Чтение 38–й страницы книги ~Кольцо принцессы~

допустили? Сейчас придется сделать компресс... А ну, покажите ноги!

Разувшись и подтянув штанины, Шабанов поставил пятки на соседний стул и
принялся разматывать бинт. Доктор увидел лодыжки, покачал головой.

- У вас еще и ожог! А это откуда?

- Тоже от катапульты, - сдержанно сказал Герман.

- Да что же это такое - катапульта?! Вы же изуродовали себя!

- Сам виноват, ботинки не зашнуровал... Пулевые ранения доктор осмотрел
молча, так же быстро и вынес вердикт:

- Нужна срочная госпитализация! Собирайтесь! Шабанов откинулся на спинку
стула, сказал определенно:

- В госпиталь не поеду! Лечите здесь.

- То есть как - не поеду? Вам необходимо очень серьезное и долгое лечение,
под постоянным наблюдением, - он достал из саквояжа аэрозольный баллончик,
опылил раны и ожоги на ногах. - Одевайтесь!

"А ху-ху, не хо-хо, доктор? - усмехнулся про себя Шабанов. - Может,
поговорим о молекулярной оптике?"

Но вслух сказал:

- Если можете помочь - помогайте здесь.

- В этих условиях? - возмутился Иван Ильич. - Без специального оборудования
и препаратов?.. Даже извлечь пулю нечем! Впрочем, и в лазарете нечем... Я
никогда не видел пулевых ранений... Мне сообщили, обыкновенное воспаление
среднего уха. Я практически ничего не взял с собой!

- Кто сообщил?

- Лев Алексеевич!.. А его! - он сделал страшные глаза, словно сообщал
великую тайну. - А его просила сама Агнесса!.. Что я отвечу им? Бросил вас
с таким тяжелым заболеванием?

- Спасибо за заботу, Иван Ильич. - Шабанов натянул ботинки. - Мой поклон
Льву Алексеевичу... ну и вашей Агнессе. Я остаюсь.

Он сломался, стал растерянным и беспомощным, чем опять пробудил сомнения.

- Хорошо... Ваша воля... Попробую доставить сюда кое-что... А сейчас могу
сделать лишь согревающий компресс... Право же, ничего с собой нет!

- Компресс так компресс, - согласился Герман. - Если он поможет...

Доктор вынул листок промасленной бумаги, положил на нее большой клок ваты,
обильно смочил ее спиртом, затем покрыл серой, марлевой салфеткой и
пленкой; делал все со старанием, любовью, и Шабанов непроизвольно пришел к
мысли, что он скорее всего даже не врач - фельдшер, и ничего, кроме
компрессов да лечения насморка, не может.

- Послушайте, Иван Ильич... Может, мне и внутрь принять? - Герман кивнул на
спирт. - В честь праздника!

- Внутрь? - испугался тот. - Это же спирт!

- Самый чистый напиток! К тому же, если медицинский...

- У вас бред, молодой человек! - умоляюще проговорил доктор. - Не знаю,
удастся ли мне вылечить вас в таких условиях? Если бы вы согласились на
госпитализацию!..

Наконец он приляпал изготовленный бутерброд к уху, привязал полотенцем.

- Посидите немного, - предупредил. - Через минуту начнет греть.

Пока он собирал и укладывал в саквояж свои причиндалы, Герман почувствовал,
как затихает головная боль и волна легкого, приятного жара катится от уха к
горлу и темечку.

И в следующий миг понял, что теряет сознание! Дернулся за НАЗом, и вроде бы
ухватил ее, поднял на колени, но пузырящийся огонь лавой хлынул вниз и
обездвижил тело...

То, что он находится в операционной, или в палате реанимации, Шабанов
определил сразу, по стенам и потолку, выложенными белой плиткой, и все-таки
спросил:

- Где я?..

И лишь потом обнаружил, что лежит на кровати, стоящей посреди комнаты,
совершенно голый и даже ничем не накрытый. В ухе еще чувствовалась
болезненная пробка, но при этом он слышал свой голос, шорох и скрип постели
под собой. Ощущения его были такими, словно он только что катапультировался
и сейчас благополучно приземлился, вернее, завис на деревьях: все
окружающее плыло, мягко качалось, но была уверенность благополучного
исхода. Земля рядом, он жив, и пока еще не так важно, куда упал...

Шабанов оперся руками и сел. Ожоги на лодыжках практически зажили, краснела
молодая кожа, и пулевые раны в икроножных мышцах затянулись, оставив
неглубокие, сморщенные ямки.

- Сколько же я тут лежал? - спросил он, озираясь.

В комнате окон не было, прямо от ног на стене виделся прямоугольник двери
и, на что он сразу же обратил внимание, - никакого медицинского
оборудования, никаких приборов, обычных для операционной, нет даже ламп или
светильников, просто голая, стерильно чистая палата, и не понятно, почему в
ней так светло.

И тепло...

Сознание было совершенно ясным, без всяких провалов памяти. Герман отлично
помнил, что произошло до того, как доктор привязал к его уху коварный,
наркотический или наркозный компресс. Все, до мельчайших подробностей!
Значит, с ума его не свели, а этот Иван Ильич против воли его усыпил и
переправил в госпиталь.

Он еще раз осмотрел стены, потолок и сделал вывод, что находится в какой-то
районной больнице: плитка мелкая, старая, положена неровно, бурый плитчатый
пол хоть и чист, однако же вышаркан от двери к кровати, и сама кровать,
грубовато покрашенная белой краской, узкая и старенькая, а постель под ним,
то есть подушка и простыня, покрыты целлофаном, клетчатым, армированным,
который используют для теплиц. Но пахнет отчего-то не больницей, а летним
лугом, когда скошенная утром трава подвялится на жарком солнце и к вечеру
начинает источать запах нектара. Этим духом заполняется все пространство,
воздух, сама земля и даже вода в реке Пожне напитывается сладковатым,
вездесущим ароматом, и с сумеречной прохладой, вместе с выпадающей росой
все это усиливается, пахнет до головокружения, и лишь к утру медовые
испарения тяжелеют, иногда становятся приторными и, наконец, выпадают на
листья деревьев, на траву, и даже на случайно оставленную материну косынку
липкой, сладкой падью.

В этом одиночном, стерильном боксе запах пади источался откуда-то вместе со
светом...

В следующий момент он напрочь отмел предположение, что это операционная. И
даже не реанимация: в изголовье стоял старенький, какой-то столовский,
железно-деревянный стул и на нем одежда - его высотный комбез, свитер,
майка, трусы с носками, ботинки и самое потрясающее - пистолет-пулемет
"Бизон" висит на спинке. Шабанов вскочил, разгреб одежду...

"Малямбы" на стуле не было!

- Звезда прилетела! - сказал он и сел на кровать.

Колечко на пальце, разумеется, тоже отсутствовало, как и часы на руке, и
офицерский медальон на шее.

Перехитрили, сволочи, не хватило змеиной натуры, чтобы их обдурить.
Понадеялся на свои силы, на гены, унаследованные от бати или бабушки -
теперь расхлебывай кашу! Ведь и пистолет повесили, наверняка прежде
разрядив магазин! Как издевку, мол, давай, парень, попробуй, даем тебе
шанс...