков и почесал один из них.
Он не разделял уверенности Макса.

Потому что наблюдение, установленное резидентурой, показало: за два часа
до свидания Карданова с отцом в ворота Уормвуд-Скрабз въехал "Ситроен-ХТ" с
затемненными стеклами. Он не принадлежал сотрудникам и не входил в число
обслуживающего и служебного транспорта. Да если бы и входил, то все равно
должен был остаться на внешней стоянке. Внутрь заезжают только фургоны для
перевозки заключенных.

- Какие у них планы?

- Собираются возвращаться в Москву. Беспокоятся, станут ли решать их