Чтение 38–й страницы книги ~Бешенная~

- Значит, никто, - сказала Даша. - Синее и красное. Не хватает, как легко догадаться, белого. Но сдается мне, ваша физионония этот недостаток восполнит...

Достала "ТТ", звонко оттянула затвор и уперла дуло Марзукову в ухо, левой рукой ухватив за волосы. Пожалуй, его физиономия теперь и впрямь могла дополнить икебану, придавая чисто французский колорит.

- Мозги будут на стенке, - сказала Даша холодно. - Как у того вашего бедняги. Только там была простая побеленная стена, а на ваших синих обоях все будет выглядеть гораздо сюрреалистичнее. Совершенно в духе Дали. "Мозги проныры на стенке". Вам нравится Дали?

Флиссак, с каменным лицом усевшийся у двери, наблюдал эту сцену и не препятствовал. Глаза, правда, стали чуточку испуганными - определенно вспоминал о загадочной славянской душе.

- Да вы же не станете...

- Стану, - сказала Даша. - Я же шизанутая, вы не забыли? Или наркоманка со стажем, - и с хорошо разыгранным бешенством прошипела: - Я тебе мозги вышибу, как пробку из бутылки, козел! Ты мне жизнь поломал! Из-за тебя, сучонка, травят, как волка позорного! - и посильнее вогнала дуло в ухо. - Мне сидеть - ну и хрен! Отсижу, выйду. А твои мозги будут совочком соскребать...

Все патроны лежали у нее в кармане, и обойма, и ствол были пусты, пистолет сейчас годился только на то, чтобы забивать им гвозди. Расчет был довольно бесхитростным и опирался на две фундаментальных аксиомы. Во-первых, Марзуков - трус, слабак и шестерка. Во-вторых, он молодой, даже моложе Даши, и, как многие его ровесники, взахлеб глотавшие западные боевики (а он был видеоманом, Даша точно выяснила), незаметно проникся кое-какими стереотипами жанра. Иначе и быть не может, кабинетик тоже, несомненно, взят откуда-нибудь из "Биржи". Он тысячу раз видел такую ситуацию на экране: оклеветанный, подставленный и скомпрометированный сыщик, остервенев, врывается к роковому Главному Злодею, попирая законы, наплевав на все законы, одержимый лишь жаждой мщения. И в такой ситуации, как учит нас важнейшее из всех искусств, сыщик без колебаний вышибает злодею мозги.

С человеком постарше и потверже духом этот номер, пожалуй что, и не прошел бы. Но, судя по белому лицу Марзукова, он искренне верил, что кинематографические штампы сработают и в реальной жизни.

Зазвонил телефон. Даша сняла трубку левой рукой, послушала и сказала:

- А его нет. И не будет. В администрацию уехал. Дверь, обитая настоящей кожей, была, безусловно, звуконепроницаемой. Страсть Марзукова к роскоши сыграла с ним злую шутку. Если особенно не орать, никто и не заподозрит, что внутри идет задушевная беседа.

- Ну, мы будем говорить, или раскинешь мозгами? - спросила Даша нежно. - Это все можно и без выстрелов прекрасно оформить.

Обернулась к Флиссаку:

- Дорогой, ты не забыл ножик взять?

Флиссак полез в карман и продемонстрировал нож-выкидушку, купленный Дашей четверть часа назад в комке поблизости.

- Чтобы колоть, он не годится, - сказала Даша. - Ударишь - и закроется. Но мне-то всего и нужно - по сонной артерии полоснуть. А потом доказывай, что ты не сам себе глотку перерезал из-за внезапной депрессии, безденежья или женушкиных измен...

Марзуков что-то бормотал. Даша наклонилась послушать.

- ...так и думали, что вы там связались с французами...

- А чем франк хуже марки, петух ты долбаный? - осведомилась Даша самым циничным тоном, на какой была способна. - Так хорошо жилось, а ты мне все поломал, скот...

- Это не я... - пролепетал он. - Это они... Ну, наконец-то, облегченно вздохнула про себя Даша, сохраняя на лице предельную свирепость. Когда начинают, хныча, сваливать все на других - общение, считай, наладилось, лед тронулся...

- Кто, солнышко мое? Я же, кроме тебя, никого в прицеле не вижу... Они далеко, а тебе задницей рассчитываться приходится. Агеев?

- И Москалец тоже, - сказал Марзуков, потея. - Москалец и есть мозговой центр, а Терминатор стреляет и режет, он ничего другого делать и не умеет, "зеленый берет" хренов... Но в рамках этих задач у него голова, признаю, работает. Только он, по-моему, больной. На голову.

- Да все вы тут больные на голову... - сказала Даша, но, почувствовав, что впадает в совершенно не нужную для дела патетику, резко сменила тон: - Чья это была идея? Я о двадцать пятом кадре.

Марзуков дернулся, жалобно уставился на нее:

- Так вы знаете?.. Флиссак аж подался вперед, навострив уши.

- Доперла в конце концов, - не без законной гордости сказала Даша. - С подсказками, правда, но все равно доперла. Ты сейчас будешь смеяться, но, как мне объяснил самый настоящий доктор медицинских наук, без вашего ЛСД я могла и не додуматься. Вот так... Или додумалась бы, но гораздо позже. А вы мне фантазию расшатали, тормоза сняли... - она обернулась к напарнику. - Неужели еще не доходит, мон анж? При демонстрации фильма сознание фиксирует лишь двадцать четыре кадра в секунду. Если вмонтировать двадцать пятый, человек не осознает, что он увидел, не вспомнит, если его спросят, - но в подсознании эта информация впечатается намертво. И если это рекламный призыв, у человека появляется неудержимая тяга его выполнить...

- Мон дье! - сказал Флиссак потрясенно, добавил несколько фраз на родном языке. - Все искали нечто электронное, психотронное, коварнейше-сложное... Ну конечно же, двадцать пятый кадр, хрестоматийный опыт американцев еще в конце пятидесятых... "Покупайте попкорн!"

- Ага, - сказала Даша. - Хорошо забытое старое. Тогда после "заряженного" фильма зрители все окрестные ларьки с попкорном повымели подчистую. Сами не понимая, с чего их вдруг потянуло на кукурузу. А если вместо кукурузы предлагают продавать имеющиеся у тебя акции? И непременно определенной фирме? И вдалбливают это часами, неделями... Настойчиво повторяют, должно быть, что акции самые ненадежные, что они вскоре совсем обесценятся и нужно от них поскорее избавиться? Сдается мне, родной папаша поймался на эту штуку. Тут у любой акулы бизнеса поедет крыша, не говоря уж о простом неискушенном народе вроде Лени Залупкова... кстати, у простого народа акций тех четырех предприятий, да и Кангарского, было немало. Вот вам и разгадка, отчего мсье Марзуков устроил студии кабельного телевидения не только в престижных районах, но и там, где живут работяги, мелкие акционеры, курочка по зернышку клюет...

- Но ведь у вас такое воздействие запрещено законом? - сказал француз.

- Ценное наблюдение, - фыркнула Даша. - Вы еще не заметили, что в наших краях есть милая привычка нарушать законы? Насколько я помню, и у вас во Франции есть такая народная традиция, не зря же у Ги Дюруа голова седая? Так что не будем все списывать на нашу сибирскую дикость. - Она отвела пистолет от головы Марзукова и по неистребимой привычке вместо подоконника уселась на край стола. - Давно развлекаетесь?

- Больше года, - убито сказал Марзуков.

- Процентик-то капал приличный?

- Москалец с Агеевым грабастали львиную долю. А я все тратил на Юльку. У нее запросы выше останкинской телебашни...

Даша оглянулась на стол, где в рамочке стояла цветная фотография белокурой очаровашки:

- А я слышала, она сетует на папочку, не умеющего жить...

- Потому что он все перегоняет за бугор. Черт его знает, что там получится с будущим президентом. Вернее, не перегоняет, ему оттуда же перечисляют...

- Германцы?

- Знаете уже?

- Знаем, - сказала Даша. - Вы в связи с этим никого, милок, заложить не хотите? Самое время.

- Это фон Бреве. Хотя никакой он не фон, и имя какое-то другое, Терминатор однажды обмолвился...

- От немца и получали кассеты?

- Конечно. Они там, у себя, заряжали... А все остальное они разрабатывали втроем - фон Бреве, Москалец и Агеев. Районы компактного сосредоточения мелких акционеров, персоналии крупных.

- А вас на эти военные советы так-таки и не приглашали?

- Приглашали, - нехотя сознался Марзуков. - Но мое дело - насквозь подчиненное. Мне просто говорили, где следует устроить кабельное, даже репертуар фильмов сплошь и рядом они утверждали. Москалец улаживал все с лицензиями и инстанциями - у нас же чиновнички дерут с живого и с мертвого, семь потов прольешь и мешок денег раздашь, если обычным путем... От меня ничего не зависело! Почти что ничего, понимаете?

- Понимаю, - сказала Даша. - Ягненочек среди волков.

- Легко вам издеваться... Думаете, мне самому такое пришло бы в голову?

- Да нет, - сказала Даша, внимательно обозрев его. - Тебе бы не пришло...

- Дела на студии шли из рук вон плохо, другие перехватывали постоянно почти всю рекламу, Юлька от безденежья на стену лезла, кричала, что обязательно разведется. Мне даже стало казаться, что у нее кто-то появился... Хоть в петлю лезь! И тут, когда Юльки дома не было, навещает меня тесть с коньяком. Начинает ходить вокруг да около на мягких лапках. Сначала дальше намеков и не продвинулись...

- А потом ты недвусмысленно дал понять, что готов продать душу дьяволу за звонкую монету? . - Я сказал, что уголовщиной заниматься не буду, но если подвернется что-то чистое, готов...

- Ну да, это не уголовщина, - сказала Даша. - Игра в чику.

- Но ведь это, если вдумчиво разобраться, совершенно безобидно. Вроде МММ. Мавроди не возвращал деньги, а мы за акции расплачивались честно...

- Ну знаешь, еще немного - и я тебе брошусь на шею, рыдать буду от умиления, - сказала Даша. - Экий ты у нас двигатель прогресса... А как насчет всей карусели с кровью и убийствами? .

- Это уже Агеев. Я в жизни пальцем никого не тронул...

- Кто убил Сомова?

- Не знаю... Агеев.

- За что?

- Не знаю.

- Почему же тогда знаешь, кто убил?

- Да что вы меня подлавливаете?

- Что-то ты осмелел, дружок, - сказала Даша, поигрывая пистолетом в опасной близости от его лица, вновь побелевшего, как полотно. - Лапшу мне вешать начал... Ну?

- Сомов случайно обнаружил содержимое. Код. Двадцать пятый кадр. Начал мне намекать, а потом прямо потребовал взять в долю. Я рассказал Агееву...

- За чарочкой словами перебросились? А зачем положили москвичей? У вас ведь с юридической точки зрения все было чисто, права на "Сатанинскую гавань" куплены законно. Чего было бояться?

- Агеев вдруг решил... То есть, я так подозреваю. Некому больше. Меня же не было в Шантарске! Я в Германию летал... за кассетами.

- "Баранов" - это Агеев?

- Агеев.

- А Ольминскую зачем понадобилось убивать?

- Не знаю...

"Врет, - решила Даша. - Не из одного страха потеет, как белый медведь в Африке. И глазки неспроста бегают..."

- Хорошо, а Житенева кто убрал?

- Он же застрелился из Ольгиного "Макара". До "белки" допился, с Сатаной заигрался, ну и...

- А эти так называемые террористы? Случайно они хлопнули, помимо охранника, тех двух? Или тут была своя цель?

- Меня же не было на студии... Даша ласково спросила:

- Кысик, вот ты кого больше сейчас боишься - меня или Агеева?

"Пожалуй, все-таки Агеева, - ответила она сама себе. - Мы с французом - зло внезапное, новое, мимолетное, а Терминатор, Агеев, в жутком ореоле всех смертей - зло устоявшееся, знакомое, свое, насквозь изученное, и оттого заслоняющее все прочие угрозы, даже пистолет под носом. Мы пока что грозим словесно, а Терминатор положил кучу народу..."

- Вас...

- Что же ты виляешь, тварь? Марзуков, собрав, должно быть, всю свою решимость, глянул ей в глаза:

- Если уж пошли такие пляски, пусть каждый отвечает сам за себя. Вы ж, как я понимаю, сейчас не на государство работаете, а на мусью? Давайте полюбовно? Я про убийства ничего не знаю. Это Виталька Агеев. Самый настоящий Терминатор. Будет шагать с улыбочкой и резать с улыбочкой. У меня давно подозрение - ему нравится. Вы ведь вышли на усачевскую фирму...

- Ага. Для чего, кстати, девочки служили? Подбирали компромат на тех, кто ящик не смотрит? И к сатанистам для того же кой-кого затягивали?

- Похоже. Но тут уж целиком Виталькина вотчина... Да, я про Усачева начал. Знаете, почему уехала Ведьма? Она бы и замужем работала, та еще девочка. Из-за Виталия. Он на нее запал, заказал кучу платьев, незамысловатых, вроде ночной рубашки, и каждый раз это платьице резал прямо на ней. Десантным ножом. Она по пьянке проговорилась. Долго резал, по кусочку, на час, бывало, затягивалось. Иначе и трахаться не мог. Она его боялась жутко.

- Но платил, надо полагать, хорошо?

- Конечно. Только бывают ситуации, когда за деньгами погонишься - голову потеряешь. Потом началось и почище. Разрежет платье, положит Ведьму в постель и еще долго водит лезвием по телу. Везде. Ни разу не порезал, только гладил лезвием, - Марзукова передернуло. - Вот тут она и поняла, что пора сваливать, пока жива. У него к рыжим какая-то патологическая тяга. Потому и прилип к Ведьме. И о вас вспоминал, извините, слюнки пуская. Он умный, хитрющий, но что-то звериное всегда проглядывает, дикое...

"Интересно, - подумала Даша, вспомнив свое общение с Мастером. - И тут все сходится".

- Значит, о сатанистах он ничего не рассказывал? Марзуков таращился на нее, вздрагивая всем телом. Беседа начинала буксовать. Не было смысла колоть его насчет убийств - чересчур боится Агеева, да и не используешь его нынешние показания. Даже будь все записано на диктофон, отопрется потом, это не официальный допрос - приватная болтовня шестерки с отстраненным от всех дел, подвешенным в непонятном состоянии опером, махающим к тому же совершенно криминальным стволом... Заявись сейчас милиция, обживать Даше с Флиссаком СИЗО, как два пальца...

- Сайко - акционер Кангарского? - спросила она, вспомнив о кое-каких необработанных детальках.

Марзуков, ужасно обрадованный переменой темы, закивал:

- У него - процентов пятнадцать. Только с ним отчего-то не срабатывало...

- Да потому, что не смотрел он телевизор,- - свысока пояснила Даша. - Не все же - телеманы...

Деликатное покашливание француза напомнило, что и в самом деле пора закругляться, пока не приловили.

Даша кивнула сообщнику, спрятала пистолет в карман. Флиссак достал из сумки небольшую видеокамеру, повозился с ней, огляделся и включил все лампы, какие здесь только были - за окном сгущались сумерки. Задернув шторы и проверив на всякий случай ящики стола (даже у таких, как Марзуков, может оказаться в заначке что-нибудь стреляющее), Даша обернулась к направленной на нее камере. Роли на случай успеха были распределены заранее. Она, глянув на себя в зеркальце, поправила волосы, блузку, ослепительно улыбнулась в объектив:

- Бонжур! Я - капитан милиции Дарья Шевчук, следователь по особо важным делам уголовного розыска, Шантарск, Россия, - и поднесла к объективу свое удостоверение, подержала с минуту, чтобы как следует запечатлелось для истории. - Мне удалось раскрыть преступление, нарушающее закон Российской Федерации, именуемый в нашей юриспруденции...

...Когда Марзуков послушно пробубнил в камеру свое искреннее признание (явно радуясь, что разговор идет только о "двадцать пятом кадре", сваливая все на злых дядей Москальца, Агеева и фон Бреве, совративших с пути истинного бедного мальчишечку), неожиданно для него вступила Даша - с рассказом о череде убийств. Марзуков пискнул и дернулся, но получив (уже за кадром) болезненный удар, заткнулся, скорчившись.

Даша старалась, нагнетая эмоции. "Жульничество в бизнесе - этим, в общем, никого не удивишь, - говорил Флиссак, когда они сюда ехали. - Но убийств наш избиратель не одобряет, особенно массовых. Мы большие гуманисты у себя дома. Напирайте на злых бошей - тут подключится старая французская нелюбовь к соседу, мгновенно вспомнят и Седан, и Марну... Напирайте на то, что вы искренне стремились к свободе, демократии и капитализму, а фон Бреве подсунул вам отравленную конфетку..."

Закончив, Даша похлопала оклемавшегося Марзукова по плечу:

- Прекрасно, мои повр анфан... Теперь, говоря словами поэта, вам осталась одна забава. Держать язычок за зубами. Не надо думать, будто Агеев вас пощадит из уважения к вашей цветущей юности, если честно наябедничаете. Да и тестю я на вашем месте не стала бы исповедоваться. Когда на одной чаше весов

- жирный валютный счет, а на другой - непутевый зятек, любой дурак догадается, куда качнутся весы...

- Чует мое сердце, он все-таки позвонит, - сказал Флиссак в машине.

- И черт с ним, откровенно говоря, - сказала Даша.

- Все же мне несколько непонятны ваши методы...

- Меня отстранили, - сказала Даша. - Таскали в прокуратуру. Вы уже знаете достаточно, чтобы обойтись без лишних вопросов. Не думаю, что меня посадят пли сунут в психушку. Сунут куда подальше, перебирать бумажки в архиве. По медицинским показаниям. И не уволена, и не наказана, но - нет меня. Это кое для кого наилучший выход - человек в таком положении уже никому не опасен и не интересен, сколько бы он ни доказывал с горящими глазами, что он прав и гениален, его похлопают по плечу, фальшиво посочувствуют и постараются побыстрее распрощаться... Только не говорите, что у вас во Франции такого не бывает!

- Бывает, отчего же, - с задумчивым и грустным лицом согласился Фдиссак.

- Быть может, следует переписать кассету и оставить вам копию?

- Благодарю за щедрый жест, но - бесполезно.

- Не хочу лгать, мадемуазель Дария, - возможно, мои наниматели решат, что эту кассету не стоит предавать гласности. Обычно такие дела решаются за закрытыми дверями - смотря который из вариантов предпочтительнее...

- А мне ничем не поможет, если ее прокрутят все ваши телестудии, - сказала Даша. - Не будет же ваш президент просить за меня нашего? И у вас, и у нас и не такое писали - без всяких последствий. Эта кассета меня только в омут потянет... Возьмут и пришьют шпионаж. Вы же не приедете в мою пользу свидетельствовать?

- Не приеду, - согласился Флиссак. - А ваше начальство окончательно устранилось?

- Не то чтобы... - сказала Даша. - Они в таком положении, когда, продолжая меня защищать, рискнут предстать круглыми идиотами. Вас эта пленка устраивает только потому, что за вами - Корпорация... А за нами нет никого. Крутимся, как...

- И все же я не верю, что вы сломались.

- А кто вам сказал, что я сломалась? - фыркнула Даша. - Может, когда-нибудь потом... А пока - подожду. Я на свободе, или где?

- Куда мы едем?

- На тот берег. На станцию "Енисей". Через полчасика пройдет электричка на Семиреченск. Вряд ли вас станут объявлять в розыск, но все равно держитесь осторожнее... В этой одежде и с вашим знанием языка подозрений не вызовете. А может, у вас тоже есть в запасе и российский паспорт? На имя какого-нибудь Сидорова?

Флиссак неподражаемо пожал плечами, вежливо улыбнулся и промолчал.

- Ладно, это ваши заморочки, - продолжила Даша. - В общем, три с лишним часа - и вы уже за пределами Шантарской губернии. В Семиреченске садитесь на первый же поезд западного направления и дуйте до Москвы...

- Мне нужно всего лишь добраться до Новосибирска, - признался Флиссак.- - Там в консульстве есть человек... Если я приду без висящей на хвосте погони и с добычей - он поможет. Кассета уйдет через него.

- Ну, ваши проблемы. Черт вас знает, может, вы и не промышленный шпион, а... Все равно, не мое дело. Уматывайте. Потенциальным покойником меньше. Главное, я эту сволочную братию прижала...

- Вы удивительная женщина, мадемуазель Дария, - сказал Флиссак. - Я понимаю Дюруа... Должен вас огорчить, я чисто промышленный шпион. Если бы все зависело от меня... Но я вам даю слово француза: буду драться, как лев, за шумный вариант финала...

- А говорите, в Европе романтики перевелись, - фыркнула Даша.

- Это не романтика, - серьезно сказал Флиссак. - Я получу много денег, и моя репутация укрепится. Без вас этого могло бы и не быть.

- Эх вы, все опошлили... - засмеялась она. ...В ожидании электрички говорить оказалось не о чем. Оба прекрасно понимали, что другому хочется как можно быстрее рвануть прочь, завершать дело. Сидели В машине и молчали. Потом вдали показалась ярко освещенная змея электрички и Даша распахнула дверцу.

Кроме них, на платформе почти никого и не было - две бабки и поддавший мужик с болонкой под мышкой. Электричка остановилась, скрежеща.

- Привет комиссару, - успела сказать Даша. - Бон вояж...

Флиссак вдруг наклонился, поцеловал ее в щеку и быстро вошел в тамбур. Даша видела, как он ловко, словно коренной шантарец, проталкивается меж

людьми и скамейками. Успел еще обернуться, поискал ее взглядом. Нашел. Печально улыбнулся с тем же галльским изяществом. Даша отдала честь на французский манер, электричка скрежетнула и унеслась, свистя, лязгая, погромыхивая.

Даша осталась одна на щербатой бетонной платформе. Мужик с болонкой, как оказалось, встречал жену - каковая тут же сгребла его и потащила к эстакаде, громко удивляясь, где он при отсутствии денег успел нажраться. Бессвязные оправдания утихли вдали.

Некогда было предаваться философским мечтаниям, равно как и унынию.

Она доехала до Дзержинского райотдела, куда еще не дошли сплетни о ее неприятностях с прокуратурой и отстранении, поговорила со знакомыми розыскниками и получила в полное распоряжение комнатушку с телефоном.

Позвонила Глебу, мельком упомянула о сегодняшней битве с превосходящими силами противника. Когда он попытался выразить сочувствие, бесцеремонно послала к черту, велела немедленно вставить в диктофон новые батарейки, проверить аппаратик и положить на него трубку. Потом минут двадцать кратко и логично излагала всю историю - с именами, датами, необходимыми подробностями и своими выводами. В заключение сказала, не слушая его комментариев:

- Если я завтра утром не позвоню, делай с этим, что хочешь...

Эпилог. Танцуют все!

Даже в сумерках Дом выглядел так красиво, ново и свежо, что в нем, казалось, должны были обитать исключительно добрые и хорошие люди. Светились почти все высоченные окна, на всех трех этажах. Со второго доносились тихие звуки пианино (увы, Даша была не настолько музыкальна, чтобы опознать мелодию), и по двору, огороженному трехметровым, наверное, ажурным металлическим забором, самозабвенно носился, мотая ушами, темно-рыжий сеттер. Среди окрестных панельных девятиэтажек и пятиэтажных хрущевок из рыжего кирпича Дом казался случайным марсианским кораблем.

Девочка лет семи бегала вокруг детской площадки, звонко смеялась, звала собаку. Фонари, разбросанные в тщательно продуманном прихотливом беспорядке, заливали весь двор желтым сиянием.

Площадка была, в общем, немудреная - те же качели, горка, деревянные фигуры смешных зверюшек - разве что отделано вес по высокому классу. Особенно избушка-на-курьих-ножках, теремок с высокой крышей, резными наличниками и лесенкой с фигурными балясинами.

Даша, погасив сигарету в пепельнице, еще пару минут смотрела задумчиво на беззаботный и красивый, совершенно нездешний Дом. Потом решилась. Вылезла, аккуратно заперла дверцу "Нивы", постояла возле машины. Девочка подозвала сеттера, набрала код на входной двери, и оба исчезли в Доме.

Зачем-то нахлобучив шапку на глаза, Даша быстро подошла к калитке, подняла к замку длинную пластмассовую коробочку, нажала кнопки. Коробочка замигала красным и зеленым огоньками, едва слышно пропищала несколько немудреных электронных нот, послышался тихий щелчок. Даша слегка нажала ладонью, и калитка бесшумно приоткрылась на хорошо смазанных петлях. Отмычка двадцатого века, полученная вместе с пистолетом, не подвела. Даша быстро прошла по гладкой, выметенной бетонной дорожке без единого шва, без выбоин, свернула к детской площадке. Взбежала по лесенке в теремок.

Внутрь со двора проникало достаточно света. Посередине - окруженный лавками стол, все небольшое, рассчитанное на детей.

Даша уселась на узкую лавочку спиной к столу, в окошко открывался прекрасный вид на парадную дверь, а в другое она видела калитку. Опустила руку в карман, погладила холодный металл пистолета. Поразмыслив, вынула обойму, передернула затвор, поймала на лету выскочивший патрон, длинный, гораздо больше макаровского, загнала его обратно в обойму. Спустила курок с боевого взвода.

Это не кино, это жизнь. Каждый сделанный ею выстрел сулил огромные неприятности - или, по крайней мере, напрасный выстрел...

Едва слышный скрип - это совершенно самостоятельно отворились высокие ворота, во двор проехала темного цвета иномарка, остановилась у низкого, в три ступеньки, крыльца. Почти сразу же из Дома вышла женщина в светлой шубке и белой шали.

"Мадам Москалец, - определила Даша. - Интересно, случайность это, что она покидает квартиру, или все укладывается в догадки и версии?"

Дама уселась на заднее сиденье, и БМВ - теперь Даша разглядела эмблему - почти бесшумно проплыл обратно к воротам. Они закрылись опять-таки самостоятельно, словно Дом, как в фантастических рассказах, был живой.

Как ни странно, ничего особенного не приходило в голову, не чувствовалось ни возбуждения, ни охотничьего азарта - одна тоскливая и томительная усталость. Слишком много чувств и эмоций было выплеснуто за время следствия, и в самом деле, как ни крути, как ни иронизируй, уткнувшегося в преступление века.

Даша горько улыбнулась в полутьме, прикрывая согнутой ладонью сигарету, - она, честно говоря, ничего такого и не хотела, всего лишь намеревалась хорошо делать свою работу, и не более того. И подумала: сколько бы еще ни оставалось впереди, она вряд ли доживет до конца будущего столетия, а значит, и не узнает, слава богу, что будет в подступающем столетии числиться "преступлением века". Ведь итоги, по справедливости, следует подводить в последний час завершающего столетие года...

Ага! У калитки остановилась темно-красная "Мазда". Высокий человек без шапки, в распахнутом кожаном плаще быстро набрал код, уверенно распахнул калитку и направился к дому. Агеев. Шахматная задача завершается - обширная, почти пустая доска, и три фигуры, всего три. Иногда и трех фигур обоих цветов достаточно, чтобы одна сторона получила мат. Хотя, конечно, кончается и патом, и вечным шахом...

Даша на цыпочках спустилась по лесенке. Отлично пригнанные доски ни разу не скрипнули. Агеев уже нажимал первые кнопки кодового замка...

Она рывком бросила тело вперед, в бешеный бросок, чуть-чуть не рассчитала

- и ударила его всем телом, прижав к искусно раскрашенной под дуб металлической двери. В следующий миг дуло пистолета уткнулось ему в основание черепа.

Агеев не шелохнулся. Почти спокойно спросил:

- С кем имею честь? Дашенька, не ты ли это? Вроде бы твоими духами пахнет...

- Руки повыше, - тихо, яростно сказала Даша. - На дверь. И не дергаться, мне терять нечего...

- Бог мой, какие пошлости... - пробормотал он, поднимая руки. - До чего банальные фразы...

Даша моментально охлопала его левой рукой, обыскала, чуть отодвинувшись и держась так, чтобы не нарваться на удар ногой.

- У тебя, правда, пистолет настоящий? - спросил он негромко. - Где раздобыла, если не секрет?